Ба Цзинь - Осень

— Сейчас я тебе задам! — притворилась рассерженной Цинь. Приборы были расставлены, и она направилась к Шу-хуа. Та, увидев, что Цинь приближается к ней, со смехом пустилась бежать.

Когда она пробегала мимо Цзюе-миня, он схватил ее за косу:

— Цинь, я поймал ее.

— А, ты помогаешь Цинь, я так не играю, — со смехом протестовала Шу-хуа, не пытаясь вырваться.

— Отпусти ее. Кому она нужна? Я только напугала ее, — рассмеялась Цинь.

— Шу-хуа, за эти дни я тебя здорово избаловал, ты теперь тоже научилась спорить. А какой прок от такого красноречия, как у Цзюе-ина? Ведь он тебе тоже надоел, — полушутя, полусерьезно говорил Цзюе-минь, выпустив косу Шу-хуа и держа сестру за руку.

— Вот те на! Только стал относиться ко мне получше и сразу же начинается: избаловал, избаловал. Как не стыдно заботиться лишь о собственной выгоде! Нечестно помогать только одной Цинь. — Зная, что брат теперь на ее стороне, Шу-хуа разошлась и два раза стукнула его пальцем по щеке.

Цзюе-минь шепнул ей что-то на ухо, она понимающе кивнула. Служанка Хуан-ма, войдя в комнату, спросила у Цзюе-синя:

— Барин, горячее подавать?

— Принеси холодные закуски, а горячее снимешь с плиты немного попозже. Госпожа еще не приехала, — распорядился Цзюе-синь.

Она ответила коротким «слушаюсь» и уже собиралась уйти, но Цзюе-синь остановил ее:

— Если вино нагрелось, то захвати и его. — Служанка повторила свое «слушаюсь» и поспешно вышла.

Шу-хуа подошла к Цинь, та в это время разговаривала с Юнь. Шу-чжэнь, слушая их разговор, стояла рядом. Заметив Шу-хуа, Цинь, смеясь, спросила:

— Что же ты вернулась? Не боишься, что я тебя поколочу?

— Цзюе-минь уже извинился за тебя, и я тебя прощаю, — серьезно ответила Шу-хуа.

Протянув руку, Цинь легонько стукнула Шу-хуа по голове.

— Вот уж поистине легче гору с места сдвинуть, чем переделать характер человеческий. — Она и смеялась и сердилась одновременно.

— Могу напомнить тебе еще одну пословицу: из пасти собаки жемчужины не выскакивают, — озорно рассмеялась Шу-хуа.

— Оказывается, Шу-хуа, у тебя достаточно ума, чтобы понять, что ты собой представляешь, — рассмеялась Цинь.

— Цинь, ты пойми, я только что уступила тебе из уважения к Цзюе-миню, но если ты будешь продолжать в том же духе, то я уже больше не уступлю, — грозила Шу-хуа: больше всего на свете она любила спорить.

— Дорогая, оставим этот разговор. Можешь считать, что ты победила. Ладно? — Цинь ласково взяла Шу-хуа за руку.

— Зачем такие церемонии, Цинь? Только и шутить, пока мы все вместе, — отвечала Шу-хуа, тепло взглянув на Цинь. — А потом, когда все разъедутся, захочешь пошутить, да некому будет слушать. — Однако в голосе Шу-хуа не прозвучали нотки огорчения.

Слегка нахмурившись, Цинь с досадой сказала:

— К чему ты так говоришь? Сейчас мы все вместе и нам весело.

Цзюе-синь, сидевший у круглого столика сандалового дерева, вмешался в разговор:

— Что-то сейчас поделывает Шу-ин в Шанхае? А Цзюе-хой…

— Едет в трамвае и смотрит в окно, — подхватила Шу-хуа.

— Это интересно. Ее письма так содержательны, — радостно сказала Юнь, и на ее круглом личике тотчас же показались ямочки. Она вспомнила письмо, присланное ей Шу-ин.

— Думают ли они, что мы здесь пьем вино? — задумчиво проговорила Шу-чжэнь.

— Откуда же им знать? Ведь они так далеко, — не задумываясь отвечала Шу-хуа, слова ее безжалостно разбили мечты Шу-чжэнь.

Хуан-ма внесла в корзинке холодные блюда: ветчину, консервированные яйца, салат из медуз и фаршированных птиц с перцем. Цзюе-синь и Цзюе-минь поставили их на стол.

— Когда же вернется Шу-ин? — В тихом голосе Шу-чжэнь слышалось страдание. Воспоминания терзали ее одинокое сердце. Казалось, ее что-то мучило, и она надеялась, что кто-нибудь избавит ее от мук.

Воцарилось глубокое молчание. Эта беспомощность, словно порыв ветра, согнала улыбку со всех лиц. Даже сообразительная, острая на язычок, Шу-хуа оцепенела от вопроса, заданного этой обычно молчаливой девушкой. Цинь, с жалостью глядя на худенькое личико Шу-чжэнь, тихим голосом утешала ее:

— Она обязательно вернется, — хотя знала, что этого никогда не будет.

Шу-хуа, не зная, что думает Цинь, и считая, что лишь она одна в курсе дел, проговорила:

— Вернется? Она никогда не вернется. Да разве дядя позволит ей вернуться? Он может убить ее, а в лучшем случае прогонит.

— Шу-хуа! — не выдержав, вмешался Цзюе-синь, боясь, что кто-нибудь услышит ее.

— Неужели он так жесток? — испуганно, чуть не плача, спросила Шу-чжэнь.

— Не веришь? Вот увидишь, — рассердилась Шу-хуа, не обратив внимания на тон и выражение лица Цзюе-синя и Шу-чжэнь.

— Шу-хуа, не пугай ее. Смотри, она вот-вот заплачет, — горячо вступилась Цинь за Шу-чжэнь.

— Не заплачу! — сердито покачала головой Шу-чжэнь.

— Ты много видел гуманных отцов? Как ты думаешь, почему пришлось уйти Шу-ин? А знаешь ли ты, отчего умерла Хой? — запальчиво крикнула Шу-хуа, будто хотела в этих словах излить весь свой гнев.

— Шу-хуа! — страдальчески, почти умоляюще воскликнул Цзюе-синь.

Цинь взглянула на Шу-хуа. Мэй опустил голову. Юнь покраснела. Цзюе-минь, подойдя к Шу-хуа, опустил руку на ее плечо и звенящим голосом проговорил:

— Не нужно сейчас об этом говорить. Кто может предугадать будущее? И Шу-ин и Цзюе-хой могут вернуться. Жизнь каждый день меняется. Дядя Кэ-мин… — Тут он нашелся: — Мама пришла. Не будем больше говорить об этом. — Он увидел Цуй-хуань с фонарем в руке, выходившую из-за искусственной горки, окруженной банановыми деревьями.

Взоры всех присутствующих обратились на дверь. Покачиваясь, госпожа Чжоу, с трудом неся свое полнеющее тело, направлялась к лестнице. За ней следовала третья тетка — сухопарая госпожа Чжан. Ее ноги, которые она перестала бинтовать, были больше, чем у госпожи Чжоу, и ходить ей было легче.

— И тетя Чжан явилась, — удивилась Шу-хуа.

Госпожа Чжоу и госпожа Чжан вошли в комнату.

Госпожа Чжоу приветливо проговорила;

— Я пригласила к вам тетю Чжан.

— Вот и прекрасно. Тетя очень редко бывает с нами. Мы плохо разбираемся в приличиях, так что пусть тетя не пеняет на нас, — вежливо проговорила Цинь.

— Барышня Цинь, к чему такие церемонии? Боюсь только, что мы, взрослые, нарушим ваше веселье, — скромно улыбнулась госпожа Чжан.

— Вот вы как раз и церемонитесь, а упрекаете в этом меня. Мы и мечтать не могли, что вы согласитесь прийти. Тетя Чжоу, тетя Чжан, прошу вас садиться, — с улыбкой пригласила Цинь.

— Тетя Чжан! Сегодня мама угощает гостей. Ты должна побольше выпить, — вмешалась Шу-хуа.

— Ци-ся! Вели Хуан-ма подогреть и принести вино, — приказал Цзюе-синь. Ци-ся выбежала.

— Шу-хуа, Шу-чжэнь, не церемоньтесь. Садитесь, пожалуйста. Барышня Цинь, барышня Юнь, садитесь, — приглашала госпожа Чжоу. Все уселись только после того, как еще раз обменялись церемонными приглашениями.