Жермена Сталь - Коринна, или Италия

Горе, которым не с кем поделиться, терзает душу с неизменной силой день за днем, год за годом; горе, на которое не оказывают влияния ни внешние события, ни превратности судьбы, гораздо мучительнее, нежели вереница различных тяжелых переживаний. Князь Кастель-Форте, следуя общеизвестному правилу, изо всех сил старался помочь ей забыть свою печаль; но не существует забвения для людей с пылким воображением, и лучше непрестанно пробуждать в них воспоминания и вызывать облегчающие душу слезы, чем давать им замыкаться в себе.

Вспомним теперь о событиях, происшедших в Шотландии после грустного празднества, когда Коринна принесла столь тяжелую жертву. Слуга передал на балу лорду Нельвилю несколько писем, и тот вышел, чтобы их прочитать: сперва он распечатал письма своего лондонского банкира, не подозревая, что у него в руках письмо, которое должно решить его судьбу; но когда он увидел руку Коринны, прочел слова: «Вы свободны» — и узнал свое кольцо, он ощутил глубокую боль и воспылал гневом. Два месяца он не получал писем от Коринны, а теперь она нарушила молчание, дав ему такой краткий ответ и решившись на такой бесповоротный поступок! Он уже не сомневался в ее неверности; ему вспомнилось все, что говорила леди Эджермон о ветрености и непостоянстве Коринны; в нем вспыхнуло враждебное чувство: он еще любил ее и потому был к ней несправедлив. Он позабыл, что несколько месяцев назад отказался от мысли жениться на Коринне и что ему очень нравилась Люсиль. Он вообразил, что Коринна презрела его нежные чувства и изменила ему. Он был растерян, разгневан, несчастен, но особенно болезненный удар был нанесен его гордости, и ему хотелось как-нибудь показать свое превосходство над женщиной, покинувшей его. Не следует давать волю оскорбленной гордости в сердечных делах; обычно она овладевает человеком, когда самолюбие берет верх над любовью, и если бы лорд Нельвиль любил Коринну, как в прежние дни в Риме и Неаполе, он не отшатнулся бы от нее, вообразив, что она провинилась перед ним.

От леди Эджермон не укрылось беспокойство лорда Нельвиля; в этой женщине под маской холодности таилась страстная натура, а смертельная болезнь, угрожавшая ей, еще усиливала ее привязанность к дочери. Она знала, что бедняжка любит лорда Нельвиля, и горько упрекала себя в том, что, познакомив ее с ним, нарушила ее душевный покой. Мать ни на миг не упускала из виду Освальда и старалась разгадать его сердечные тайны с прозорливостью, обычно свойственной женщинам, и с неусыпной бдительностью, которая обостряется сильным чувством. Якобы для того, чтобы заняться делами Коринны, то есть наследством ее дяди, которое леди Эджермон хотела переправить в Италию, она попросила лорда Нельвиля зайти к ней на следующее утро. Из разговора с ним она поняла, что он недоволен Коринной; и, желая разжечь его неприязнь к ней своим благородным поступком, леди Эджермон заявила, что готова признать ее своею падчерицей. Лорд Нельвиль был удивлен такой переменою в образе мыслей леди Эджермон, но понял — хотя эта мысль не была высказана вслух, — что она осуществит свое намерение лишь в том случае, если он женится на Люсиль, и, поддавшись на минуту чувству гнева и досады, он опрометчиво попросил у нее руки ее дочери. Восхищенная леди Эджермон едва сумела овладеть собой настолько, чтобы не слишком поспешно сказать ему «да». Согласие было дано, и лорд Нельвиль вышел из комнаты, связав себя обязательством, о котором за минуту перед тем и не помышлял.

Покамест леди Эджермон подготавливала дочь к встрече с Освальдом, он в сильном волнении ходил по дорожкам парка. Он говорил себе, что Люсиль нравится ему лишь потому, что он мало ее знает, и что нелепо строить счастье своей жизни на обаянии тайны, которая должна в конце концов все же открыться. Внезапно в нем пробудилась нежность к Коринне, и он вспомнил свои письма к ней, в которых слишком отчетливо отражалась его внутренняя борьба.

— Она права, — воскликнул он, — что отступилась от меня: у меня не хватало мужества сделать ее счастливой; но она не должна была так легко расстаться со мной, а эти холодные строки… Но кто знает, не обливала ли она эти строки слезами? — При этих словах у него самого покатились слезы из глаз.

Погруженный в свои мысли, он далеко отошел от замка, и слуги, посланные леди Эджермон сказать ему, что его ожидают, очень долго его разыскивали; он сам удивлялся тому, что его совсем не тянет в замок, однако поспешил туда вернуться.

Войдя в комнату, он увидел Люсиль, которая стояла на коленях перед матерью, спрятав голову у нее на груди: поза девушки была очень трогательна и грациозна. Услышав шаги лорда Нельвиля, она подняла лицо, залитое слезами.

— Не правда ли, милорд, — сказала она, протягивая ему руку, — вы не разлучите меня с моей матерью?

Освальду очень понравилось, что она в такой форме выразила ему свое согласие. Он тоже опустился на колени и попросил у леди Эджермон разрешения поцеловать склонившуюся к нему Люсиль; так это невинное дитя простилось с детством. Густая краска выступила у нее на лбу; глядя на нее, Освальд понял, какие чистые и священные узы соединяют его с ней; и хотя Люсиль была в эту минуту прелестна, ее красота производила на него не такое впечатление, как ее небесная скромность.

Брачная церемония была назначена на воскресенье, и все последующие дни прошли в приготовлениях к свадьбе. Люсиль была по-прежнему молчалива, но все, что она говорила, было просто и благородно; и лорд Нельвиль ценил и одобрял каждое ее слово. Но все же он ощущал какую-то пустоту возле нее: их беседа всегда состояла из вопросов и ответов; она сама не начинала разговора и не поддерживала его; все было прекрасно, только Освальду недоставало того внутреннего пыла, того прилива жизненных сил, которыми он в свое время наслаждался. Лорд Нельвиль невольно думал о Коринне; но он давно о ней не слышал и надеялся, что когда-нибудь она станет для него каким-то призрачным существом, о котором можно лишь смутно сожалеть.

Когда Люсиль узнала от матери, что Коринна жива и находится в Италии, ей очень захотелось расспросить о сестре лорда Нельвиля; но леди Эджермон запретила ей это; и она подчинилась, по своему обыкновению не спрашивая о причинах запрета. Утром того дня, когда должна была состояться свадьба, образ Коринны с небывалою силой ожил в сердце Освальда, и это испугало его. Тогда он обратился с молитвой к отцу; взывая к нему из глубины души, Освальд говорил, что исполняет его волю на земле, дабы получить его благословение на небесах. Облегчив душу молитвой, он явился к леди Эджермон; он чувствовал свою вину перед Люсиль, которой мысленно изменил. Она была восхитительно хороша и походила на ангела, слетевшего на землю; казалось, она воплощала в себе все небесные добродетели. Они пошли к алтарю. Мать была взволнована еще больше дочери, ибо к ее волнению примешивался страх, какой испытывает всякий человек с жизненным опытом, принимая важное решение. Люсиль была полна надежд; в юной девушке было еще столько детского, и она сияла радостью любви. Возвращаясь из церкви, она робко оперлась о руку Освальда, словно доверяясь своему защитнику. Освальд глядел на нее с умилением; казалось, он ощущал в своем сердце враждебные силы, грозившие счастью Люсиль, и он давал обет защищать ее от них.