Джованфранческо Страпарола - Приятные ночи

"Эта загадка ничего иного не означает, - продолжала Изабелла, - как самые обыкновенные ножницы, которыми женщины перерезают нитки; но среди простого народа, например среди портных или у тех, кто обрезает деревья, или у цирюльников и кузнецов, в ходу ножницы большие, чем у женщин". Прелестная эта загадка не без удовольствия была выслушана присутствовавшими, и все её очень и очень одобрили. И Виченца, которой жребии указал выступить этой ночью последней, начала свою сказку так.

Я не раз слышала, милые мои дамы, что, лукавя, нельзя оставаться добропорядочным. Это и случилось с одним монахом, почитавшимся ранее благочестивым и богобоязненным, который, воспылав любовью к юной девице, женился на ней. Когда это открылось, на него была наложена суровая епитимья, а молодая женщина была достойным образом выдана замуж, как это вам станет ясно из моего изложения.

Был в Риме монах брат Бигоччо, отпрыск знатного и именитого рода, молодой человек цветущего возраста, щедро одарённый телесными совершенствами и благами судьбы. Бедняга до того воспылал любовью к одной на редкость прелестной юной девице, что ещё немного, и его жизни пришёл бы конец. Ни днём, ни ночью не знал он покоя, весь отощал, побледнел, обессилел; не приносили ему облегчения ни врачи, ни снадобья, ни какие-либо иные средства и нисколько не утешала и не радовала надежда стать со временем обладателем отцовских богатств. Неизменно погружённый поэтому в свои печальные мысли и придумывая то одно, то другое средство, дабы достигнуть желанного, он решил сочинить подложное письмо и вручить его своему настоятелю, чтобы тот отпустил его за пределы монастыря.

И Бигоччо составил насквозь лживое и полное измышлений письмо, якобы написанное его тяжело занемогшим отцом аббату обители и заключавшее в себе нижеследующее: "Достопочтенный отец, поскольку всевышнему и всемогущему богу угодно положить конец моей жизни, и смерть не замедлит явиться за мною, - ведь она и сейчас уже невдалеке от меня, - я надумал, прежде чем уйду из мира сего, составить завещание, дабы объявить в нём мою последнюю волю и назначить наследником моего сына, связавшего себя иноческим обетом на глазах у вашего преподобия, и так как у меня на старости лет нет, кроме него, никакого другого сына, я всей душой жажду с ним повидаться, обнять, расцеловать и напутствовать его родительским благословением, а посему умоляю вас соблаговолить отослать его возможно скорее ко мне, иначе, - да будет то ведомо вашему преподобию, - умерев с отчаянья, я отправлюсь прямиком в пределы адовы". Передав это письмо настоятелю монастыря и получив дозволение покинуть обитель, названный выше лицемер и ханжа отправился во Флоренцию, где постоянно жил его отец. Затем, прихватив с собой великое множество отцовских денег и драгоценностей, он накупил роскошной одежды, лошадей и домашней утвари и поехал в Неаполь, и там нанял дом поблизости от своей обожаемой и несравненной и всякий день стал облачаться в какой-нибудь новый наряд из шелков самой различной выделки. Ловко сблизившись и завязав дружбу с отцом любимой девицы, он часто приглашал его отобедать или отужинать с ним и щедро дарил его, то и дело поднося ему то одно, то другое.

По прошествии многих дней, проведённых подобным образом, как-то раз после обеда, среди завязавшегося у них разговора о всевозможных предметах и, что обычно между застольниками, о своих личных делах, влюбленный юноша, выбрав удобное и подходящее время, сказал среди прочего и о том, что он хотел бы жениться. И так как ему стало известно, что у его гостя есть прелестная и на редкость красивая дочь, к тому же наделённая всеми, какие только можно представить себе, добродетелями, он был бы безмерно доволен, буде тот отдал бы её ему в жёны, ибо в этом случае их связали бы между собою двойные узы, причём, говоря это, юноша утверждал, что питает к девушке склонность исключительно по причине её совершенств, о которых много на слышан. Отец девушки, которая была низкого происхождения, ответил юноше, что его дочь ему не ровня и не пара, чтобы они могли сыграть свадьбу: ведь она бедна, он - богат; она не знатна, он - знатен. "Но если бы вы того пожелали, - продолжал отец девушки, - я готов отдать её вам скорее в служанки, чем в жёны".

На это юноша возразил: "Было бы делом в высшей степени неподобным, когда бы такая девица была отдана мне в услужение: её достоинства заслуживают мужа не в пример родовитей меня. Но если вы всё же склонны отдать её мне, разумеется, не служанкою, а обожаемою женою, я с радостью возьму её за себя и окружу поистине царскою роскошью, какая и подобает по-настоящему знатной даме и госпоже". В конце концов, с общего согласия состоялась свадьба, и фра Бигоччо взял в жёны невинную и непорочную девственницу. Наступил вечер, и муж с женою легли в постель; но едва они заключили друг друга в объятия, как фра Бигоччо, обнаружив перчатки на руках новобрачной, которую звали Гликерией, обратился к ней с такими словами: "Сними перчатки, Гликерия, и брось их прочь, ибо, когда мы с тобою в постели, тебе негоже иметь их на руках". На это Гликерия молвила: "Никогда и ни за что, дорогой синьор, не притронусь я голыми руками к кое-какой принадлежности вашего тела!" Выслушав этот ответ, фра Бигоччо не стал настаивать, но вместе со своею подругой отдался любовным утехам. Наступил следующий вечер, и пришла пора идти спать.

Неприметно прихватив с собой ремешки, с помощью которых удерживают на руке сокола и на которых полно бубенчиков, он обмотал этими ремешками мужскую свою принадлежность и, улёгшись с ними в постель, и притом так, что Гликерия ни о чём не догадывалась, начал ласкать её, обнимать, осыпать поцелуями. Гликерия, на чьих руках были перчатки и которой накануне пришёлся по вкусу добрый чурбачок мужа, коснулась рукою этой его принадлежности и, нащупав на ней ремешки, сказала: "Муж мой, не пойму, что я трогаю? Вчера ночью у вас этого не было". Бигоччо ответил: "Это ремешки, применяемые в соколиной охвте". И, изготовившись, собрался было сунуть свой черенок в заросшую пухом ложбинку. Но так как ремешки не давали черенку погрузиться на всю глубину, Гликерия прошептала: "Не хочу ремешков!" - "Если тебе неугодны мои ремешки, - ответил ей муж, - то мне неугодны твои перчатки". И с общего согласия они освободились от докучных ремешков и таких же перчаток. Так наслаждались они ночи и дни, и женщина, в конце концов, зачала; и как муж и жена прожили они целый год.