Коллектив авторов - Истинная сущность любви: Английская поэзия эпохи королевы Виктории

Мы в радость иль несчастье
Не верим много лет,
Года не в нашей власти:
Что ныне – завтра нет.
Любовь слаба, капризна,
Печалиться полжизни,
И на своей же тризне
Ждёт снова свой рассвет.

Пусть к жизни есть влеченье,
И страх свободы дан:
Мы все ж благодаренье
Поём богам пеан,
Чтоб жизнь не длилась вечно,
Не встал мертвец беспечно,
И реки бесконечно
Неслись бы в океан.

Здесь нет светил восхода,
Не вспыхнет свет никак,
И здесь не плещут воды,
И гаснет звук и зрак:
И нет листвы сезонной,
И жизни нет подённой,
Лишь вечный сон исконный,
Где вечной ночи мрак.

«Встань же, ты, встань же, Мэй Джанет,
Иди со мной на войну».
К себе её притянул он,
Она глядит на волну.

«Ты с белым – красное сеешь,
И с красным – белое жнёшь,
Но всё ж мою дочь ты только
На брачном ложе найдёшь.

Червонец взойдёт на поле,
Пшеница среди морей,
Плод алый на алых розах
Скорее, чем плод твой в ней».

А он в ответ: «По земле я,
Морем её уведу,
Похищу путём измены,
И милости я не жду».

Отец её вдруг хватает,
Платье на дочери рвёт,
Тело обвил сорочкой
И бросил в пучину вод.

Спас капитан её сразу,
Лодку спустив на волну;
«Встань же, ты, встань же, Мэй Джанет,
Иди со мной на войну».

Вот в первый город приплыли,
Был там невесты чертог;
Её в шелка нарядил он,
А стан янтарём облёк.

Вот в город второй приплыли,
Где шаферы пьют до дна;
Её в серебро одел он,
Павой смотрелась она.

Вот в третий город приплыли,
Подружки в злате идут;
В пурпур её нарядил он,
Какое богатство тут.

В последний город приплыли,
Наряд её бел и ал,
Зелёные флаги сбоку,
Вверху флаг златой сверкал.

Её уста благоухают
Лозой, где птицы средь ветвей.
Змея и скарабей [178]венчают
Ей лоб прекрасный меж бровей
И дивных глаз, что всех влюбляют.

На подбородок, шею, щёки
Пал отблеск локонов густых.
Не разобьёт ли нам жестоко
Она сердца, рассыпав их
Вот так, меж пальцев, волей рока?

Как сыплет жемчуг свой небрежно
Сквозь пальцы длинные сейчас,
Что словно перлы белоснежны,
В прожилках синих; их атлас
Подобен росам ночи нежной.

Эрот как будто сквозь преграду
Её закрытых век метал
Змеи иль голубицы [179]взгляды.
И будто рот её впитал
Всю страсть, её души отраду.

Зачем ей жемчуг столь красивый,
Добытый в глубине морской,
На дне Индийского залива,
Зачем любовники, рекой
К царице льнущие ревниво.

Смотри, блестящей острой тенью,
Дрожа у горла и кружась,
К ней речкой, сквозь волос кипенье,
Змея с достоинством вилась,
Укус чей всё предаст забвенью.

И сквозь чешуйки-крылья, властно,
Сквозь иероглиф золотой,
Как пульс любви в них, сильный, страстный,
Она жжёт дивной красотой
Сквозь кольца аспида всечасно.

Под кожей век её усталых
Любовь, события и трон;
И годы засух небывалых;
Сезонов тяжкий перезвон
Звучит стихом во всех анналах.

Ей смерти грезится личина,
Загадка сложная небес,
На лицах жёсткие морщины,
Уста пророков без словес,
Глазницы впалые, седины;

Фантом мистических законов,
Что Рок создаст иль запретит.
Жезл позабытых фараонов,
Чьё имя стёрто с Пирамид,
Их саркофаги, ряд пилонов.

Земля в густом и чёрном иле,
Ящероногий бог реки [180],
Суда, которые тащили
За нос псоглавый бурлаки [181]:
Бог дал им жалкие усилья.

Парящий ястреб [182], непокорный,
Его перо – алмаза блик;
Гадюки, водный червь проворный,
Где влажно-вялый рос тростник;
Блеск горла гибкой кошки чёрной.

Течёт, как свиток, вновь раскрытый,
Пурпурной засухи поток;
Расплав небес, в огне разлитый,
Без ливней, суше, чем песок,
Сжигает грудь земли убитой.

Египет солнце растерзало,
Шершавит губы всем жара,
От зноя щёки пышут ало,
Палят их южные ветра,
Из пыльных врат вонзая жало.

Так она грезила, бледнея,
Наплывом чувств возбуждена.
Для вздохов сердцем холодея;
Ведь больше, чем любовь она:
Род её царский – Птолемеи [183].

Её краса её объяла,
Как сброшенная кожа змей [184]
Провидца как-то покрывала.
Но освящать не стали с ней,
Жрецам быть в коже не пристало.

Она презрит богов основы,
И жизнь, и смерть, и рок, и страх,
Раскол вражды, любви оковы,
Всё то, что есть в людских сердцах,
И что сгубить себя готово.

Она предвидит, шепчут губы
Всё, что решили небеса,
Звучат при Акциуме [185]трубы,
Вдаль убегают паруса,
И абордаж, и дыма клубы.

Как рот смеётся винно-красный!
Закончен праздник жизни всей.
Вот пряный саван, и прекрасный
Груз белой соды для мощей [186],
Покрыли ею труп безгласный.

Он иль не он, как звук гармоний
В живом, в нём жизнь её жила.
И зрит она в пылу агоний
Путь к смерти, что она прошла:
Богиня, рядом с ней Антоний.

Голубоглазый дух вдали
Стремит свой к солнцу путь, смеясь;
За ним гонюсь я от земли,
Пыхтя, трясясь.
Лучи он вяжет за концы,
С дремотной песней мчит вперёд,
Где колокольчик у овцы
Ко сну зовёт.
И я смеюсь, оживлена;
Хотя рыдала до сих пор:
Надеюсь, лягу я одна,
Смежу свой взор.

Меня ты вспоминай, когда уйду,
Уйду в сырую землю на покой,
И не придержишь ты меня рукой,
Когда я повернусь чуть-чуть в бреду.
Мне покажи дней наших череду,
Все замыслы свои, свою нужду
Мне сообщай, и помни день-деньской:
Молиться и советовать с тоской
Я не смогу; ты помни, я ведь жду.
Но если ты забудешь обо мне,
Пусть ненадолго, не горюй тогда:
Ведь если тьма с гниеньем без труда
Мне заглушают мысли, лучше ты
Забудь и улыбайся в тишине,
Чем погружаться в скорбные мечты.

Когда умру, любимый,
Печально ты не пой;
Пусть кипарис и розы
Не плачут надо мной.
Но лишь трава густая,
Что в ливнях, и в росе,
Захочешь, можешь помнить,
Или забыть, как все.

Я не увижу тени,
Не ощущу дождя;
И не услышу боле
Стенанья соловья.
Мечтая в полумраке —
Исчез закат, рассвет —
Возможно, я всё вспомню,
А, может быть, и нет.