Кнут Гамсун - Под осенней звездой (пер. Благовещенская)

— Очень пріятно это слышать.

— Водопроводъ? — спросила барыня.

— Онъ у насъ устроилъ водопроводъ. Провелъ воду въ кухню и во второй этажъ. Намъ стоитъ только повернуть кранъ. Вамъ тоже слѣдовало бы устроить водопроводъ.

— Правда? А развѣ у насъ можно устроить водопроводъ?

Я отвѣтилъ, что да, это возможно.

— Отчего же вы не поговорили объ этомъ съ моимъ мужемъ?

— Я говорилъ съ нимъ объ этомъ. Онъ хотѣлъ посовѣтоваться объ этомъ съ вами.

Неловкая пауза. Даже насчетъ того, что такъ близко касалось его жены, онъ не нашелъ нужнымъ поговорить съ нею.

Я прибавилъ, чтобы прервать неловкое молчаніе:

— Во всякомъ случаѣ, теперь уже слишкомъ поздно начинать это. Зима наступитъ прежде, чѣмъ мы успѣемъ окончить нашу работу. Но весной — другое дѣло.

Барыня какъ будто оторвалась отъ какихъ-то мыслей.

— Теперь я припоминаю, что онъ говорилъ какъ-то объ этомъ, — сказала она. — Мы совѣтовались относительно этого. И рѣшили, что въ этомъ году уже слишкомъ поздно… Послушай, Елизавета, ты не находишь, что это очень интересно смотрѣть, какъ рубятъ лѣсъ.

Мы употребляли веревку, чтобы направлять дерево при его паденіи, и Фалькенбергъ какъ разъ прикрѣплялъ веревку на самой вершинѣ одного дерева.

— Зачѣмъ вы это дѣлаете?

— Чтобы дерево падало, куда слѣдуетъ… — началъ было я объяснять.

Но барыня не пожелала меня дальше слушать, она обратилась прямо къ Фалькенбергу и сказала:

— Развѣ не все равно, куда падаетъ дерево?

Тогда Фалькенбергъ началъ объяснять:

— О, нѣтъ, необходимо управлять этимъ. Надо смотрѣть, чтобы дерево при паденіи не поломало слишкомъ много молодого лѣса.

— Ты слышала? — обратилась барыня къ своей подругѣ. — Ты слышала, что у него за голосъ? Это онъ-то и поетъ.

Какъ мнѣ было досадно, что я говорилъ слишкомъ много, и что я не понялъ ея желанія! Я рѣшилъ показать ей, что понялъ ея урокъ. Да къ тому же я вѣдь былъ влюбленъ во фрёкенъ Елизавету, ни въ кого другого, а фрёкенъ Елизавета не капризничала и была такъ же красива, какъ и та, другая, — нѣтъ, въ тысячу разъ красивѣе! Я рѣшилъ поступить въ работники къ ея отцу. А пока я принялъ за правило, когда барыня обращалась ко мнѣ смотрѣть сперва на Фалькенберга, а потомъ на нее, и не отвѣчать, какъ если бы я боялся, что не мой чередъ говорить. Мнѣ кажется, что мое поведеніе задѣло ее немножко, и она даже сказала разъ со смущенной улыбкой:

— Да, голубчикъ, это я васъ спрашиваю.

О, эта улыбка и эти слова… Мое сердце радостно забилось, я началъ рубить со всей силой, которая развилась у меня отъ упражненія, и мой топоръ глубоко впивался въ дерево. Работа кипѣла. До меня отъ времени до времени доносились обрывки разговора.

— Я буду имъ пѣть сегодня вечеромъ, — сказалъ Фалькенбергъ, когда мы остались одни.

Насталъ вечеръ.

Я стоялъ на дворѣ и разговаривалъ съ капитаномъ. Намъ оставалось работы въ лѣсу дня на три, на четыре.

— Куда вы потомъ отправляетесь?

— На полотно желѣзной дороги.

— Быть можетъ, вы понадобитесь мнѣ еще здѣсь, — сказалъ капитанъ. — Я хочу улучшить дорогу, которая ведетъ къ шоссе, она слишкомъ круто спускается. Пойдемте, я вамъ покажу.

Онъ повелъ меня на южную сторону отъ главнаго строенія и сталъ показывать мѣсто рукой, хотя стало уже смеркаться.

— А когда будетъ готова дорога, да еще кое-что другое, то наступитъ и весна. А тамъ надо приняться и за водопроводъ. А кромѣ того, вѣдь Петръ все еще боленъ; такъ продолжаться не можетъ, мнѣ необходимо еще одного работника.

Вдругъ до насъ донеслось пѣніе Фалькенберга. Въ комнатахъ былъ огонь, Фалькенбергъ былъ тамъ и пѣлъ подъ аккомпаниментъ рояля. Весь воздухъ наполнился прекрасными звуками этого удивительнаго голоса, и невольно по мнѣ пробѣжала дрожь.

Капитанъ вздрогнулъ и посмотрѣлъ на окна.

— А впрочемъ, — сказалъ онъ вдругъ, — пожалуй, лучше и съ дорогой подождать до весны. На сколько дней осталось вамъ еще работы въ лѣсу, сказали вы?

— Три-четыре дня.

— Хорошо, на томъ мы и порѣшимъ: дня три-четыре и затѣмъ конецъ на этотъ разъ.

Какое быстрое и странное рѣшеніе, — подумалъ я. Я сказалъ:

— Собственно, проведенію дороги зима не помѣшаетъ; напротивъ, зимой во многихъ отношеніяхъ даже лучше прокладывать дорогу. Надо взрывать камни, возить щебень.

— Я это отлично знаю, но… Да, а теперь я пойду послушать пѣніе.

И капитанъ ушелъ въ домъ.

Я подумалъ: Это онъ, конечно, сдѣлалъ изъ вѣжливости, онъ хотѣлъ сдѣлать видъ, что причастенъ къ приглашенію Фалькенберга къ комнаты. Но онъ, конечно, охотнѣе остался бы поболтать со мной.

Какъ я былъ глупъ, и какъ я ошибался!

Моя пила была почти окончена, и я могъ составить ее и произнести пробу. На дворѣ у мостика еще торчалъ высокій пень поваленной вѣтромъ осины. Я прикрѣпилъ свой аппаратъ къ этому пню и сейчасъ же убѣдился, что пила пилитъ хорошо. Помалкивай, помалкивай! Скоро на твоей улицѣ будетъ праздникъ!

Къ сожалѣнію, я плохо зналъ теорію, я долженъ былъ все время провѣрять себя опытами, и это значительно замедляло мою работу. Вообще, я былъ принужденъ упроститъ систему моего аппарата, насколько это было возможно.

Это было какъ разъ въ воскресенье, когда я прикрѣпилъ свою машину къ осиновому пню. Новыя деревянныя части машины и свѣтлая сталь пилы такъ и сверкали на солнцѣ. Вскорѣ въ окошкахъ появились лица. а капитанъ вышелъ на дворъ. Онъ не отвѣтилъ мнѣ на мой поклонъ, а шелъ впередъ, не отводя глазъ отъ машины.

— Ну, какъ она идетъ?

Я привелъ пилу въ движеніе.

— Посмотрите-ка, и вправду дѣло идетъ на ладъ.

Барыня и фрёкенъ Елизавета вышли на дворъ, всѣ служанки вышли, Фалькенбергъ вышелъ. Я пустилъ въ ходъ пилу. Помалкивай, помалкивай!

Капитанъ сказалъ:

— Не пойдетъ ли слишкомъ много времени на прикрѣпленіе пилы къ дереву?

— Часть времени выигрывается тѣмъ, что пилить значительно легче. При этой работѣ не приходится потѣть.

— Почему

— Потому что давленіе вбокъ производится пружиной. Вотъ это-то давленіе и утомляетъ главнымъ образомъ работниковъ.

— А остальное время?

— Я хочу совершенно уничтожить винтъ и на мѣсто него примѣнить тиски, которые требуютъ только одного нажатія. У тисковъ будетъ рядъ нарѣзокъ, такъ что ихъ можно будетъ накладывать на стволы различной толщины.

Я показалъ капитану рисунки этихъ тисковъ, которые я еще не успѣлъ сдѣлать.

Капитанъ самъ пустилъ въ ходъ пилу, чтобы испытать, какое напряженіе силъ она требуетъ. Онъ сказалъ:

— Еще вопросъ, — не будетъ ли слишкомъ тяжело таскать по лѣсу пилу, которая вдвое больше обыкновенной лѣсной пилы.

— Конечно, — подтвердилъ Фалькенбергъ. — Это надо еще посмотрѣть.

Всѣ посмотрѣли сперва на Фалькенберга, а потомъ на меня. Тогда я заговорилъ.