Линда Сауле - Самый желтый карандаш

Наконец, я добралась до станции. С первого раза разобраться с отправлениями мне не удалось, но на помощь пришла пожилая полячка, работающая в Лондоне няней. Заметив мой растерянный вид, она вызвалась на ломаном английском объяснить принцип работы и время отправки поездов, идущих в центр города. В конце концов, я купила билет в первую зону, который стоил весьма недешево, и мысленно уже подсчитывала, сколько уйдет на дорогу каждый день. У меня еще не было студенческого абонемента, который помогает существенно экономить на транспорте.

Поезд тронулся, и я, откинувшись на сиденье, достала наушники и отдалась поездке. Поезда меня успокаивают. Они не чета самолетам, где каждые пять минут меня пробивает нервная дрожь от осознания, что подо мной тысячи метров воздушного пространства. В поездах все иначе. В них есть какая-то правильность, никакой недосказанности или непредсказуемости, и они без обмана делают то, что я так люблю – несут навстречу новому.

Центр Лондона захлестнул меня шумом и толчеей. Люди были везде, куда только попадал мой взор. Одни шли вразвалку, никуда не торопясь, другие почти бежали, застегивая на бегу офисные костюмы. Было много молодежи, девушки носили джинсы с высокой талией, а парни – подвернутые скинни 4 4 Скинни – узкие плотно облегающие джинсы. . И почти все молодые люди были в кедах.

Я перекусила в пабе с уличными столиками, выбрав английский завтрак, который давно хотела попробовать, и запила его пивом, целой пинтой, и мое настроение, и без того, приподнятое, поднялось еще выше. Мне не хотелось покидать паб, это сердце Лондона, второй дом для многих его жителей. Мне нравилось здесь абсолютно все: деревянные столы, которые можно было разделить со случайным соседом, выкрашенные в винтажный оттенок наличники окон, как дань уважения традициям, – никакого китча, никакого модерна.

Лавки стояли прямо на тротуаре из крупных каменных плит, и люди все входили и выходили из дверей, все как один – с большими бокалами пива. Я не могла насмотреться на этих людей. Они были так уверены в себе и говорливы настолько, что, казалось, не виделись целую вечность, и никак не могут расстаться, не рассказав все новости за последнее время. Энергично жестикулируя, они похлопывали друг друга по плечу, громогласно смеялись и почти кричали, так что я могла, не вставая со своего места, одновременно послушать несколько историй. Но вот пиво было допито, и стало прохладно. Погода менялась здесь быстро, вот только ты изнывал от жары, а несколько минут спустя набегают тучи и собирается дождь. Я подняла голову. Облака, сизые, расплющенные, широко шагали по небосклону, и было почти невозможно определить, то ли дело шло к дождю, то ли солнце намеревалось выйти вновь.

Я решила пройтись. Мне хотелось слиться с толпой, понаблюдать за манерами, образом жизни, да и просто подышать живительным воздухом, от которого кровь бежала по венам быстрее. Шагая по Оксфорд-стрит, рассматривая витрины и людей, я не заметила, как ноги привели меня к парку. Я проверила на телефоне свое местоположение и с удивлением поняла, что передо мной Гайд-парк, самый знаменитый парк Лондона.

Каменная арка приглашала на маленькую площадь, загаженную голубями, там я не стала задерживаться, а прошла вперед, пересекая две дороги под мерное тиканье светофора, и оказалась в аллее, ведущей вниз. Меня обогнал велосипедист, потом еще один. Он свирепо оглянулся на меня, сверля взглядом из-под ярко-салатового шлема, и я поняла, что засмотрелась по сторонам и не заметила, как оказалась на велосипедной дорожке. Я поспешила вернуться на пешеходную сторону и зашагала вниз. В этот утренний час здесь было довольно пустынно. Справа от меня – насколько хватало глаз – раскинулось зеленое поле, а навстречу мне двигались редкие фигуры собачников со своими питомцами, спортсменов, пожилых пар.

Я шла все дальше под сенью еще зеленых деревьев, и вскоре поле пропало за густой листвой, а я свернула за угол. Тут моему взгляду предстала умиротворяющая картина. Слева раскинулась сонная гладь озера, словно веснушками, покрытая одинокими желтыми листьями, плавающими на его поверхности. С каждым шагом озеро ширилось и открывалось мне во всей своей красе. Это было так, словно в поезде дальнего направления где-нибудь в Индии или на Шри-Ланке, ты, наконец, протиснулся сквозь толпу и добрался до открытого окна, чтобы вдохнуть свежего воздуха, и вдруг увидел океан там, где до того была лишь выжженная земля. Спокойствие этого озера ошеломляло, оно было безбрежным, человеческим, настоящим откровением, словно ждало только меня, чтобы открыться и успокоить взволнованный ритм моего сердца. Я остановилась, боясь даже шумом своих шагов потревожить его великое спокойствие, его почтенную дрему.

По водной глади медленно двигались лебеди, а над самой ее поверхностью с глухим всполохом пролетели какие-то диковинные птицы. Выгоревшие на солнце катамараны, нагроможденные друг на друга, в тишине покоились у кромки воды, напоминая, что летняя суета уже позади, и пора остепениться, подумать о чем-то столь же вечном, как смена сезонов.

Я сбавила шаг, не в силах оторвать взор от открывшейся мне красоты. Навстречу шли люди, а солнце мягко обволакивало их фигуры и замедляло движение, проникая в сердце каждого. Его чуть теплые, осенние лучи цеплялись за деревянные лавки, стоящие на набережной, раскрашивая их припыленно-оранжевыми пятнами. Я присела на одну из них, стараясь впитать всеми порами этот ускользающий момент, это неожиданное благоденствие.

Я прикрыла глаза, и мысли унеслись вслед за искорками света, мерцающими под моими ресницами. Эта секунда была настолько ёмкой, словно в ней заключена неведомая истина, я вдруг поняла, что значит жить одним мгновением. Неужели именно так чувствуют себя маленькие дети, так ощущают себя просветленные? Неужели можно отдаться сиюминутному чувству, полностью раствориться в нем, позволить себе жить в нем, а не ему в себе, как мы привыкли.

Но мысли мои были непослушны, и тревога вновь завладела сердцем. Я размышляла о том, по какой причине оказалась здесь. На смену умиротворению незвано пришло беспокойство, я вдруг почувствовала себя одиноко. Случись что, и мне даже не к кому будет обратиться. Вокруг были люди, город был жив, и эта жизнь бежала без остановки. Но я не знала никого из тех, кто окружал меня. Никто из десяти миллионов жителей этого города не заметит моего отсутствия.

Моему сердцу привычны перемены. Сделав выбор, я не позволяю себе долго сомневаться и обычно не испытываю мук неуверенности, но сейчас от моего решения зависело слишком многое, оно способно изменить последующие три года моей жизни, а, может, и всю мою жизнь. Говоря откровенно, я не сомневалась в выборе места, мне всегда нравилась Англия, ее традиции и образ жизни, но вот выбор профессии вызывал у меня чувство неловкости, словно я сидела на стуле, у которого одна ножка короче трех остальных.