Чарльз Диккенс - Домби и сын

— Тутсъ, — говоритъ д-ръ Блимберъ, — очень радъ васъ видѣть, любезный Тутсъ.

М-ръ Тутсъ ухмыляется.

— И видѣть васъ въ такомъ пріятномъ обществѣ! — продолжаетъ д-ръ Блимберъ.

М-ръ Тутсъ краснѣетъ, какъ піонъ, и обьясняетъ, что имѣлъ удовольствіе встрѣтиться случайно съ миссъ Домби, и какъ она, миссъ Домби, пожелала видѣть старыя мѣста, то вотъ они здѣсь.

— Вамъ конечно, миссъ Домби, — продолжалъ м-ръ Блимберь, — будетъ пріятпо взглянуть на нашихъ молодыхъ друзей. Всѣ ваши прежніе товарищи, Тутсъ. Кажется, вновь никто не прибылъ въ нашу маленькую академію послѣ м-ра Тутса? — прибавилъ д-ръ, обращаясь къ миссъ Корнеліи.

— Кромѣ Байтерстона, — отвѣчаетъ Корнелія.

— А, да! Байтерстонъ поступилъ послѣ м-ра Тутса. Онъ для васъ новое лицо, любезный Тутсъ.

Новое лицо и для Флоренсы, потому что въ учебной залѣ Байтерстонъ засѣдаетъ въ высочайшихъ воротничкахъ, въ накрахмаленномъ галстухѣ и съ огромными часами въ карманномъ жилетѣ. Но прежній мученикъ воспитательно-образовательнаго заведенія м-съ Пипчинъ страдаетъ и теперь въ классической теплицѣ д-ра Блимбера. Вѣрно ужъ ему такъ на роду написано. Его руки и лицо запачканы чернилами; его лексиконъ страдаетъ водянкой отъ безпрестанныхъ справокъ и, потерявъ способнось закрываться, зѣваетъ немилосердно отъ чрезмѣрной усталости. Зѣваетъ и самъ хозяинъ бѣдной книги, притиснутый сильнымъ давленіемъ оранжерейной атмосферы; но въ зѣвотѣ Байтерстона проглядываетъ непримиримая злоба, обращенная на "старика Блимбера", съ которымъ авось когда-нибудь онъ встрѣтится въ Индіи и, ужъ если встрѣтится, не найти ему спасенія отъ поклонниковъ Багадевы, поставляющихъ для себя священнымъ долгомъ отправлять на тотъ свѣтъ возможно большее количество человѣческихъ душъ, стѣсненныхъ въ здѣшней жизни узами грѣшной плоти; старикъ Блимберъ, связанный по рукамъ и ногами кули, сирѣчь индійскими рабами м-ра Байтерстона, будетъ вожделѣнной жервой для этихъ ревнителей человѣческаго спасенія. Такъ грозитъ бенгалецъ Байтерстонъ и страшна его угроза, созрѣвающая въ мстительной душѣ.

Бриггсъ въ потѣ лица работаетъ на мельницѣ человѣческой премудрости; Джонсонъ и Тозеръ вмѣстѣ съ нимъ ворочаютъ жернова классическаго вѣдѣнія. Все — какъ и прежде. Старшіе воспитанники съ необыкновенными усиліями стараются забыть познанія, пріобрѣтенныя въ младшихъ классахъ. Всѣ учтивы и блѣдны, какъ всегда. Магистръ Фидеръ только что завелъ на своемъ органѣ Геродота и гудитъ изо всѣхъ силъ, готовый при первомъ востребованіи прогудѣть другую арію въ классическомъ родѣ.

Визитъ освобожденнаго Тутса произвелъ весьма замѣтное волненіе даже между этими серьезными и чопорными молодыми джентльменами: это, въ ихъ глазахъ, ни больше, ни меньше, какъ герой, перешедшій Рубиконъ и одержавшій блистательныя побѣды на поприщѣ новой жизни. Его великолѣпные панталоны, синій фракъ съ блестящими пуговицами, его галстукъ съ огромной брилліантовой булавкой, — все это становится предметомъ трепетнаго благоговѣнія длн прежнихъ товарищей м-ра Тутса. Не удивляется одинъ Байтерстонъ, желчный Байтерстонъ, который смотритъ даже съ нѣкоторымъ презрѣніемъ на свѣтскаго модника и не скрываетъ этого презрѣнія. "Посмотрѣлъ бы я, — шепчетъ Байтерстонъ, — какъ бы онъ разыгралъ эту роль въ Бенгаліи, тамъ, гдѣ я родился, гдѣ живутъ мои родственники. Матушка однажды подарила мнѣ изумрудъ, принадлежавшій самому раджѣ и вынутый изъ-подъ его скамейки, огромный, богатѣйшій изумрудъ, который, господа, не мерещился вамъ и во снѣ! Вотъ оно такъ!"

Видъ Флоренсы теперь, какъ и прежде, возбуждаетъ нѣжнѣйшія страсти въ сердцахъ молодыхъ джентльменовъ, кромѣ, однако, Байтерстона, который, по духу противорѣчія, остается холоднымъ и твердымъ какъ гранитъ. Мрачная ревность возникаетъ въ сердцѣ м-ра Тутса, особенно, когда Бриггсъ открыто выразилъ мнѣніе, что онъ, Тутсъ, собственно говоря, отнюдь не старше своихъ прежнихъ товарищей. Дерзкая мысль немедленно опровергнута торжественнымъ и громогласнымъ обращеніемъ къ Фидеру, магистру всѣхъ искусствъ:

— Какъ ваше здоровье, Фидеръ? — воскликнулъ м-ръ Тутсъ, — я, вы знаете, остановился въ гостииицѣ «Водфордъ». Не угодно ли вамъ сегодня пожаловать ко мнѣ откушать. Попируемь на славу и помянемъ старину за шипучей бутылкой.

Магистръ Фидеръ вѣжливо раскланивается и благодаритъ. Послѣ такой демонстраціи ни одинь дерзновенный не смѣетъ сомнѣваться въ неоспоримомъ старшинствѣ м-ра Тутса.

Слѣдуютъ затѣмъ церемонные поклоны, пожатія рукъ и пламенныя желанія со стороны каждаго джентльмена унизить Тутса въ глазахъ миссъ Домби. Обозрѣвъ съ приличными улыбками и остроумными замѣчаніями свою прежнюю конторку, м-ръ Тутсъ выходитъ изъ классной залы съ м-съ Блимберъ и миссъ Корнеліей Блимберъ. Докторъ всѣхъ наукъ выходитъ послѣднимъ и, затворяя дверь, громогласно произноситъ:

— Господа, мы начнемъ теперь наши занятія!

Эти слова мерещатся доктору и въ говорѣ морской волны, и въ мечтахъ его фантазіи, и ничего больше, кромѣ этихъ словъ, не слышитъ д-ръ Блимберъ всю свою жизнь.

Затѣмъ м-съ Блимберъ и Корнелія Блимберъ ведутъ Флоренсу наверхъ, туда, гдѣ покоился ея маленькій братецъ. Деликатный Тутсъ, признавая себя лишнимъ въ такомъ обществѣ, разговариваетъ съ докторомъ въ его кабинетѣ, или, правильнѣе, вслушивается въ разговоръ д-ра Блимбера и дивится, какъ онъ нѣкогда былъ столь глупъ, что считалъ докторскій кабинетъ великимъ святилищемъ, a самого доктора съ его круглыми ногами, похожими на валы церковнаго органа, — страшнымъ человѣкомъ, способнымъ возбуждать благоговѣйныя размышленія и чувства. Вскорѣ Флоренса спускается внизъ и прощается съ докторской семьей. М-ръ Тутсъ дѣлаетъ то же. Діогенъ, теребившій все это время подслѣповатаго швейцара, выбѣгаетъ изъ дверей и весело лаетъ на сосѣднюю мѣловую гору.

М-ръ Тутсъ, замѣтившій слезы на глазахь Флоренсы, чувствуетъ отчаянную неловкость и теперь только догадывается, что ему не слѣдовало предлагать ей этого визита. Но Флоренса говоритъ, что ей очень пріятно было взглянуть на всѣ эти мѣста, и Тутсъ успокаивается совершенно. Вотъ уже они подходятъ къ жилищу м-съ Домби. Голоса морскихъ волнъ и нѣжиый голосокъ прощающейся Флоренсы отуманиваютъ опять Тутса, и онъ никакъ не можетъ разстаться съ маленькой ручкой своей спутницы.

— Миссъ Домби, прошу извинить, — говоритъ м-ръ Тутсь въ жалкомъ смущеніи, — но если вы позволите мнѣ… мнѣ… позволите…

Невинная простодушная улыбка Флоренсы совсѣмъ сбиваетъ его съ толку.

— Если вы позволите мнѣ или не сочтете слишкомъ большою дерзостью, миссъ Домби, если бы я могъ, разумѣется безъ всякаго повода съ вашей стороны, могъ надѣяться, вы знаете сами, миссъ Домби…