Герхарт Гауптман - Атлантида

Выговорив это, Паулина разрыдалась. И вдруг послышался страшный грохот, сотрясший балки дома. Почти в то же мгновение дверь распахнулась, листы рукописи взлетели к потолку, с этажерки свалилась ваза, а занавески отлетели до середины комнаты. За окном хлынул ливень. Эта чертовщина длилась с четверть минуты, а потом все стихло.

— Какой-то сатанинский ветер, — проговорил Эразм, с трудом приходя в себя.

И для него было истинным облегчением услыхать из сада бодрый голос Жетро:

— С добрым вечером!

Паулина вскочила и выбежала из комнаты. Она точно лишилась дара речи и дрожала всем телом. Жетро быстро поднимался по скрипучей лестнице.

— Вот что я хочу сказать вам, Жетро, — так приветствовал Эразм друга. — Как бы то ни было, я отсюда не съеду. Я не дам запугать себя демонам, что тщатся унизить достоинство человека, лишив его остатков разума, коими он, увы, еще обладает. Нет, дорогой мой Жетро, я выстою. И все же готов поклясться честным словом, что в проеме вот этой двери за миг до того, как вы окликнули меня из сада, стоял призрак смотрителя.

— Ничего удивительного, ведь вы день и ночь бредите Гамлетом. Так оно и должно быть. Великих проблем театра не решишь, полагаясь только на доводы холодного рассудка.

— Прекрасно, но лишь бы мне не сойти при этом с ума.

На следующий день репетировали ту сцену, где Гамлет во главе мятежников врывается в королевский замок, чтобы отомстить убийце отца и вернуть себе захваченный им трон — ключевая сцена, с точки зрения Эразма, пытающегося восстановить единство развалившейся драмы и сделать зримой и понятной ее сюжетную линию. Абсурдное предположение, будто Лаэрт, придворный до мозга костей, осыпаемый, как и его отец, милостями короля, способен замыслить мятеж, безропотно проглатывалось на протяжении почти полутора столетий немецкими поэтами, учеными, директорами театров и так далее. Возможно ли, чтобы Лаэрт, возглавив мятеж, заявил королю Клавдию: «Ты, мерзостный король, верни отца мне!», а несколько сцен спустя Озрик так говорил о нем Гамлету: «Принц, здесь недавно ко двору прибыл Лаэрт. Поверьте мне совершеннейший дворянин, преисполненный самых отменных отличий, весьма мягкий обхождением и видной внешности. Поистине, если говорить о нем проникновенно, то это карта или календарь благородства, ибо вы найдете в нем совмещение всех тех статей, какие желал бы видеть дворянин».

Итак, Гамлет, одолев дворцовую стражу, вбегает, увлекая за собой восставших, на сцену, и тут, увы, материнская власть королевы Гертруды заставляет притупиться острие его клинка.

«Ты, мерзостный король, верни отца мне», — говорит он, а на призыв успокоиться отвечает:

Тут Эразм заставляет Гамлета коснуться пальцем лба матери.

Вечно улыбающийся король Клавдий, не сумевший сдержаться только один раз в жизни, спокойно задает ему вопрос:

Неужели заласканный королем Лаэрт может вот так, вдруг, сделаться «мятежен, как гигант», может оказаться способным на это только потому, что его отец ушел из жизни при не вполне понятных обстоятельствах? Ведь сколько он помнил себя, его отец, король и королева жили душа в душу, и дружба их никогда ничем не омрачалась.

Да и Озрик, столь похвально характеризуя Лаэрта в следующем акте, несомненно ничего не слышал о его заговоре и даже не подозревает, что тот «мятежен, как гигант».

Материнская власть королевы над Гамлетом велика и губительна. В начале пьесы он хочет вернуться в Виттенберг. Но мать просит его остаться при дворе. К ней присоединяется и король Клавдий, хотя ему куда выгодней, чтобы она не удерживала сына в Дании. Тогда, верно, удалось бы избежать и кровавой развязки событий. Но, как говорит король:

На просьбу матери: «Останься здесь, не езди в Виттенберг» — Гамлет отвечает: «Сударыня, я вам во всем послушен».

Любовь королевы, которая, похоже, больше «живет взором» Гамлета, нежели взором Клавдия, и его сыновняя любовь ввергают принца в роковую зависимость: «Сударыня, я вам во всем послушен».

Поскольку во время репетиции в партере разгорелись споры по поводу этой ключевой для спектакля сцены, Эразм обратил внимание спорщиков на сцену седьмую четвертого акта, где король Клавдий весьма недвусмысленно говорит Лаэрту о мятеже: «Тот, кем умерщвлен был твой отец, грозил и мне». И тогда Лаэрт спрашивает: «Но скажите, зачем вы не преследовали этих столь беззаконных и преступных действий, как требует того благоразумье и безопасность?» — «По двум причинам», — признается король. Первая, как уже было сказано, — материнская любовь королевы к Гамлету, другая причина — «любовь к нему простой толпы».

Кроме Дитты в зале сидела и принцесса Мафальда, устроившаяся в одной из лож. Все поняли, для чего она явилась сюда, когда разглядели подле нее похожую на бога Диониса голову профессора Траутфеттера. Пустив в ход все свое искусство убеждения, она добилась того, что Траутфеттер милостиво согласился в честь предстоящего юбилея князя сыграть роль Призрака. Впрочем, ее уговоры возымели действие потому, что попали на уже подготовленную почву, ибо Траутфеттер, в прошлом питомец Шульпфорты, [144] Шульпфорта — бывшая княжеская школа, привилегированное учебное заведение в Германии, расположенное неподалеку от г. Наумбурга. когда-то с огромным успехом сыграл эту роль в одном из школьных спектаклей. И тем не менее то был воистину великий момент, когда ректор ступил на подмостки, чтобы еще раз обсудить с Эразмом свою роль. Всем своим видом он старался показать присутствующим, что вышел на сцену по собственной воле и, руководствуясь лишь ею, готов участвовать в спектакле.

— Уже в глубокой древности, — начал он, — души умерших, не сумевшие обрести покоя по ту сторону бытия, призраками бродили по земле. Люди так искренне верили в реальность призраков, что не сомневались, к примеру, в том, что те сидят рядом с ними, скажем, на тризнах. Страшась их гнева, о них отзывались только похвально. А в день поминовения усопших их пытались изгнать с главного пиршества с помощью оглушительного шума и криков. И даже обмазывали дегтем косяки дверей, чтобы отпугнуть их от своего дома.

Исходя из всего пережитого накануне в доме смотрителя — фрау Хербст, как бывало уже не раз, сидела в задних рядах, — Эразм понял, как будет ставить появление Призрака в комнате королевы: задует дикий ветер, двери и окна распахнутся, занавески разлетятся, предметы опрокинутся, и в проеме двери возникнет мрачный призрак убитого короля, отца и супруга.