Джон Стейнбек - Неведомому Богу. Луна зашла

— Томас, посмотри на дерево!

— Я вижу его. В чём дело?

Джозеф быстро подошёл к стволу и, запрокинув голову, посмотрел на ветви.

— Ну, кажется, всё в порядке.

Он замолчал и быстро провёл рукой по коре.

— Смешно сказать, когда я посмотрел на него, я подумал, что с ним что-то случилось. По-моему, это было какое-то предчувствие.

Он продолжал:

— Я не хотел, чтобы Бартон уезжал. Такое раскалывает семью.

Элизабет шла к дому вслед за ними.

— Всё ещё играешь в игру, Джозеф? — насмешливо окликнула его она.

Джозеф быстро отдёрнул руку и подошёл к ней.

— Попробуем обойтись своими силами, — сказал он Томасу. — Если работы будет слишком много, я найму ещё одного мексиканца.

Он вошёл в дом и, ничем не занявшись, остался в гостиной.

Элизабет вышла из спальни, кончиками пальцев отводя волосы назад.

— Даже одеться времени не было, — объяснила она и бросила быстрый взгляд на Джозефа.

— Ты что, плохо чувствуешь себя из-за того, что заставил Бартона уехать?

— Думаю, да, — неуверенно произнёс он. — Меня что-то тревожит, а я не знаю, что.

— Почему бы тебе не покататься? Тебе нечем заняться?

Он нетерпеливо вскинул голову.

— Мне надо съездить за саженцами в Нуэстра-Сеньора. Я поеду за ними.

— Так что же не едешь?

Он подошёл к входной двери и, выглянув, посмотрел на дерево.

— Не знаю, почему, — сказал он, — но я боюсь ехать. Здесь что-то не так.

Элизабет встала рядом с ним.

— Не заигрывайся слишком в свою игру, Джозеф. Не позволяй игре захватить тебя.

Он пожал плечами.

— По-моему, я так и делаю. Я как-то говорил тебе, что могу предсказать погоду по дереву. Оно вроде посредника между мной и тем, что вокруг. Посмотри-ка на дерево, Элизабет! Как тебе кажется, с ним всё в порядке?

— Ты переутомился, — сказала она. — С деревом всё в порядке. Поезжай и привези саженцы. Надо их поскорее посадить в землю.

Преодолевая сильное нежелание покинуть ранчо, он заложил экипаж и отправился в посёлок. Мухи заметно оживились в период, предшествовавший их зимней спячке. Ослеплённые вспышками солнечного света, они опускались на уши лошадей, кольцами окружали их глаза. Хотя утро было по-осеннему пронзительно-холодным, солнце бабьего лета ещё грело.

Река совсем ушла под землю, а на дне глубоких луж видны были несколько медленно извивающихся чёрных угрей и большая форель, которая, высовываясь, бесстрашно открывала рот. Джозеф рысью направил свою упряжку в живительную тень листвы сикоморов. Преследовавшее его недоброе предчувствие овладело им целиком. «Может быть, Бартон был прав, — думал он. — Может быть, я, сам того не зная, делаю что-то не так. Эта земля охвачена каким-то злом». Ещё он подумал: «Надеюсь, скоро пойдёт дождь, и река снова наполнится водой». Пересохшая река огорчила его. Чтобы разогнать тоску, он подумал о сарае, до потолка заваленном сеном, о стогах сена в загоне для скота, покрытых соломой для того, чтобы они сохранились зимой. Потом ему захотелось узнать, почему ручеёк на поляне, окружённой соснами, всё ещё вытекает из пещеры. «В ближайшее время съезжу-ка я туда и посмотрю», — подумал он. Он доехал быстро и поспешил обратно на ранчо, но когда добрался туда, стояла уже глубокая ночь. Усталые лошади, освобождённые от сбруи, склонили головы.

Томас ждал его у входа в конюшню.

— Быстро ты съездил, — сказал он. — Не ожидал, что ты обернёшься всего за пару часов.

— Побудешь с лошадьми, ладно? — попросил Джозеф. — Я накачаю воды для деревец.

Он опустил густые ветви саженцев в бак и обильно смочил водой мешковину, в которую были завёрнуты их корни. Затем быстро подошёл к дубу «С ним творится что — то не то, — испуганно подумал он. — В нём нет жизни». Он снова потрогал кору, сорвал листок, помял и понюхал его, но ничего плохого не обнаружил.

Он только переступил порог, а ужин у Элизабет уже был готов.

— Ты выглядишь усталым, дорогой. Ложись-ка сегодня спать пораньше.

Но он только с тревогой оглядывался.

— После ужина я хочу поговорить с Томасом, — сказал он.

Закончив есть, он вышел за сарай и поднялся на пригорок. Ладонями потрогал сухую и всё ещё тёплую от дневного солнца землю. Затем он направился к подлеску из молодых дубков, пощупал их кору, сорвал и понюхал листья с каждого дерева. Пальцами он проверял жизненные способности земли везде, где шёл. Остужая траву, с гор спускалась прохлада, и в первый раз в ту ночь Джозеф услышал, как улетают дикие гуси.

Земля ничего не сказала ему. Она была сухой, но живой, ей нужен был только дождь, который тут же заставил бы её выбросить стреловидные ростки зелени. Наконец, удовлетворённый, он отправился назад, к дому, и остановился под своим деревом. «Я испугался, сэр, — сказал он. — Что-то, находящееся здесь, вокруг, напугало меня». Внезапно, отломив кусок коры, он почувствовал холод и одиночество. «Дерево мертво!» — возопил его разум. — В моём дереве нет жизни!» Чувство утраты вызвало у него головокружение, и он вновь почувствовал ту печаль, которую испытывал, когда у него умер отец. Чёрные горы обступили его, над ним сгустилось холодное серое небо с недружелюбными звёздами, земля покачнулась у него под ногами. Всё вокруг было враждебным, не готовым к нападению, но отстранённым, молчаливым и холодным. Джозеф присел под деревом, и даже твёрдая кора не принесла ему никакого утешения. Она была так же враждебна, как безмолвная земля, так же презрительно-холодна, как мёртвое тело друга.

«Что же я теперь буду делать? — подумал он. — Куда мне теперь деваться?» Белый метеор, сверкая, пронёсся в воздухе и вспыхнул в вышине. «Может быть, я неправ, — подумал Джозеф, — и с деревом будет всё в порядке». Он встал и пошёл домой; в эту ночь, пытаясь разогнать тоску, он так яростно сжимал Элизабет в объятьях, что она кричала от боли и была очень довольна.

— Ты что так тоскуешь, дорогой? — спросила она. — Ты зачем сделал мне больно ночью?

— Я не знал, что сделал тебе больно, прости, — сказал он.

— Я думаю, что моё дерево умерло.

— Ну как оно могло умереть? Деревья так быстро не умирают, Джозеф.

— Не знаю, как. Я думаю, оно умерло.

Некоторое время она лежала тихо, прикидываясь, что уснула. Но она знала: он не спит.

Когда рассвело, он осторожно встал с кровати и вышел из дома. Листья на дубе сморщились, съёжились, некоторые из них пожухли. Томас, шедший на конюшню, увидел Джозефа и повернул к нему.

— Боже мой, с деревом что-то случилось, — сказал он.

Джозеф внимательно наблюдал за тем, как он осматривал кору и ветви.

— Здесь нет ничего, что могло бы его сгубить, — сказал Томас.

Он взмахнул мотыгой и принялся вскапывать мягкую почву у основания ствола. Однако, пошевелив два раза мотыгой у корней, отступил назад.