Халлдор Лакснесс - Возвращенный рай

Гонят их целый день и всю ночь вдоль реки, от одной вершины к другой, пока не открывается горная долина, чужие горы с чужими озерами, в которых отражается чужое небо. Это мир диких гусей, и ягнята все лето будут делить с ними дары большой пустоши. Здесь сказывается холодное дыхание глетчера, и, почуяв его, Снати втягивает носом воздух и фыркает.

Хозяева Лида и соседних хуторов отгоняют в горы овец сообща. Иногда в этот поход берут с собой женщин. Бойкие служанки с нетерпением ждут этого праздника еще с осени — женщины страдают от однообразия куда больше, чем мужчины; увязываются и подростки, часто совсем маленькие мальчишки. На этот раз здесь был светловолосый паренек из хутора Драунгар — тот, что рыбачил один сезон в Торлауксхёбне; по пути домой он тогда ночевал в Лиде. Живет он ближе к востоку — там, где в горах образовались ущелья. В тот год как раз конфирмовали маленькую Стейну. Чтобы отпраздновать это событие — ведь его девочка стала совсем взрослой, — отец разрешил ей сесть верхом на Крапи, чего раньше он никогда не позволял. Он рассчитывал, что лошадь не помчится вскачь — она будет следовать за понуро бегущими ягнятами.

Любовь, как мы понимаем ее сейчас, еще не была завезена в Исландию. Люди соединялись без романтики, по неписаному закону природы и в согласии с немецким пиетизмом датского короля. Слово «любовь» сохранилось в языке, но, видимо, как наследие старых, далеких времен, когда оно имело какое-то совсем иное значение; возможно, оно применялось к лошадям. Но тем не менее, как уже говорилось, природа брала свое, и если парень и девушка не приметили друг друга во время длинных немецких проповедей о благочестии или при угоне овец в горы, под блеяние, громче которого не услышишь ни в каком другом месте в мире, то, когда они летним днем вместе вязали сено, избежать соприкосновения было невозможно. И хотя страстный монолог мог звучать лишь в душе, а самое большее, что могли сказать поэты о своих личных чувствах, — это выразить презрение к судьбе, и в те времена у людей все было на своих местах. И даже при скупом языке жестов и сбивающих с толку речах удавалось сохранять вполне естественную нормальную жизнь во всей округе.

Дочка крестьянина из Лида ни разу не взглянула на паренька, она смотрела в другую сторону. Но на своем скакуне она сидела очень уверенно, будто всю жизнь ездила верхом. Когда они поднялись так высоко в горы, что Снати принялся фыркать, перед их взором открылось огромное озеро, залитое солнечным закатом, потянуло волнующей прохладой. Вдруг парнишка подъехал к девочке.

— Ты этой весной была у пастора?

— Я опоздала на полгода. Я могла бы пройти конфирмацию осенью, но тогда еще не хватало немножко до срока.

— Когда я заглянул к вам, возвращаясь домой с рыбной ловли, я не поверил своим глазам.

— Да, я стала большой и безобразной. Одно утешение — я чувствую себя еще маленькой.

— У меня еще в запасе время повзрослеть и набраться ума. Но я уже многому научился на море.

— А я еще верю в самые невероятные вещи, — сказала девочка. — И многого не понимаю.

— Послушай-ка, — вдруг сказал паренек, — дай мне посидеть на твоей лошади; мы сейчас за холмом — твой отец не увидит.

— Ишь чего захотел! Не хватало отдать тебе лошадь здесь, в горах, где озера! Это же водяной конь!

— Водяной?

— А ты не знаешь?

— Что-то я не вижу, чтобы копыта у него были вывернуты…

— Я же не сказала, что он настоящий водяной. Он только наполовину волшебный. Послушай, нас, кажется, зовут?

— Мы скоро продолжим наш разговор. Я приеду навестить тебя, — сказал он.

— Нет, ради бога, не приезжай, я боюсь. К тому же ты совсем меня не знаешь, и я тебя тоже.

— Я не сказал, что заявлюсь сразу же. Не сегодня, не завтра. И не послезавтра. Может быть, когда тебе исполнится семнадцать лет. Я тогда тоже буду совсем взрослым. Надеюсь, вы не расстанетесь с этим конем и не отдадите его Бьёрну из Лейрура к моему приезду.

— Я от смущения, наверно, спрячусь в сундук, — сказала девочка и повернула лошадь, не взглянув на своего собеседника. В это время к ним подъехали их отцы.

— Тебе, мой светик, нужно следить, чтобы овцы в отаре там, слева, не отставали и не плелись в хвосте, — сказал отец девочки.

А другой крестьянин задумчиво произнес:

— Кажется, они уже приглянулись друг другу…

Угон овец в горы в середине лета, необыкновенная лошадь, сродни водяному коню, прохладное дуновение с глетчера — тот, кто побывал в такой поездке, будет помнить о ней всю жизнь, какой бы долгой эта жизнь ни оказалась, и в последний раз она оживет в его мечтах вместе с невыразимой тоской и предчувствием приближающейся смерти.

Девочка ездила на Крапи только один раз. А почему же не ездила после?

— Осенью мы толковали с тобой, Стейнар, о том, чтобы ты отдал мне своего серого скакуна в обмен на что-нибудь. Летом мне нужно встретить его величество. Очень важно появиться в Тингведлире в этот день на хорошей лошади. Я имею в виду, не ударить лицом в грязь не только перед датчанами, но и перед другими округами.

Стейнар из Лида усмехнулся по обыкновению.

— Я всегда восхищался лошадьми почтенного судьи, — сказал он. — Что за лошади! Им и реки нипочем. Такие лошади не подведут. Я не скажу о короле, но хотел бы я видеть такого судью в нашей стране, у которого были бы лошади лучше.

— Да или нет? — настаивал судья: как всякое начальство, он торопился и не располагал временем выслушивать околесицу.

— Гм… — Стейнар проглотил слюну. — Вот послушай, мой друг, что я скажу. Лошадь, о которой ты говоришь, никем не испробована и, можно сказать, не объезжена. Она вроде лишь забава у моих детей — они считают ее волшебной. Если этот конь и имеет какую-то ценность, то только в их глазах, и то пока они маленькие.

— Опасно сажать детей на такого коня, — заметил судья. — Лучше их привязывать к старой кляче.

— Да я не часто пока что разрешаю им садиться на него. Но зато должен сказать, что я всякий раз привожу в пример Крапи, когда рассказываю им о сверхъестественных лошадях, таких, например, как Грапи — конь, на котором восседал Сигурд Убийца Фафнира, [4] Сигурд Убийца дракона Фафнира — герой скандинавской мифологии. отправляясь сражаться с драконом, или Фахси, лошадь Храфнкеля, годи Фрейра, [5] Храфнкель, годи Фрейра — герой одноименной саги. Годи — жрец; так же назывались и первые священники в Исландии. которую ее хозяин посвятил богу Фрейру, объявив, что всякого, кто посмеет сесть на эту лошадь, кроме него самого, постигнет смерть; не забываю я и о Слейпнире, который так прыгает по Млечному Пути своими восемью копытами, что звезды разлетаются во все стороны; или рассказываю им, что жеребенок наш, наверное, водяной конь и что выбросила его на берег морская пучина. Так-то вот, старина.