Жак Шардон - Эпиталама

«Я должен молчать!» — повторял про себя Альбер; он нетерпеливо вскочил, но тут же сдержал себя.

Он посмотрел на Берту и сказал раздраженно:

— Ты плохо выглядишь.

Она взглянула на себя в зеркало.

— Речь идет не о твоей красоте, меня беспокоит твое здоровье. Я скажу Натту, чтобы он пришел тебя посмотреть. Может быть, тебе надо посидеть на диете. Июль в Париже наверняка утомит тебя. Ты могла бы поехать в Нуазик? Родной воздух — всегда лучшее лекарство.

— А ты?

— А я приеду к тебе в августе.

— Нет, я лучше останусь в Париже.

Альбер вошел к себе в кабинет. По улице проехала какая-то тяжелая машина. Он закрыл окно.

Берта повернулась к мужчинам, сидевшим в глубине ложи.

— Вы выходить не будете? — спросила она.

— Уже не стоит, — ответил Кастанье, — антракт закончился.

Он приблизил к Одетте свою небольшую головку с прилизанными светлыми волосами и торопливо добавил:

— Вы можете отодвинуться, если вам слишком тесно.

— Я на минутку встану, — сказал Альбер, задевший своей затекшей ногой кресло Кастанье.

Он остался стоять за спиной Берты и посмотрел в освещенный зал, заполнявшийся зрителями.

— А вон Эрвье, там, возле дамы в голубом, — сказал он, подняв глаза к балкону.

Кастанье придвинулся к Одетте и голосом, каким обычно развлекают детей, проговорил:

— Видите, вон там наверху Эрвье? Вот сейчас он медленно поднял руку в перчатке и взял лорнет. Такое впечатление, что он смотрит на нас.

Он приподнялся, чтобы бросить взгляд на какую-то ложу, но тут свет погас, и в зале сразу воцарилась тишина.

Альбер осторожно сел и вытянул ногу под кресло Кастанье. Потом он привстал, чтобы рассмотреть актера, чей голос ему был незнаком. Снова усаживаясь, он прислонился головой к перегородке, заслоняющей от него происходящее на сцене, и стал внимательно рассматривать лицо Одетты, слабо освещенное отраженным светом сцены.

Одетта сосредоточенно слушала, потом вдруг заглянула в программу и задвигалась, словно ей стало жарко.

Неподвижно обратив лицо к сцене, Берта размышляла: «Он не слушает. Он смотрит на нее. Он думает о ней, а в ней все тянется к нему. Я делаю вид, что не замечаю. Они условились встретиться здесь. Мне это известно. Я чувствую себя выше этих детей. Мне кажется, я старая, терпимая и утратившая способность страдать. У этой актрисы такой вид, словно она верит своим слезам. Ведь можно и в самом деле подумать, что она плачет».

Как только занавес опустился, Берта поднялась; проходя позади Одетты, она взглянула на подол ее платья, и он показался ей разорванным.

Склонившись к Одетте, Альбер сказал очень серьезным тоном:

— Прекрасная пьеса.

— Вам же ничего не видно из своего угла.

— Мне слышно. Можно все хорошо себе представлять, внимательно слушая.

Кастанье, стараясь не привлекать внимания, взял свою соломенную шляпу и пробормотал:

— Схожу поприветствовать чету Николье.

Берта быстро взглянула на Альбера и Одетту. Внезапно ей пришла мысль выйти, оставить их одних, как бы желая убедить себя в своем безразличии и бросить жестокий вызов судьбе.

Она легонько толкнула дверь ложи.

В коридоре, где ей в глаза ударил яркий дневной свет, она натолкнулась на Кастанье. Он смотрел на молодую женщину с изумительно белым лицом под большой розовой шляпой, приближавшуюся к нему маленькими грациозными шагами.

Рядом открылась дверь одной из лож. Из нее медленно выплыл пузатый мужчина с бородой и прислонился к стене, держа руки в карманах и покачивая головой.

Берта посмотрела на розовую шляпку дамы и узнала в ней ту, которую она сама недавно хотела купить. Она пожалела о том, что не купила ее, хотя выглядела шляпа странновато.

Берта быстро удалилась, опасаясь, как бы Альбер не последовал за ней. Затерявшись в толпе, она поднялась по небольшой лестнице и оказалась в другом коридоре, запруженном самыми разными людьми, которые, однако, казалось, все знали друг друга и непрерывно двигались, но трудно было понять, убегали они друг от друга или, наоборот, искали встречи.

Возвращаясь обратно, Берта остановилась на верхней ступеньке лестницы; взглянув в нижний коридор, она заметила там облокотившегося о перила Кастанье. Он разговаривал с женщиной в розовой шляпе.

«Какое у него глупое выражение лица!» — подумала Берта.

Она посторонилась, пропуская мужчину в дрянном костюме каштанового цвета, который с брюзгливым и надменным видом медленно спускался по ступенькам.

«Сколько тщеславия у всех этих мужчин! — подумалось Берте. — Причем тщеславия злобного, у одних скрытого, у других — явного. Их лица меняются только тогда, когда они разговаривают с женщинами. Кастанье стало бы стыдно, если бы он узнал, что я его вижу». Вспомнив выражение лица Альбера, когда он наклонялся к Одетте, Берта подумала: «Ну а его я разве знаю лучше, чем этих вот прохожих?..»

Ей вспомнилось время, когда она, совсем еще юная девочка, вырывалась из его объятий, страшась его поцелуев.

«Да, конечно, знаю, — подумала она, стремительно спускаясь по лестнице, словно все еще убегая от отвратительного зрелища. — Суть его я поняла уже давно. Эта его сегодняшняя холодность, которую он пытается представить мне, как новый этап любви, является не чем иным, как пресыщенностью и извращенностью… Почему он хочет отправить меня в Нуазик? Если бы я сейчас неожиданно вошла в ложу, то увидела бы его таким, каким он бывает для других.

Дверь заперта! — пронеслось у нее в голове, когда она остановилась перед ложей. — Они закрыли дверь. Это все. Я уезжаю. Я поеду в Нуазик. И больше никогда не вернусь…»

По коридору в ее сторону шла билетерша; Берта постучала в дверь, а в голове у нее вертелось: «Теперь я знаю».

— Это ты? — спросила Одетта. — А ты не встретила Альбера? Он ищет тебя. Мы не видели, как ты вышла. Он ушел сразу же вслед за тобой.

Берта заметила, что у Одетты подчеркнуто предупредительное, обеспокоенное и какое-то намеренно смиренное выражение лица. С чувством жалости к этой женщине, да и вообще ко всем женщинам, и словно желая вернуться к менее печальной теме, она улыбнулась и быстро проговорила:

— Я его не видела. Но в этом нет ничего удивительного: там столько народу! Какие они длинные, эти антракты! Столько странных людей в коридорах. Скорее всего, среди них много актеров… Жалко, что я не увидела Альбера. Он назвал бы мне имена знаменитостей.

Альбер спускался по лестнице, когда заметил вдруг Кастанье.

— Тебе Берта не попадалась?

— Она вышла одновременно со мной. Я ее только что мельком видел; она возвращалась в ложу.

Альбер увлек за собой Кастанье в пустынную галерею.

— Мне хотелось поговорить с тобой, — сказал он, подходя к окну, за которым по широкой улице беззвучно мельтешили черные тени. — У Одетты такой вид, как будто она недовольна тобой.