Кнут Гамсун - Роза (пер. Ганзен)

Проснулся я среди мрака, озябъ, подбросилъ еще хворосту на очагъ и, наконецъ, снова уснулъ. Когда я проснулся во второй разъ, было все еще темно, но я чувствовалъ, что уже выспался, всталъ, опять поджарилъ себѣ мяса, вышелъ на воздухъ и дождался разсвѣта.

Вотъ, позади меня на востокѣ посвѣтлѣло, мракъ разсѣялся, и я вновь пустился въ путь, къ сѣверу.

Такъ шелъ я два дня, а Мункена Вендта все не видать было. Спалъ я въ пустовавшихъ землянкахъ дровосѣковъ. Прошелъ я и еще день, оставивъ за собой уже много миль; время отъ времени мнѣ открывался съ высотъ видъ на море; начали также попадаться птицы. Я подходилъ къ незнакомымъ селеніямъ. Вдругъ вижу — идетъ Мункенъ Вендтъ, и Іенсъ Папаша съ нимъ.

Все теперь было забыто; вотъ была радостная встрѣча! Мы сдѣлали привалъ на часокъ и принялись болтать о томъ, о семъ, обо всемъ на свѣтѣ. Часъ пролетѣлъ быстро, и мы продолжали бесѣду дорогой. Мункенъ Вендтъ былъ все тотъ же молодецъ, по прежнему ходилъ въ перчаткахъ, хоть и не боялся снять ихъ и пустить въ дѣло свои руки. У него была красивая борода и глаза съ большими зрачками; походка же у него была такая упругая и легкая, что ему ничего не стоило загнать насъ всѣхъ; но, когда онъ шагалъ, на штанахъ у него, сзади, зіяла прорѣха. Да, онъ ходилъ такимъ оборванцемъ, былъ такъ страшно бѣденъ, что даже не имѣлъ жилетки. Вообще у Мункена Вендта не было ничего за душой, какъ и у меня.

Но руки у него были необычайно красивы, и имъ предстояло встрѣтиться съ руками Розы!

По мѣрѣ того, какъ мы подвигались дальше, мы все рѣже и рѣже перекидывались словомъ. Тропа была узка, мы шли гуськомъ, и тому, кто былъ впереди, приходилось для разговора оборачиваться назадъ.

Въ Мункенѣ Вендтѣ живо сказался охотникъ; у него было такое острое чутье, что тамъ, гдѣ я не видѣлъ и признаковъ жизни, онъ въ какіе-нибудь четверть часа или полчаса настрѣлялъ куропатокъ на цѣлый обѣдъ.

Дальше во дорогѣ онъ разсказалъ мнѣ про дѣвушку, которая осталась у него дома. Ее звали Блисъ, и она не шла у него изъ головы. Я спросилъ его, не хочетъ ли онъ тоже поступить въ домъ учителемъ, какъ я, но онъ сказалъ:- нѣтъ! — расхохотался и прибавилъ:- Ты спятилъ? Мы же отправимся съ тобою бродить.

Видя его нѣжную любовь и привязанность къ лѣсной природѣ, видя, какъ всѣ деревья и кусты, и камни, и скалы были ему словно родными, я и понялъ, что ему не ужиться въ четырехъ стѣнахъ. Нѣкоторые камни нравились ему больше другихъ, какъ будто манили его къ себѣ,- не только, чтобы присѣсть на нихъ, но просто полюбоваться ими, приласкать ихъ. Я никогда такъ не смотрѣлъ на камни; и я, вѣрно, былъ имъ чужой, какъ человѣкъ комнатный; да и какой же я былъ охотникъ!

Ну, покажу-ка я ему одинъ камень; что онъ скажетъ! — думалъ я.

Такъ мы шли два дня и уже позднею ночью стали подходить къ окрестностямъ Сирилунда. Тутъ я отослалъ Іенса Папашу впередъ, а Мункена Вендта повелъ къ женѣ младшаго мельника, чтобы она починила ему платье. Потомъ я поспѣшилъ свести его на кряжъ, къ чащѣ, гдѣ стоялъ у прудка каменный идолъ.

Мы проползли къ прудку. Здѣсь царила все та же тишь. Мункенъ Вендтъ сѣлъ. Ноздри его раздувались, словно онъ чуялъ, что, кромѣ насъ, тутъ есть еще кто-нибудь.

— Развѣ мы не одни? — спросилъ онъ.

— Думаю, что одни. Кому же еще быть здѣсь? Я было видѣлъ тутъ однажды паука, да и тогъ исчезъ.

— Какъ здѣсь тихо! — сказалъ Мункенъ Вендтъ. — Знаешь, хорошо, что даже паукъ исчезъ, а то онъ бы нашумѣлъ тутъ.

Я посмотрѣлъ на кисти его рукъ. Какъ онѣ были нѣжны и бѣлы!

— Сними перчатки! — сказалъ я.

Онъ снялъ перчатки и сидѣлъ себѣ, посмѣиваясь.

Тогда я быстро перевелъ его черезъ прудокъ, указалъ на каменнаго человѣчка и сказалъ:- Вотъ тебѣ камень; что ты о немъ скажешь?

Мункенъ Вендтъ преспокойно голыми руками снялъ идола съ его подпорокъ и осмотрѣлъ со всѣхъ сторонъ. Я въ это время отвернулся.

— Языческій божокъ, — сказалъ онъ. — Я ихъ видывалъ раньше. Это лопари ихъ ставятъ. Мы возьмемъ его съ собой?

— Нѣтъ, — сказалъ я.

Онъ поставилъ божка обратно на мѣсто, усмѣхнулся его безобразію и тряхнулъ головой.

— Каково было взять его? — спросилъ я. — Рукамъ не было больно?

— Нѣтъ. Съ чего бы имъ стало больно? — отвѣтилъ онъ и снова надѣлъ перчатки. — Но онъ весь такой сальный, липкій.

Мы пошли. Прошло часа два, какъ мы разстались съ Іенсомъ Папашей, такъ что тотъ теперь давно былъ дома. Передъ нами, какъ на ладони, лежали массивныя строенія Сирилунда, а подальше виднѣлся домъ Гартвигсена и пристань.

— Какъ здѣсь важно! — сказалъ Мункенъ Вендтъ.

Онъ шелъ беззаботно и смѣло, словно былъ одѣтъ щеголемъ, а не въ лохмотьяхъ. Онъ былъ въ наилучшемъ настроеніи, такъ какъ успѣлъ два раза пообѣдать сегодня. — Не часто это со мною случается! — сказалъ онъ и разсмѣялся. Навстрѣчу намъ медленно подвигалась женская фигура, высокая и стройная, и Мункенъ Вендтъ успѣлъ два раза крикнуть ей: Эй! прежде, чѣмъ услыхалъ отъ меня, что это сама баронесса.

— Тсс! Это баронесса вышла встрѣчать насъ! — сказалъ я.

При окликѣ Мункена Вендта она пріостановилась и стала ждать, глядя на насъ.

— Это вы пришли? — сказала она, когда мы поравнялись съ нею. Но сказала она это, видимо, чтобы только выйти изъ замѣшательства. Улыбка у нея вышла какая-то растерянная, когда я представилъ ей пріятеля.

Мункенъ Вендтъ, послѣдовавъ моему примѣру, стоялъ съ шапкой въ рукахъ.

— Очень жалѣю, что крикнулъ: эй, эй! — сказалъ онъ просто и улыбнулся. — Я не зналъ, кто это идетъ; вижу только высокую… стройную…

И такъ онъ это мило сказалъ передъ тѣмъ, какъ надѣть шапку! А баронесса немножко съежилась и какъ-то даже сгорбилась подъ его взглядомъ.

— Мнѣ-то собственно нужно дальше, — сказала она и кивнула намъ на прощанье.

Но, вѣрно, она сказала это только для того, чтобы не показать, что пошла встрѣчать насъ.

Мы разошлись. Мункенъ Вендтъ и въ усъ себѣ не дулъ. Онъ, впрочемъ, нашелъ баронессу старой и чудной.

Прошло нѣсколько дней. Мункенъ Вендтъ былъ веселъ; за нимъ ухаживали; а баронесса расцвѣла въ его обществѣ, даже помолодѣла и разговаривала бархатнымъ голосомъ.

За столомъ они оба вели себя одинаково невоспитанно, словно явились прямо изъ людской: раскладывали локти на столѣ, набивали себѣ рты, намазывали масломъ кусокъ, отъ котораго только-что откусили, а замасленный ножъ оставляли прямо на скатерти вмѣсто того, чтобы положить себѣ на тарелку. Продѣлывала баронесса все это, навѣрно, просто изъ неряшества, а не только, чтобы показать свое пренебреженіе установленными обычаями и привычками. Самъ же Маккъ сидѣлъ, по прежнему важный и снисходительный, и виду не подавалъ.

Сегодня Мункенъ Вендтъ одинъ безъ меня пошелъ на пристань; тамъ встрѣтила его баронесса, и они долго гуляли вмѣстѣ. А я гулялъ съ дѣвочками. У Мункена Вендта высыпала на рукахъ мелкая красноватая сыпь; вообще же онъ чувствовалъ себя превосходно и ходилъ побѣдителемъ, а по вечерамъ, отъ избытка благополучія, распѣвалъ у меня въ комнатѣ.