Халлдор Лакснесс - Свет мира

— Я так и знала, — ответила невеста, — это в вашем духе говорить, что надо слушаться какого-то молокососа из Скьоула, который подбивает всякий сброд на разбой и убийство, а не угодных Богу людей.

— Скальды и сброд всегда были друзьями, — сказал Оулавюр Каурасон. — Давно известно, что в час испытаний они горой стоят друг за друга.

И вот в воскресный июньский день скальд вместе с другими поденщиками стоит перед зданием начальной школы и смотрит, как люди идут голосовать. Безоблачное летнее небо распростерлось над этим поселком, лежащим на берегу зеркальной глади фьорда, и в природе снова единодержавно правит дух благости и покоя, так что даже не верится, что в Исландии еще существуют заботы и горе.

Ослепительно сверкающий роскошный автомобиль Юэля Ю. Юэля подъезжает к дверям с очередным грузом Истинных Исландцев, которым на мгновение должно показаться, будто они правят страной. Дверцы автомобиля открываются, шофер зовет людей на помощь, и с мягких сидений стаскивают несколько Истинных Исландцев. Это старая Тура из Скаульхольта со своими подопечными. Первым вытаскивают старого Гисли, крупного землевладельца. Хотя крупный землевладелец уже много лет лежит, прикованный к постели, у него еще сохранилось достаточно сил, чтобы выкатить один глаз, злобно потрясти кулаком и упрямо выкрикнуть:

— Весь этот поселок принадлежит мне!

После крупного землевладельца в дом внесли язычника Йоуна Эйнарссона, он был наверху блаженства и пускал слюни при виде солнца, автомобиля, выборов и добрых христиан.

— Вавва-вавва, — сказал язычник и захохотал, — вавва-вавва!

Потом из роскошного автомобиля владельца баз вытащили Хоульсбудскую Дису, которую сперва долго держали взаперти в сарае Йоуна Убийцы, где хранились рыболовные снасти, а теперь держат за перегородкой в Скаульхольте. Это было то самое существо, про которое давным-давно Эрдн Ульвар сказал, что оно и есть сам поселок. Она тоже явилась сюда, чтобы поддержать дело Истинных Исландцев. Из роскошного автомобиля ее в дерюжном мешке отнесли прямо к избирательной урне. Из мешка выглядывало безумное лицо, лишенное человеческих черт, прежде худое и изможденное, теперь оно было обезображено отеками, черные, некогда вьющиеся волосы уже давно свалялись в колтун. Неподвижные старые покрасневшие глаза тупо глядели на ясное небо.

А после того как вытащили этих троих Истинных Исландцев, кто же вылез из автомобиля в новой праздничной юбке и в новой кофте, поверх которой была накинута косынка, умытый, причесанный, в шапочке с кисточкой, готовый выступить в рядах Истинных Исландцев против всяких безродных? Не кто иной, как Яртрудур Йоунсдоухтир, невеста скальда. Торжественным, твердым шагом, не глядя по сторонам, прошла она в зал для голосования. Несколько парней из безродных приветствовали этих Истинных Исландцев громким улюлюканьем.

Услышав, что сюда прибыли обитатели Скаульхольта, отовсюду набежали зрители, они толпились у дверей избирательного участка и с нетерпением ждали, когда те, исполнив гражданский долг, покажутся снова. Прошло несколько долгих минут. Вдруг из зала голосования донесся шум. Неожиданно в дверях на четвереньках показалась Хоульсбудская Диса. У избирательной урны она выскользнула из мешка, вырвалась из рук державших ее мужчин и, издавая страшные вопли, сожрала избирательный бюллетень и карандаш. С большим трудом удалось схватить ее и снова запихнуть в мешок.

Вскоре возвратилась от избирательной урны и невеста из Небесного Чертога, ее глаза сияли тем внутренним миром, той благостью, которые отличают человека, причастившегося у алтаря святых даров в светлое воскресенье. В этом блаженном состоянии, ни на кого не взглянув, она снова села в автомобиль. И многоуважаемых избирателей повезли по домам; на этом поездки в автомобиле закончились для них до следующих выборов.

Когда это видение исчезло и роскошный автомобиль скрылся из виду, скальд Оулавюр Каурасон пришел в себя. Его била дрожь, ему хотелось бежать куда глаза глядят, лишь бы прочь отсюда, дальше, как можно дальше. Но тут на его плечо легла чья-то рука, и молодая девушка снова оказалась перед ним, под высоким летним небом, он встретил ее улыбку, ее смелые горячие глаза.

— Льоусвикинг, — сказала она, — куда ты?

В тот же миг он перестал думать о бегстве.

— С тобой, — ответил он, глядя с изумлением, как идет ей это высокое летнее небо.

Потом они взялись за руки и пошли прочь.

Можно было не теряться в догадках относительно того, кому на этих выборах достанется место в альтинге, но все равно всю ночь, пока подсчитывались голоса, заинтересованные избиратели сидели в ожидании результата. Им удалось раздобыть водки, и у них не было недостатка в таких развлечениях, как проклятия, брань, крики и драки с переломом костей. Кое-кто в полном бесчувствии валялся в придорожных канавах. Взад и вперед по главной улице зигзагами прогуливались Юэль Юэль и Пьетур Паульссон, а между ними владелец трости, и все трое пили из одной бутылки; некоторые из безродных, совершенно трезвые, смотрели вслед этим владельцам Родины и становились на один урок умнее… или глупее. Теперь уже все знали, что рыболовецкая база только в шутку противопоставлялась владельцу трости, а владелец трости — базе, ибо от кого же Юэль получал свои деньги, как не от владельца трости? Владелец трости был одновременно ставленником правительства и представителем интересов народа, а деньги поступали от народа и клались в Банк для Юэля, чтобы он мог строить рыболовецкие базы, поддерживать церкви и покупать избирателей. Уже были приняты необходимые меры к тому, чтобы слить Союз Трудящихся с Истинными Исландцами под руководством приходского старосты. Теперь оставалось лишь довести строительство базы до банкротства, и дело в шляпе. Противник Юэля, как всегда, нес свою трость так, словно это был гибрид рождественской свечи и букета, а Юэль Юэль и Пьетур Паульссон по очереди наклонялись и обнимали его, прижимаясь головой к его сердцу, на котором была сделана зарубка в память о просьбах Яртрудур Йоунсдоухтир.

— Они думали, что я исландец, — говорил директор Пьетур Паульссон, покатываясь со смеху. — Никакой я, черт побери, не исландец. Меня зовут Педер Паульсен Three Horses. А мою бабушку звали фру София Сёренсен.

И поселок продолжал веселиться.

Уже взошло солнце и тени стали короче, когда скальд вернулся в свою лачугу. Он вошел как можно тише, чтобы не разбудить невесту. Но это не помогло, она заметила, когда он вошел, а может быть, она не спала и ждала его. Он сразу же открыл свою папку и в лучах утреннего солнца склонился над своими рукописями. Невеста приподнялась на локте и начала упрекать скальда, в ее глазах горел зловещий огонь.