Лев Толстой - Полное собрание сочинений. Том 1. Детство. Юношеские опыты

— Какъ можетъ раскаиваться ангелъ, прости меня. Приказывай мн ѣ, и я буду исполнять. — Это были только слова. — Но maman уже перешла отъ настроенности высокаго материнскаго чувства къ исключительному чувству любви къ одному челов ѣку. Отецъ просилъ простить его, ежели онъ виноватъ; об ѣщалъ исполнить все, ежели будетъ возможно; ув ѣрялъ въ любви, просилъ забыть этотъ тяжелый для него разговоръ. Нарисовалъ ей блестящую картину нашей молодости въ его дух ѣ, говорилъ, что перем ѣнить теперь этаго невозможно, но что, бывши въ Москв ѣ, онъ будетъ хлопотать о узаконеніи насъ, возвратившись, возьметъ отъ нее вексель (онъ над ѣялся выиграть довольно, чтобы отъ себя дать намъ достаточный капиталъ). Maman не им ѣла, какъ я говорилъ, силы возвратится къ прежнему разговору и ослаб ѣла подъ припадкомъ н ѣжности. Судьба наша осталась въ рукахъ отца, котораго р ѣшеніе завис ѣло отъ хорошей или дурной вены два вечера въ клу[б ѣ].

Долго еще сид ѣли мы наверху, долго безсмысленно [25] смотр ѣлъ я въ книгу діалоговъ. Карлъ Иванычъ былъ такъ взвинченъ, что и р ѣшительно, кажется, никогда не хот ѣлъ кончить несноснаго класса. Онъ безпрестанно сердился, сморкался, б ѣгалъ к Н[иколаю] Д. жаловаться на вс ѣхъ и на все и даже зажмуривалъ глаза, когда мы ему говорили наши уроки, что́ было всегда признакомъ очень дурнымъ для насъ.

Онъ даже сказалъ, что мы не д ѣти, a медв ѣди, и что такихъ д ѣтей ни въ Саксоніи, гд ѣонъ жилъ у богатаго отца, который былъ арендаторомъ, ни у Енералъ-Спазинъ, [у]кого онъ жилъ не такъ, какъ у насъ — не какъ учитель, а какъ другъ, въ доказательство чего онъ приводилъ то, что Генералъ ничего не предпринималъ, не посов ѣтовавшись съ нимъ. О причинахъ же, которыя заставили его оставить счастливую жизнь въ Саксоніи и у Спазина, онъ умалчивалъ. Впрочемъ, заключилъ онъ, когда сов ѣсть чиста, то нечего бояться, и что онъ не ожидалъ благодарности никогда и знаетъ очень хорошо, чьи это все штуки (Мими). Онъ желалъ счастья этимъ людямъ, ему же было все равно, и онъ полу-отчаяннымъ полу-грустнымъ жестомъ показывалъ, что онъ многое бы могъ сказать, но не стоитъ того.

Уже было безъ четверти часъ (а въ часъ ровно садились об ѣдать). Карлъ Иванычъ не од ѣвался, и не по чему р ѣшительно нельзя было зам ѣтить, что онъ скоро нам ѣренъ кончить. Изъ буфета долеталъ уже до насъ стукъ тарелокъ. Я слышалъ, какъ папа вел ѣлъ давать од ѣваться. Вид ѣлъ, какъ прошла дворовая женщина мыть тарелки. Слышалъ, какъ въ столовой [26] раздвигали столъ и уставляли стулья. Скоро, скоро позовутъ насъ. Одно только можетъ задержать. Я вид ѣлъ, какъ посл ѣразговору въ кабинет ѣmaman, Мими, Любочка и Юзинька пошли въ садъ и не ворочались. Но вотъ, кажется, видн ѣются ихъ зонтики. Н ѣтъ, это Мими съ д ѣвочками. Ахъ! да вонъ и Maman идетъ. Какъ она тихо идетъ и какая грустная, голубушка. Зач ѣмъ она не ѣдетъ съ нами? А что, ежели мн ѣсказать папа, что я не за что безъ нее не по ѣду, обнять ее и сказать: «Умру, папа, а съ maman не разлучусь». В ѣдь в ѣрно онъ меня оставитъ, и тогда мы съ Maman и съ Любочкой будемъ всегда, всегда вм ѣст ѣжить, я дома, буду учиться, буду писать братьямъ, а потомъ, когда выросту большой, дамъ Карлу Иванычу домикъ, онъ будетъ жить всегда въ Красномъ, а я по ѣду служить и, когда буду генераломъ, женюсь на Юзиньк ѣ, привезу его родныхъ изъ Саксоніи, или н ѣтъ, лучше я ему дамъ денегъ, и пускай онъ ѣдетъ. Много мечталъ я о генеральскомъ чин ѣ, о Саксоніи и о любви. Maman, которая за то, что я съ ней останусь и буду генераломъ, будетъ любить больше вс ѣхъ братьевъ. Какое гадкое эгоистическое чувство! —

Ну сейчасъ позовутъ об ѣдать. Вотъ дворецкій Фока съ салфеткой на рук ѣидетъ въ садъ искать Maman и докладывать, что кушанье готово. Какой онъ см ѣшной [?] всегда въ черномъ сертук ѣ, въ б ѣломъ жилет ѣи пл ѣшивый. Какъ это онъ не видитъ maman, она на середней дорожк ѣидетъ, а онъ б ѣжитъ къ оранжере ѣ. Ну, наконецъ, [27] нашелъ, чуть чуть не упалъ. А вотъ и насъ идутъ звать. Слава Богу. — Я никакъ не могъ угадать однако, чьи были шаги, которые приближались по л ѣстниц ѣ. Уже не говоря о братьяхъ, я по походк ѣмогу узнавать всю прислугу. Мы вс ѣсъ любопытствомъ смотр ѣли на дверь, въ которой наконецъ показалась совершенно незнакомая намъ фигура. Это былъ челов ѣкъ огромнаго роста съ длинными, но р ѣдкими, полус ѣдыми волосами, съ широкимъ, изрытымъ оспою лицомъ, съ р ѣдкой с ѣдой бородой, кривой на одинъ глазъ и од ѣтый въ платье, между подрясникомъ и кафтаномъ, съ палкой больше своего роста въ рук ѣ. — И-ихъ, птички вы мои, птички!! Самка скучаетъ, груститъ, а птички выросли, въ поле летятъ. Не видать ей птенцовъ своихъ, велики, умны стали; а коршунъ ихъ заклюетъ, б ѣдняжекъ. На могил ѣкамень, на сердце свинецъ. Жалко! Охъ больно, — и онъ сталъ плакать, утирая д ѣйствительно падавшія слезы рукавомъ подрясника. — Голосъ его былъ грубъ и хриплъ, р ѣчь безсмысленна и несвязна, но интонаціи были такъ трогательны, и безобразное лицо его принимало такое откровенно печальное выраженіе, что нельзя было смотр ѣть на него и слушать безъ участія. Это былъ юродивой Гриша, который хаживалъ еще къ бабушк ѣ(маменькиной матери) въ Петербург ѣи очень любилъ ее, когда она была еще малюткой и, отыскавъ ее зд ѣсь, пришелъ полюбоваться птенцами ея, такъ онъ поэтически называлъ насъ, д ѣтей. «А ты дуракъ, вдругъ сказалъ онъ, обращаясь къ Карлу Иванычу, который въ это время од ѣвался [28] и над ѣвалъ помача, «хоть ты на себя ленты над ѣвай, а все ты дуракъ — ты ихъ не любишь». Карлъ Иванычъ былъ въ скверномъ положеніи: сердиться на сумасшедшаго ему было сов ѣстно, сносить его глупыя слова ему тоже не хот ѣлось.

— Das fehlte noch, [72] [Этого еще не доставало,] подите внизъ, я васъ не желаю вид ѣть, не ваше д ѣло, любитъ ли, не любитъ. Онъ говаривалъ всегда вы и по Русски, когда сердился, и говорилъ очень дурно. Но я, приводя его р ѣчь, не коверкаю словъ, какъ онъ коверкалъ, потому что такого рода коверканье ничего мн ѣне напоминаетъ, кром ѣплоскихъ разсказовъ про Н ѣмцевъ, которые безпрестанно вс ѣразсказыва[ютъ], и вс ѣслушаютъ съ стыдомъ за т ѣхъ, кто разсказываетъ. — Наконецъ, давно желанный и пунктуальный Фока пришелъ и къ намъ и объявилъ, что кушанье готово, и мы пошли. Гриша, стуча костылемъ и продолжая говорить разную нел ѣпицу, пошелъ за нами. Въ столовой для него былъ накрытъ особой столъ, по его неопрятности, и потому что онъ ѣлъ постное — все это по иждивенію maman. Вс ѣуже собрались въ гостиной. Maman съ папа ходили рука объ руку по гостиной. Мими важно сид ѣла на одномъ изъ креселъ симетрично подъ прямымъ угломъ, примыкавшимъ къ дивану, подл ѣнея съ одной стороны сидела Любочька, которая, как только мы взошли, бросилась ц ѣловаться съ нами, съ другой Юзинька, которой тоже очень хот ѣлось вскочить и подб ѣжать къ намъ, но это было несогласно съ этикетомъ Мими. Мы должны были подойдти сначала къ Мими и сказать «bonjour, Mіmі» и потомъ...... н ѣтъ, р ѣшительно не помню, какъ я здоровался съ Юзой, ц ѣловалъ или н ѣтъ. Не помню. Помню только то, что я при Мими никогда отъ души не говорилъ съ этой чудесной, б ѣлокуренькой, [29] б ѣленькой, чистенькой д ѣвочкой Юзой. Несносная Мими безпрестанно приставала, оглядываясь на папа. «Parlez donc Français». [73] [Говорите же по-французски.] А тутъ-то какъ на зло такъ и хот ѣлось болтать по Русски. Какъ ни говори, а родной языкъ всегда останется роднымъ. Когда хочешь говорить по душ ѣ, ни одного французскаго слова въ голову нейдетъ, а ежели хочешь блеснуть, тогда другое д ѣло. Я тогда только выучился говорить хорошо, т. е. говорить какъ на природномъ язык ѣ, а то в ѣдь прежде только переводилъ Русскія мысли по Французски, когда понялъ, что это считается достоинствомъ хорошо говорить, а не смотр ѣлъ на это, какъ на придирку злой Мими, какъ на фразу, которая попортила много д ѣтской моей крови: «Mangez donc du pain» [74] [Ешьте же хлеб]. (за об ѣдомъ), «опять хл ѣба не ѣшь» и т. п. Отчего д ѣвочки раньше лучше говорятъ? Оттого, что у нихъ раньше является тщеславіе. Пошли въ столовую, большіе впереди, такъ что мы, д ѣти, оставшись сзади, усп ѣли перекинуть между собою, мальчики и д ѣвочки, н ѣсколько пріятныхъ словъ, пріятныхъ т ѣмъ, что нельзя было ихъ сказать при вс ѣхъ: «Посл ѣоб ѣда на охоту папа ѣдетъ». — «Васъ берутъ?» — «Да, — верхомъ, а васъ?» — «Не знаю. Попроси мамашу». — «Нельзя», «Постараемся».