Генрих Клейст - Драмы. Новеллы

Принц, ей-богу,
Поступок…

Языка не прикусил?

Молчи! Забылся, что ли?

Ординарцы!
Отвесть его под стражей в штаб-квартиру.

А сказ у нас теперь один: подлец,
Кто в битве оставляет командира.
Кто остается?

Брось. Не горячись.

То было дружеское увещанье.

Ответчик ты, не правда ли? Идем.

Идемте, братцы.

Что же, — и отвечу.

Бог помочь, люди добрые! Привет!
Гостям в дому угла не отведете?

От всей души.

Нельзя ль узнать — кому?

Курфюрстине. Лицу не из последних.
На выезде у нас сломалась ось,
Но, говорят, одержана победа,
И ехать дальше надобности нет.

Мы победили? Боже!

Как же, как же!
Противник уничтожен в пух и прах.
И ежели не навсегда, то на год
Наш край избавлен от его меча.
Вот и княгиня собственной персоной.

Борк! Винтерфельд! Слабею. Поддержите.

Родная!

Ах! Бледнеет! Упадет!

Присесть бы малость. Подведите к стулу.
Убит, сказал? Убит?

Моя родная!

Сама хочу поговорить с гонцом.

Ужасный вестник, что ты мне принес?

То, что глазами собственными видел,
На горе им.

Рассказывай скорей.

Нет курфюрста!

Какой удар ужасный!

Дай мне отчет о том, как он скончался.
Так молния, что путника разит,
Ему пред смертью озаряет местность.
Ты скажешь все, ты все договоришь,
И надо мной навек сойдется сумрак.

Едва, теснимый наступленьем Трукса,
Противник дрогнул, Гомбург полетел
На Врангеля. Две линии успел он
Прорвать и в бегство изрубить, как вдруг
Наткнулся на редут, укрытый в поле.
Здесь бил в лицо такой смертельный дождь,
Свинцовый ливень был здесь так убийствен,
Что конницу валило, как колосья.
Нам надо было стать в лесу привалом,
Чтоб поределый корпус подобрать.

Родимая, мужайся!

Ах, родная!

Вот в эту-то минуту, вдалеке,
С опушки и заметили мы князя.
Он ехал на коне между знамен
Пехоты Трукса, шедшей в наступленье.
Сиял на солнце белый конь. Ездок
Казался ярким светочем победы.
При виде князя посреди огня
В тревоге сбились мы на косогоре,
Но не успели и моргнуть, как вдруг
Наездник исчезает в клубе пыли,
И, курфюрста знаменами покрыв,
Срываются два знаменщика наземь.

Родимая!

О небо!

Дальше, дальше.

При этом страшном зрелище тоска
Охватывает принца. С жаждой мести,
Как яростью охваченный медведь,
Он с нами устремляется к редуту.
С налета перескакиваем ров;
Перелетаем насыпь; выбиваем,
Преследуем и топчем гарнизон.
Овладеваем пушками, обозом,
Знаменами; и если б тет-де-пон [162]
Не помешал кровавой рукопашной,
Не выжил бы никто, чтоб утверждать:
Я видел смерть героя Фербеллина.

Какой утратой купленный успех!
Верните мне его живую цену.

О господи! Княгиня чувств лишилась.

Бесценная Наталья!

Это правда?

Когда б я мог сказать вам: нет! Когда б
Я мог его всей этой кровью вызвать
К существованью!

Тело отыскали?

Я местью Врангелю был поглощен,
Как мог заняться я другой заботой?
Но я послал искать на смертном поле.
Наверно, к ночи тело будет тут.

Кто в этой свалке яростной теперь
Задержит натиск шведов? Кто укроет
От целой тьмы завистников? Увы.
Их создали его успех и слава.

Принцесса, это предоставьте мне.
Отныне я, как ангел у Эдема,
Вас охраняю пламенным мечом.
Покойный пожелал к исходу года
Увидеть край свободным. Я берусь
Исполнить свято это завещанье.

Мой милый принц!

Что думаете вы,
Наталия, о будущности вашей?

Что думать мне в минуту потрясенья,
Когда вся почва ходит подо мной?
Родителей гробницы в Амстердаме,
Наследный город Дортрехт мой сожжен.
В тисках испанского завоеванья
Мой бедный родич Мориц, принц Оранский,
Не знает, как спасти своих детей,
И вот теперь последней нет опоры
И я сегодня — дважды сирота.