Кнут Гамсун - Бенони (пер. Ганзен)

Адвокатъ, понизивъ голосъ, замѣтилъ ему:- Вы же понимаете, — это иностранецъ, важный господинъ.

— А хоть бы и такъ! — громко отвѣтилъ Бенони. — Пусть сообразуется съ обычаями тамъ, куда забрался! Небось, когда я въ Бергенѣ говорилъ людямъ «миръ», меня не понимали; изволь, значитъ, говорить по-ихнему: здравствуй!

Сэру Гью, очевидно, досмерти надоѣлъ этотъ обидчивый человѣкъ. Онъ понималъ, что все вышло изъ за рюмки коньяку, отъ которой онъ отказался; но ему и на умъ не пришло бы выпить эту рюмку, даже ради нѣсколькихъ тысячъ. Онъ всталъ, застегнулъ свой клѣтчатый пиджакъ и взялъ свою шапочку съ мухой. Собираясь уходить, онъ поручилъ спросить у Бенони: продастъ ли онъ горы за двадцать тысячъ далеровъ?

Всѣ въ комнатѣ вздрогнули; только двое англичанъ стояли какъ ни въ чемъ не бывало.

Въ ту же минуту въ дверь постучали, и вошелъ смотритель маяка Шёнингъ. Онъ не поздоровался, а прямо подошелъ къ Бенони и сказалъ:- Разъ не хотите вѣрить мнѣ, такъ вотъ вамъ! — и онъ подалъ Бенони бумагу. Это былъ анализъ руды, содержавшейся въ горахъ.

Сколько, должно быть, это стоило смотрителю — заставить себя отыскать эту старую бумагу и объявить о ней во всеуслышаніе! Какой уронъ для собственнаго авторитета, разъ приходится подкрѣплять его чужимъ! И почему онъ самъ не купилъ этихъ горъ въ то время, когда ихъ можно было пріобрѣсти за безцѣнокъ? Теперь обнаружилось, что онѣ дѣйствительно имѣли цѣнность, за нихъ уже предлагали тысячи. Не раскаивался ли теперь Павелъ Шёнингъ и не прикрывалъ ли только свой недостатокъ дѣловитости, разыгрывая изъ себя мудреца, презирающаго деньги?

Горный ученый схватился за анализъ и съ жаромъ углубился въ него, тыкая пальцами въ нѣкоторыя цифры и показывая ихъ сэру Гью: содержаніе серебра въ рудѣ превышало результаты, которыхъ онъ самъ добился при помощи своей паяльной трубки. Какъ знать однако, — для анализа могли послать особые образцы?

Смотритель вмѣшался въ эти англійскіе переговоры и сообщилъ коротко и ясно, что онъ, а не кто другой, послалъ образцы, и что онъ постарался взять для этого обыкновенные, средніе.

Британцы прикинулись, будто не слышатъ и не видятъ его. Но ихъ высокомѣріе пропало даромъ; о, его-то, смотрителя, никому не перещеголять холоднымъ закоренѣлымъ презрѣніемъ къ людямъ!

— Мы не просили вмѣшательства этого человѣка, — велѣлъ передать сэръ Гью.

— Итакъ, — обратился смотритель къ Бенони, — итакъ, нельзя продавать этихъ горъ дешевле милліона.

Эта баснословная сумма разомъ изгнала изъ горницы серьезное настроеніе. Даже британцы презрительно улыбнулись. Затѣмъ они по-прежнему попытались не обращать вниманія на курьезнаго смотрителя, но такъ какъ онъ все продолжалъ вмѣшиваться, то сэръ Гью потребовалъ черезъ адвоката, чтобы человѣкъ этотъ удалился.

Смотритель же только отыскалъ себѣ стулъ и усѣлся поудобнѣе:- Я много-много лѣтъ тому назадъ началъ присматриваться къ этимъ горамъ. Но мнѣ онѣ были не нужны.

Тутъ сэръ Гью, который въ это время натягивалъ перчатки, вдругъ не удержался и крикнулъ:- It is я, который находилъ эти горы! — и онъ дико оглянулся вокругъ.

— Да, да, разумѣется, — сказалъ адвокатъ.

А смотритель словно и не слыхалъ восклицанія англичанина и продолжалъ себѣ:- Аронъ изъ Гопана не зналъ въ нихъ никакого толку, и я говорилъ ему еще лѣтъ двадцать тому назадъ: въ твоихъ горахъ серебро. А когда мы добились анализа, сомнѣній больше не было. — Такъ не купите ли вы эти горы? — предлагалъ мнѣ Аронъ. — Нѣтъ, у меня на это денегъ не хватитъ, — отвѣчалъ я, — и кромѣ того, на что мнѣ все это богатство? — У васъ есть дѣти, — говорилъ Аронъ. — Да, отвѣчалъ я, но обѣ мои дѣвочки сдѣлали хорошія богатыя партіи. — У васъ еще есть сынъ, — говорилъ онъ. — Да, но онъ умретъ, говорилъ я, онъ проживетъ недолго. Вотъ горы все и стояли съ тѣхъ поръ.

О, какъ, повидимому, важно было этому жалкому смотрителю довести до всеобщаго свѣдѣнія о своемъ сугубомъ презрѣніи къ богатству именно теперь! Потому, вѣрно, онъ и выражался такъ грубо. Но, пожалуй, никто въ эту минуту не терзался въ глубинѣ души больше его.

Адвокатъ дѣловито произнесъ:- Скажу вамъ напрямикъ, Гартвигсенъ, вамъ бы слѣдовало отвѣтить на вопросъ: согласны ли вы продать этотъ горный участокъ въ четверть мили за двадцать тысячъ далеровъ. Я собственно не знаю въ серьезъ ли была предложена такая цѣна; едва ли; быть этого не можетъ. Я понялъ это заявленіе только, какъ желаніе узнать вашу настоящую цѣну.

— Двадцать тысячъ? — сказалъ смотритель. — Много же, значитъ, понимаютъ эти господа. Просто смѣшно. Да еще говорятъ о горномъ участкѣ въ четверть мили! Само собой разумѣется, тутъ не будетъ четверти мили со свинцовымъ блескомъ и серебромъ; не будетъ и половины этого. Господа не въ умѣ! Тутъ нѣтъ рѣчи о милліардахъ. Но тутъ рѣчь о большой площади съ рудою, богатой серебромъ. И нельзя продать эти горы дешевле милліона.

— Можетъ статься, — началъ Бенони медленно, обращаясь къ адвокату, — можетъ статься, я и продамъ, если… ну, да, если мы сойдемся въ цѣнѣ.

Какъ ловко велъ дѣло Бенони, смирно сидя на стулѣ и превозмогая холодную дрожь, пробѣгавшую по его спинѣ. Онъ не слушалъ болтовни смотрителя насчетъ милліона; но всѣ прочія крупныя суммы: пять тысячъ, десять тысячъ, двадцать тысячъ окончательно спутали въ его головѣ всѣ опредѣленныя понятія о деньгахъ. Онъ сталъ продолжать въ умѣ восходящую разницу, и мысль его остановилась на сорока тысячахъ. Но сорокъ тысячъ… вѣдь это было чистѣйшее безуміе, и когда адвокатъ спросилъ, на какой же суммѣ они могли бы сойтись, Бенони объявилъ сорокъ тысячъ просто потому, что эта сумма вертѣлась у него на языкѣ:- За сорокъ тысячъ еще, пожалуй.

И снова всѣхъ присутствующихъ дрожь проняла. Только двое англичанъ наскоро перекинулись парой другой вопросовъ и отвѣтовъ: сколько это составитъ? Восемь, почти девять тысячъ фунтовъ стерлинговъ.

Смотритель маяка вскочилъ со стула:- Вы спятили! — пронзительно взвизгнулъ онъ.

— Тсс! — зашикали на него; тутъ вѣдь дѣло было серьезное, а не бредни. — Молчите, садитесь на мѣсто.

Смотритель уставился на Бенони выпученными глазами и раза два проглотилъ слюну, — у него во рту совсѣмъ пересохло. — Сорокъ тысячъ! Да это вамъ любой дастъ, любой изъ вашихъ бергенскихъ купцовъ. Богъ съ вами!

— Пишите! — раздался голосъ сэра Гью. Вся эта безконечная канитель до того извела его, что онъ готовъ былъ лопнуть со злости.

Когда адвокатъ усѣлся составлять продажную запись, писарь ленемана примостился около него и постепенно прочитывалъ написанное, преисполненный сознаніемъ своего служебнаго долга, законовъ и предписаній.

— Это идіотство! — заикаясь, пробормоталъ смотритель Шёнингъ, когда все уже было потеряно. — Просто скотство!.. — Онъ надѣлъ шляпу и, шатаясь, вышелъ изъ дверей, никому не поклонившись.