Чарльз Ливер - Семейство Доддов за границей

Нѣсколько времени они курили молча. Мое положеніе стало несноснѣйшею пыткою: не говоря о страшной опасности, я имѣла несчастіе невольно подслушать ихъ секреты.

— Такъ чѣмъ же рѣшилось твое дѣло? спросилъ Джемсъ.

— Отложили рѣшеніе. Требуютъ дальнѣйшихъ доказательствъ, объясненій и тому подобныхъ глупостей… Скверныя сигары, рѣшительно не курятся!

— Это лучшія гаванскія.

— Значитъ, мнѣ попалась дурная. Не въ первый разъ я дѣлаю неудачный выборъ, Джемми, и онъ захохоталъ своему замѣчанію. — Пожалуйста, Джемми, не говори никому о моемъ проклятомъ дѣлѣ. Ну, докурилась наконецъ! и онъ бросилъ сигару. — Пора, кажется, вставать. Подними жалузи, Джемми.

Представь же себѣ, милая Китти, ужасъ моего положенія: Джемсъ ужь поднялся съ кровати и шелъ къ окну; еще мигъ — и свѣтъ ударитъ въ комнату, откроетъ меня! Мои чувства были чувства утопающаго, который, въ-добавокъ, не смѣетъ и кричать. Джемсъ ищетъ рукою шнуръ жалузи. Еще секунда — и будетъ поздно! Съ энергіею отчаянія бросилась я изъ-за гардроба, толкнувъ его такъ сильно, что онъ съ громомъ упалъ на Джемса. Съ быстротою молніи выбѣжала я изъ гибельнаго нумера, пробѣжала по корридору, бросилась въ свою комнату и упала безъ чувствъ, поспѣшно запираясь въ ней. Шумъ шаговъ и громкій говоръ въ корридорѣ заставили меня очнуться. Изъ отрывочныхъ словъ, долетавшихъ до меня, поняла я, что разсуждаютъ о странномъ случаѣ въ комнатѣ Тайвертона. Ахъ, милая Китти, съ какимъ восторгомъ убѣдилась я, что ускользнула неузнанная!

Общій голосъ приписывалъ паденіе гардроба неосторожности самого Джемса; говорили, что онъ, вѣроятно, толкнулъ его. Вмѣстѣ-съ-тѣмъ я узнала, что Джемсъ ушибенъ, хотя неочень-больно.

Много прошло времени прежде; нежели я собралась съ мыслями и могла подумать объ открытіи, мною сдѣланномъ. Не могу сказать, чтобъ я не была до нѣкоторой степени поражена, узнавъ, что лордъ Джорджъ женатъ. Его внимательность ко мнѣ не была пустою любезностью. Дѣвушка, понимающая жизнь, не ошибается въ этихъ случаяхъ; а еслибъ и усумнилась въ смыслѣ любезностей, всегда умѣетъ вызвать объясненіе.

Я испытывала чувства его раза три и убѣдилась въ его «безграничной преданности». Какъ же убійственно было для меня узнать, что онъ женатъ! Единственнымъ утѣшеніемъ было, что у нихъ съ женою идетъ дѣло о разводѣ. Бѣдняжка! Всѣ его выраженія, смыслъ которыхъ прежде былъ для меня страненъ, объясняются этимъ несчастнымъ обстоятельствомъ! Охотно теперь простила я ему нерѣшительность, колебанія, которыя прежде такъ часто смущали меня. Не будучи еще свободенъ, онъ не могъ открывать вполнѣ своихъ чувствъ, и теперь я поняла благородство борьбы, которая кипѣла въ его сердцѣ. Ахъ, Китти! какъ справедливо говоритъ поэтъ:

Сонный потокъ тривіальной привязанности лѣниво влечетъ свои мелкія струи по тинистому руслу и однообразнымъ берегамъ обыкновенной жизни; но кипучему каскаду страстной любви только утесы задерживающихъ его скалъ придаютъ бурную стремительность, сокрушающую всѣ преграды, презирающую всѣ бездны опасныхъ пучинъ! Я увѣрена, что такова страсть лорда Дж.; и теперь, когда эта пошлая Палата Лордовъ отказала ему въ просьбѣ о разводѣ, я знаю, что только рука нѣжной привязанности удержитъ его отъ отчаянныхъ порывовъ, спасетъ отъ погибели его дивное сердце!

Будь же откровенна со мною, милая Китти, признайся, что тебя шокируютъ такія идеи, что твоя ирландская pruderie краснѣетъ отъ мысли о любви къ женатому человѣку, пугается его страсти. Да, отъ меня не скроешься, мой другъ; вижу, какъ твои милыя губки надулись, какъ ты стараешься придать своимъ нѣжнымъ чертамъ мрачное выраженіе судейской суровости; но выслушай мою защиту. Обращаясь къ самому лорду Дж., я должна сказать, что это восхитительнѣйшій молодой человѣкъ; всякій, сколько-нибудь знающій его, убѣжденъ, что женщина, которая не чувствуетъ себя счастливою въ его обществѣ — демонъ. О благородствѣ характера его, о необыкновенномъ его тактѣ можетъ тебѣ свидѣтельствовать слѣдующій случай. Въ замѣшательствѣ послѣ бѣгства изъ его комнаты, я совершенно забыла о брошкѣ, которую прицѣпила къ платью, и вышла къ завтраку, не снявъ ее. Вообрази, Китти, мой стыдъ и ужасъ, когда Джемсъ закричалъ черезъ столъ: «Какую славную вещичку ты надѣла, Мери Анна: я мало видывалъ такихъ отличныхъ». Я вспыхнула, какъ огонь, потомъ поблѣднѣла; я чувствовала, что упаду въ обморокъ; но въ ту же минуту лордъ Дж. громко сказалъ: «Дѣйствительно, булавка очень-изящна; у меня была почти такая же, только съ изумрудами, а не съ рубинами; и мнѣ кажется, мистриссъ Доддъ, что ваша лучше».

Человѣкъ, умѣющій избавить васъ отъ такого ужаснаго положенія, достоинъ всякаго довѣрія, и я поблагодарила его взглядомъ; а онъ тотчасъ же далъ разговору другой оборотъ, предложивъ ѣхать на озеро ловить рыбу, и мы, кончивъ завтракъ, отправились садиться въ лодку.

Его необыкновенная любезность никогда не выказывалась такимъ блестящимъ образомъ; но я была весь день молчалива и задумчива. Затруднительность моего положенія была невыносима; и только тогда, какъ онъ подалъ мнѣ руку на возвратномъ пути въ отель, я нѣсколько ободрилась.

— Отчего вы такъ серьёзны? сказалъ онъ: — я не требую признаній; но и я ввѣрю вамъ мой секретъ, если вы довѣрите мнѣ одну изъ вашихъ тайнъ.

Я не отвѣчала ему, Китти, и шла молча, съ опущеннымъ вуалемъ.

Пишу все это моему несравненному другу откровеннѣе, нежели стала бы припоминать наединѣ сама съ собою; разсказываю все моей Китти; съ ея вѣрнымъ сердцемъ дѣлюсь своими радостями и печалями, своего надеждою и страхомъ. Но оставляю воображенію милой Китти дорисовать картину моей любви, волненій моего сердца. Ахъ, милая, добрая, несравненная Китти! не пойми ложно, не пойми превратно чувствъ твоей навѣки

Мери Анны.

Я хотѣла сказать тебѣ наши будущіе планы; но еще ничего не рѣшено опредѣлительно. Папа вчера получилъ большой пакетъ отъ мистера Порселя, по всей вѣроятности, съ дѣловыми бумагами, и съ-тѣхъ-поръ все сидитъ, читаетъ ихъ. Мы боимся, что онъ рѣшится ѣхать въ Ирландію; и каждый разъ, какъ онъ входитъ въ комнату, трепещемъ этого объявленія. Мама приготовляется къ защитѣ.

Кери все еще живетъ у Моррисовъ. Какъ она не умретъ съ тоски въ ихъ обществѣ — не понимаю. Жить безъ всякихъ развлеченіи, не видя даже порядочныхъ людей, для меня было бы невыносимо. Она совершенно лишена чувства благородной гордости. Я предполагаю, что развязкою этой скучной исторіи будетъ предложеніе руки отставнаго капитана; но пока у нихъ, кажется, все ограничивается дружбою, уваженіемъ и тому подобнымъ.

Кенни Дж. Доддъ Томасу Порселю, Е. В., въ Броффѣ.