Джеймс Купер - На суше и на море. Сатанстое (сборник)

– Скажи, Сускезус, что же он, в самом деле, сделал? – спросил я, видя, что индеец не собирается отвечать моему негру и сохранил такой вид, будто он решительно ничего не слышал.

– Он избил краснокожего воина, как собаку!

– Ну так что же? Велика важность! – пробормотал Джеп. – Немного постегать краснокожего совсем не вредно!

– Спина воина чувствительнее спины скво; эти удары оскорбили его, он никогда не простит.

– Пусть помнит! Я хорошо его проучил, в прощении его не нуждаюсь. Он был моим пленником. Почему я должен был отпустить его, даже не проучив как следует? Разве я жалуюсь, когда мой господин бьет меня?

– Как видно, я мало тебя бил, иначе ты не посмел бы так рассуждать в моем присутствии, – сказал я. – Перестань сейчас же, не то мне придется тоже проучить тебя!

– Маленькая порка часто бывает очень полезна негру, – заметил Гурт.

Дирк молчал.

– Ну, Сускезус, – обратился я к индейцу, – объясни, в чем дело! Я хочу знать!

– Мускеруск – вождь, а у вождя гуронов кожа чувствительная; он никогда не забывает того, кто его оскорбил!

– Но твой гурон едва ли сумеет разыскать нас: он, естественно, будет думать, что мы остались при войске, и если он надумает нас там разыскивать, то, конечно, не найдет!

– Как знать? Леса полны тропинок, а индеец полон хитрости и коварства! Зачем вы упоминали о Равенснесте?

– А разве кто-нибудь произнес это название в присутствии гурона? – спросил я, более встревоженный этим, чем всем остальным.

– Да, кто-то что-то сказал о Равенснесте, но так, вскользь, что едва ли этот гурон мог что-нибудь понять, – заметил Гурт небрежно. – А впрочем, пусть только вернется, если хочет, мы ему покажем!

Но это было неразумное рассуждение, мое воображение невольно рисовало мне Аннеке, подвергаемую мщению индейца.

– Я послал бы вас, Сускезус, к этому гурону, – сказал я, – если бы вы могли мне сказать, за какую цену он согласится продать нам свое прощение!

Онондаго взглянул на меня многозначительно, затем, приблизившись к Джепу, описал пальцем на его голове линию скальпа. Джеп понял значение этого выразительного жеста и посмотрел на индейца с таким выражением, с каким бульдог смотрит, скаля зубы, на свою жертву, которой он готовится вцепиться в горло. Видя это, я приказал Джепу идти собирать вещи и потом предложил Сускезусу высказаться определеннее.

– Вы знаете индейцев, они сейчас считают англичан разбитыми и повсюду ищут скальпы, они любят всякие скальпы, мужские, женские, детские, потому что все они оплачиваются деньгами и приносят честь!

– Да, – заметил Гурт, – это настоящие дьяволы, как только почуют кровь! Так ты думаешь, что эти французские индейцы проберутся даже сюда, к нашим поселенцам?

– Они пойдут где ближе; остальное им безразлично; ближе всех ваш друг. Но это вам нежелательно, не так ли?

– Конечно! А поэтому проводите нас ближайшим путем в Равенснест. Это укрепленное жилище, где живут особы, которые нам дороже нас самих! – проговорил Гурт.

При последних его словах Сускезус едва заметно усмехнулся.

– Да, та скво недурна, – сказал он снисходительно, – я понимаю, что молодому человеку она нравится, но нам нельзя сейчас идти туда; нужно раньше разыскать друзей, которые меряют землю, ту землю, что раньше принадлежала индейцам!

Это последнее замечание не понравилось мне; оно было, несомненно, вызвано какой-то мыслью, зародившейся в мозгу индейца, которую я нашел нужным объяснить.

– Я весьма рад, что эта земля принадлежала индейцам, – сказал я, – так как в противном случае мы бы не имели прав на нее. Но ведь мой отец и полковник Фоллок, его друг, купили эти земли у могавков и заплатили им за них полностью, сколько те потребовали.

– Краснокожие никогда так не отмеряют землю, – сказал онондаго, – краснокожий показывает рукой, срубает кусты или ветви и говорит: вот бери от этой воды до этой, земля твоя.

– Да, ты прав, мой друг. Так делают индейцы, но так как этот способ мерки земли не пригоден для разделения на отдельные, обособленные фермы, то нам нужно разбить всю эту землю на мелкие участки. Могавки уступили моему отцу и его другу всю землю, которую они могли обойти в течение двух суток, идя от восхода до захода солнца и отдыхая ночью.

– Да, это доброе дело! – воскликнул индеец. – Нога не может обмануть, а перо – большой обманщик!

– Индейцы сами пошли обходить с отцом и его другом землю, и, когда вожди подписали или засвидетельствовали договор и получили оговоренную оплату, мой отец и его друг стали хлопотать об утверждении за ними этой концессии у короля.

– А кто дал королю эту землю? Вся эта земля принадлежит индейцам, а не королю!

– А кто обратил делаваров в женщин? – спросил я. – Не воины ли шести народов?

– Да, мы им помогли, – сказал Сускезус, – воины шести народов велики и могучи, они надели на делаваров юбки, и с тех пор делавары не могут ступать на тропу войны, как и скво. Но что это имеет общего с землей и правами короля?

– А вот что! Воины короля завоевали эту землю точно так же, как воины шести народов завоевали землю делаваров прежде, чем обратили их в женщин.

– Воины короля? А где же они, эти воины? Куда они делись? – спросил Сускезус с невероятной живостью. – Куда же они убежали? Где теперь земля Тикондероги? Чья теперь вся земля на той стороне озера?

– Воины короля потерпели поражение, да! Но за один месяц, за один день все может измениться, и король может вернуть себе все эти земли. Ведь он не продал Тикондерогу французам, как могавки продали нам Мусридж, не заключал с ними договора, они были сильнее и счастливее и отняли; он будет счастливее и назад отнимет. Торг же – дело другое.

– Да, торг хорош и для краснокожих, хорош и для бледнолицего человека. Но как могли и могавки и король продать одну и ту же землю? Значит, они и король вместе владели этой землей?

Как было объяснить индейцу, что частное владение вместе с тем является здесь и владением короля? Но ответить ему все же было необходимо, чтобы не дать укорениться в его мозгу мысли, что мы не имеем законных прав собственника на Мусридж.

– Допустим, Сускезус, что тебе понравилось ружье, принадлежащее двум индейцам; ты бы решил его купить и заплатил бы и тому и другому, сколько каждый запросил. Неужели ты после этого не считал бы себя законным хозяином этого ружья?

Сускезус был поражен этим ответом, он был ему совершенно понятен, и чтобы выразить, что теперь он удовлетворен, он протянул мне свою правую руку и дружески потряс мою. На этом мы и закончили наш разговор на эту тему.

– Онондаго полагает, что французские индейцы могут напасть на Равенснест, но, с другой стороны, он считает, что нам следует прежде вернуться в Мусридж.