Лев Толстой - Полное собрание сочинений. Том 1. Детство. Юношеские опыты

Папа им ѣлъ дурную привычку перем ѣшивать французскія слова, такія слова, которыя онъ очень хорошо могъ сказать по-Русски, съ Русскими, въ особенности, когда онъ говорилъ в ѣщи трудныя. (Трудными словами я называю такія, которыя не говорятся тотчасъ, какъ приходятъ въ голову, а которыя знаешь, что долженъ сказать и передъ которыми, чтобы выговорить ихъ, происходитъ внутренняя борьба.)

Б ѣдная Maman продолжала: «Мн ѣсъ тобою нужно серьезно поговорить, Alexandre». «Нужно серьезно поговорить» всегда говаривала maman, когда ее бывало не слушаетъ отецъ и хочетъ заговорить ее, — закидать словами, когда она обдумала в ѣщъ и не хочетъ спорить и разговаривать, и хочетъ ясно высказать свою мысль, но это «серьезно поговорить» она говорила такимъ тономъ, — который значилъ: «хоть разъ выслушай меня». Когда maman хот ѣла, и д ѣло шло о в ѣщи близкой ея сердцу, она говорила такъ ясно, такъ логически и вм ѣст ѣтакъ женски краснор ѣчиво, что невозможно было противустоять ей. Одно только было оружіе противъ ея доводовъ это н ѣжность: надо было расчувствовать ее, а она была такъ воспріимчива и пылка и такъ сильно любила отца, что это было ему нетрудно, — тутъ-же все [21] забывалось. Настаивать въ другой разъ у ней не достало бы силы. Отецъ безсознательно чувствовалъ свое преимущество и всегда употреблялъ его. —

«Хотя ты уже р ѣшился и говоришь, что все кончено, выслушай меня пожалуйста въ посл ѣдній разъ. Я обязана передъ Богомъ думать о судьб ѣмоихъ д ѣтей. Твои планы насчетъ д ѣтей — отдать ихъ въ комерческое училище, послать ихъ за границу, дать имъ капиталъ и сд ѣлать ихъ комерціантами большой руки — такъ ли? — мн ѣне по душ ѣ, я откровенно скажу, я боюсь. Ты хочешь, чтобы они были т ѣмъ, чего у насъ въ Россіи н ѣтъ. Знаю, знаю, ты будешь мн ѣприводить прим ѣры молодыхъ людей, которыхъ я много вид ѣла за границей — тамъ это очень хорошо, и у насъ можетъ быть, но со временемъ только. И сколько можетъ быть имъ неудачь на этой дорог ѣ, неудачь такихъ, отъ которыхъ имъ нельзя будетъ подняться. Не выдержи курса (maman такъ говорила), нашали молодой челов ѣкъ, у котораго есть имя въ университет ѣ, сколько у него есть дорогъ — военная служба, хозяйство, выборы, но тутъ — все пропало».

— Отчего-же все пропало, chère amie? [68] [дорогой друг?] Разв ѣони не будутъ им ѣть капитала, съ которымъ въ нын ѣшнемъ в ѣк ѣвсе можно сд ѣлать.

— Постой, дай мн ѣтеб ѣсказать. Ты говоришь: «капиталъ». Разв ѣонъ есть у нихъ?

— Все равно, что есть: онъ будетъ.

— Полно, Alexandre, ты меня заставляешь говорить в ѣщи, о которыхъ грустно вспоминать. Ты самъ энаешь, что своимъ состояніемъ ты для нихъ располагать не можешь, я знаю, что ты для нихъ все готовъ сд ѣлать. Я тоже — ихъ мать, и не могу имъ ничего оставить. Изъ доходовъ, ты говоришь, въ н ѣсколько л ѣтъ составится небольшой капиталъ для нихъ, но что это за состояніе для 3 д ѣтей, которыя не им ѣютъ ни имени [?] ни родных [?]. Притомъ же разв ѣможно отв ѣчать, что я проживу такъ долго.

— Pourquoi parler de ces choses, chère amie, vous savez les raisons, pourquoi il est impossible de faire autrement. [69] [Зачем говорить обо всём этом, дорогой друг; ты знаешь основание, почему невозможно поступить иначе.]

Отецъ прошелся по комнат ѣи с ѣлъ [22] опять на кресло. Н ѣсколько минутъ они молчали. Maman опять продолжала: «Н ѣтъ, я не вижу, отчего ты не возьмешь векселей отъ меня. Отецъ опять всталъ и, покрасн ѣвъ и подергиваясь: «Ne revenons pas sur ce sujet, ma chère. J’ai dit — онъ сд ѣлалъ удареніемъ на этомъ слов ѣ— que c’est une chose, que je ne ferai jamais». [70] [Дорогая, не будем вновь возвращаться к этому вопросу — я сказал, что я никогда этого не сделаю.]

Maman тоже встала и, взявъ его за руку, начала говорить съ сильнымъ жаромъ, что́ съ ней р ѣдко бывало: видно было, что она р ѣшилась. Я воображаю, какъ она была хороша въ эту минуту. Какъ покрылось легкой краской ее прекрасное лицо, какъ загор ѣлись ее черные умные глаза. (Мими, которая подслушивала и подсматривала въ щелку, говорила, что это одинъ разъ только она вид ѣла, что maman высказала всё, что́ у нее было на сердце.)

— Я, 14 л ѣтъ живя съ тобой, совершенно счастлива, я не раскаиваюсь въ томъ, что осудили бы другіе люди, потому что это суждено было Богомъ. Ежели бы мн ѣБогъ позволилъ избрать новую жизнь, я только просила бы прожить сначала эти 14 л ѣтъ опять также безъ всякой перем ѣны. Ежели я пожертвовала, какъ говорятъ, для тебя общественнымъ мн ѣніемъ, то эта жертва только усиливаетъ мою любовь и благодарность за твою любовь ко мн ѣ [71] Написано: къ теб ѣ . — я жертвы этой не чувствую. Я была совершенно счастлива, говорю я, но участь д ѣтей, за которую я боюсь, не знаю почему, тревожитъ меня. Я на д ѣтяхъ ожидаю наказанія за свою любовь, страсть, и это наказаніе будетъ для меня ужасно! Я могла вс ѣмъ жертвовать для своего счастья, когда на мн ѣне лежала обязанность матери; но теперь я мать! —

Ты говоришь про причины, которыя не позволяютъ теб ѣсд ѣлать того, о чемъ я прошу тебя. Я знаю, что ты благороденъ, но ты дурно понимаешь [23] благородство. Это эгоистическое дурное чувство, то чувство, которое м ѣшаетъ теб ѣвзять отъ меня векселя. Ты и я мы должны сд ѣлать это, иначе на насъ ляжетъ обвиненіе д ѣтей и гн ѣвъ Бога. Ты боишься молвы. Напрасно. Судьба д ѣтей твоихъ такъ важна, что я бы на твоемъ м ѣст ѣзабыла бы о молв ѣи о ложныхъ правилахъ чести, я бы вс ѣмъ прямо сказалъ, что я д ѣлаю, и пускай обвиняютъ, не понимаютъ меня. Это д ѣло такъ важно, такъ велико, что нельзя, я не понимаю, какъ думать объ осужденіи! —

— Успокойся, мой другъ, я сд ѣлаю все, что ты хочешь, какъ ни больно мн ѣэто будетъ.

— Сколько разъ просила я тебя просить Государя объ узаконеніи нашихъ д ѣтей, или сд ѣлать сд ѣлку съ Княземъ. Ты не соглашаешься на это. Я знаю отъ чего. Опять отъ того, что ты благороденъ и деликатенъ, но ты не знаешь того чувства матери и того страху сд ѣлать несчастіе д ѣтей, который заставляетъ меня говорить в ѣщи, о которыхъ больно вспоминать, о которыхъ я не думала, но чувствую, и о которыхъ ты никогда не думалъ. Я твоя жена передъ Богомъ, но теб ѣбольно сказать передъ вс ѣми, что связь наша незаконная; ты боишься оскорбить меня, говоря и напоминая объ этомъ. Ты ошибаешься, твое благородство ввело тебя въ ошибку. Мн ѣлегче слышать, когда ты говоришь прямо, откровенно обо мн ѣи моей страсти, ч ѣмъ когда ты говоришь такъ, что я вижу, ты боишься затронуть н ѣкоторыя струны, какъ будто они постыдныя. Я давно уже дала себ ѣи Богу отчетъ въ своемъ поступк ѣ, [24] я ничего не боюсь! Проси Государя узаконить д ѣтей, говори прямо обо мн ѣ— мн ѣлегче будетъ. — Да, Alexandre, теперь только, когда я начинаю предвид ѣть участь моихъ д ѣтей, я начинаю раскаиваться. —

И Maman заплакала, ей больно было, что она увлеклась и невольно оскорбила отца. Онъ тоже былъ растроганъ, слезы были у него на глазахъ.