Джованфранческо Страпарола - Приятные ночи

Хотя жгучая похоть, милые дамы, как пишет Марк Туллий { 251 251 ...как пишет Марк Туллий... - Речь идёт о сочинении Марка Туллия Цицерона "Катон Старший, или книга о старости". } в своей книге о старости в любом возрасте отвратительна и гнусна, тем не менее в убелённой сединами старости она особенно мерзопакостна и полна всякой грязи, ибо, не говоря уже о её смрадности и непристойности, она подтачивает силы, помрачает зрение, лишает человека рассудка, принуждает его творить низости, опустошает его кошелёк и, завлекая надеждой на быстротечное и столь трудно достающееся ему наслаждение, толкает его на всевозможные преступления и злодеяния. И я наглядно покажу вам это, буде мои слова будут прослушаны вами с обычным для вас благосклонным вниманием.

В нашем городе { 252 252 В нашем городе - т.е. в Венеции. }, где красивых женщин больше, чем где бы то ни было, проживала одна знатная дама, исполненная прелести и всяческой красоты, чьи очаровательные и лучащиеся очи сияли точно утренняя звезда. Живя среди изысканной роскоши и будучи избалованной и изнеженной и, быть может, не слишком лелеемой мужем на супружеском ложе, она избрала своим возлюбленным мужественного, отменно любезного и учтивого юношу из достойного и почтенного рода и отдала ему безраздельно свою страсть и любовь, любя его не в пример больше мужа. Случилось так, что один человек, весьма обременённый годами и друг её мужа, прозывавшийся Анастазьо, до того возгорелся любовью к ней, что ни днём ни ночью не знал покоя, и такова была его страсть, и он испытывал от неё такие мучения, что в несколько дней стал настолько худым и тощим, что от него едва оставались лишь кожа да кости.

У него были слезящиеся глаза, изборождённый морщинами лоб и приплюснутый нос, из которого неизменно, словно из перегонного куба, сочились капли, а дыхание его было настолько зловонным, что, можно сказать, отравляло вся кого, кто к нему приближался; во рту у него сохранилось только два зуба, которые были ему скорее во вред, чем на пользу. Ко всему он был ещё паралитиком, и, хотя солнце находилось в созвездии Льва и немилосердно палило, он постоянно зябнул. Обуреваемый и воспламенённый любовью, несчастный старик усердно старался ублаготворить даму, посылая ей то те, то другие подарки. Но дама - хоть эти подношения и были исключительно ценными - отвергала их все без исключения, ибо совершенно не нуждалась в его подарках, так как её муж был очень богат и пёкся о том, чтобы у неё не было ни в чем недостатка. Много раз, встретившись с дамой на улице, когда она направлялась на богослужение в церковь или из неё возвращалась, старик здоровался с нею и молил её взять его своим верным рабом и не быть столь бессердечною, чтобы обречь его смерти. Но, благоразумная и рассудительная, опустив глаза в землю и ничего ему не ответив, она возвращалась к себе.

Между тем Анастазьо довелось как-то проведать о том, что юноша, о котором мы упомянули чуть выше, постоянно посещает прекрасную даму, и он принялся столь неприметно и ловко его выслеживать, что однажды вечером, когда её муж пребывал вне города, увидел, как этот юноша проходит в дверь её дома, и это явилось для него, что называется, ножом в сердце. Обезумев, не посчитавшись ни с собственной честью, ни с честью дамы, он взял с собой множество денег и драгоценностей и, подойдя к её дому, постучал во входную дверь. Услышав, что кто-то стучится, служанка вышла на балкон и спросила: "Кто там стучится?" Старик ответил: "Отвори, это я, Анастазьо; я хочу переговорить с твоей госпожой о деле первостепенной важности". Узнав Анастазьо, служанка поторопилась к своей госпоже, которая вместе с возлюбленным находилась у себя в спальне и предавалась там любовным утехам. Тихонько окликнув её, служанка сказала: "Мадонна, в дверь стучится синьор Анастазьо". Дама на это проговорила: "Иди и скажи ему, чтобы он шёл делать свои дела, ибо по ночам я никому не отпираю дверей, когда моего мужа нет дома". Выслушав повеленье хозяйки, служанка передала мессеру Анастазьо всё, что она приказала. Увидев, что он отвергнут, старик стал стучать ещё настойчивей и сильнее и с непреклонным душевным упорством хотел во что бы то ни стало проникнуть в дом.

Распалённая досадой и гневом из-за причиненного ей беспокойства и тревожась из-за того, что в её доме находится посторонний юноша, дама подошла к окну и сказала: "Немало дивлюсь я на вас, мессер Анастазьо, что, позабыв всякое уважение и почтение, вы в столь поздний час явились сюда и настойчиво стучитесь в двери чужого дома; ступайте, мой бедненький, спать и не досаждайте тем, кто вам нисколько не докучает. Когда бы мой муж находился в стенах нашего города и у себя дома, - а его нет ни дома, ни в городе - я бы охотно отперла вам, но так как он ныне в отлучке, я отнюдь не намерена вам отпирать". На это старик принялся говорить, что он хотел бы с ней побеседовать, и о делах не последней важности, и продолжал стучать в дверь. Столкнувшись с такою предерзостью наглеца и опасаясь, как бы он по глупости не ляпнул чего-нибудь, что могло бы послужить к умалению её чести, дама решила посоветоваться со своим возлюбленным юношей, каковой нашёл, что ей подобает отворить дверь и выслушать всё, что старик пожелает сказать, и ничего не бояться. И она - в то время как старик продолжал, не переставая, колотить в дверь - приказала зажечь факел и послала служанку его впустить.

Старик вошёл в залу, и дама, которая казалась утренней розой, вышла к нему из спальни и, представ перед ним, спросила, чего ради он явился в столь поздний час. Влюбленный старик в учтивых и почтительных выражениях, чуть не плача, сказал: "Синьора, вы единственная надежда и единственная опора в моей жалкой жизни, и пусть вам не кажется чем-то странным, что я столь дерзко и с такою настойчивостью явился сюда и стучусь в вашу дверь, докучая вам и вас беспокоя. Я пришёл отнюдь не за тем, чтобы причинить вам докуку, но чтобы признаться в страсти, мадонна, которую к вам питаю, и поведать об одолевающих меня из-за неё терзаниях. И причина всему этому - ваша несравненная красота, которою вы превосходите любую другую женщину. И если вы не запрёте наглухо врата милосердия и сострадания, то пожалейте меня, тысячу раз на дню из-за вас умирающего. Умоляю, смягчите твердокаменное сердце своё, не смотрите на возраст и незначительность моего положения, но думайте о моей возвышенной и благородной душе и о горячей любви, которую я к вам питал, питаю и всегда буду питать, пока изнурённый мой дух будет властвовать над этими слабыми и изнурёнными членами.

Примите от меня благосклонно этот подарок - я подношу его вам в знак моей безмерной любви, - и сколь бы ничтожен он ни был, дорожите им и берегите его". И вытащив из-за пазухи мешочек с сиявшими, словно солнце, золотыми дукатами, низку белоснежных, крупных и округлых жемчужин и два оправленных в золото драгоценных камня, старик протянул их даме, моля её снизойти к нему и подарить его своею любовью. Выслушав и отлично поняв слова безрассудного старика, дама сказала: "Я всегда думала, синьор Анастазьо, что мозги у вас совсем не такие, какими они оказались на деле, а теперь нахожу, что вы и впрямь лишились рассудка. Где ваши благоразумие и рассудительность? Неужто вы считаете меня какою-то потаскушкою, которую могут соблазнить ваши подарки? Разумеется, вы ошибаетесь. У меня нет недостатка в таких вещах, какие вы хотите мне подарить. Отнесите их вашим девкам, и они вас ублаготворят и утешат. Как вам хорошо известно, у меня есть муж, который никогда не отказывает мне в том, в чем я нуждаюсь.