Иннокентий Федоров-Омулевский - Шаг за шагом

Александра Васильича тревожили дорогой совсем иные размышления.

"Пальца в рот я тебе не положу,-- не беспокойся!" -- прежде всего думалось ему о генерале.

На своем, хотя и молодом еще, веку Светлов уже много видал хороших людей, много уже слыхивал прекрасных, симпатичных разговоров, но надеялся он только на самого себя, верил только в прочность своих убеждений...

Представитель местной власти твердо сдержал свое слово: не дальше, как через день после этой ночной беседы, его изящная зимняя коляска остановилась у светловских ворот, произведя необычайную, но совершенно напрасную суматоху во всем доме. Генерал только скромно осведомился у вышедшей к нему навстречу горничной Маши, где живет "приехавший из Петербурга молодой человек, Светлов" -- и, по ее указанию, прямо прошел во флигель. Ирина Васильевна, однако ж, не утерпела: она быстро накинула на себя что было у нее понаряднее и торопливо отправилась туда же.

-- Позвольте мне представить вас, генерал, моей матери,-- с неподражаемой простотой обратился Светлов к своему сановному гостю, когда старушка вошла в кабинет сына, чрезвычайно смущенная близостью присутствия такой, по ее мнению, "всемогущей власти", хотя в остальное время она и верила глубоко, что всемогущ только один бог.

Генерал вежливо встал и рассыпался перед ней в любезностях.

-- У меня тоже есть сын, сударыня, но я все-таки завидую вам,-- сказал он ей между прочим.

Старушка была очарована.

"Вот все говорят, что он на чиновников ногами топает да вон их выгоняет, что как к нему представляться идти, так дрожат,-- а поди-ка ты какой, батюшка, ласковый!" -- в наивном восхищении думала она, сидя на диване возле генерала.

Его превосходительство просидел у Светлова с четверть часа, зашел на минуту в школу, где остался очень доволен преподаванием Лизаветы Михайловны, и уехал, оставив в памяти Ирины Васильевны неизгладимое воспоминание о своем визите.

Но, с другой стороны, несмотря на весь свой восторг, старушка в тот же день за обедом не преминула напуститься сперва на мужа, а потом на старшего сына.

-- Уж и ты хорош, отец! -- обратилась она к Василью Андреичу,-- чем бы, батюшка, во флигель к Саньке пойти да представиться генералу, а он сидит себе дома да только трубочку свою покуривает! Уж такой ты, отец, и есть Запечин Иваныч... Шути-ка ты!-- может, и тебе бы опять место вышло. Я бы на твоем месте, батюшка, пришла да и сказала...

-- "Я бы", "я бы"! -- с сердцем передразнил старик жену, прервав таким образом обильный поток ее упреков,-- много ты взяла с твоим "я бы"! Уж я говорю, что... Х-хе! -- махнул он только рукой; не докончив начатой фразы.

-- Да уж и ты, Санька... отличился, батюшка, нечего сказать! -- круто перешла Ирина Васильевна к сыну,-- чем бы меня подвести к генералу, а ты его представлять выдумал... Уж чему вас, право, там учили, так я и не знаю!

Тем не менее день генеральского посещения получил значение эпохи в глазах стариков Светловых: отныне их домашнее днеисчисление вертелось обыкновенно на до и после того, "как был генерал". Полнейший триумф Ирины Васильевны продолжался по крайней мере дня три, пока она не успела обстоятельно сообщить всем своим родственникам, до единого, о таком "чуде да и только". Но главное значение этого события заключалось в том, что Александр Васильич чуть не на целую голову вырос теперь в ее и отцовском мнении.

-- Поди-ка ты, Санька-то наш как отличается!..-- восторженно и в сотый раз твердила на другой день старушка всякому, кто желал ее слушать,-- с генералами знакомство водит! Я это сижу вчера утром под окном, смотрю... да еше, грешная, и говорю папе: "Что бы Саньке к генералу сходить? Сейчас бы ему важную должность дал..." И в помышлении-то у меня этого не было, чтоб сам генерал к нам прикатил... Только вдруг слышу, будто к нашим воротам кто подъехал... Заглянула в другое окно,-- а он, батюшка мой, и идет по двору-то... Так у меня, мои матушки, ноги так и подкосились!..

Даже и Оленька не чужда была этому восторженному впечатлению. Только Владимирко, порядочно уже навострившийся от брата, относился несколько скептически к ослеплению домашних "неслыханной честью".

-- Саша-то, Чичка, книги сочиняет, ученый...-- заметил мальчуган сестре по поводу какого-то лестного замечания ее о посещении генерала,-- а он, брат, что? Просто... фитюлька с епалетами!

И Владимирко бесцеремонно расхохотался собственной импровизированной остроте.

-- Ну, ты!... ври больше! -- строго остановила его из другой комнаты подслушавшая этот вольнодумный отзыв старушка.-- Ужо вот услышит папа-то, так даст он тебе "фитюльку"!

Но это замечание матери нисколько не разубедило смешливого "химика".

-- Знаешь, Ваня, как генерала зовут? -- через минуту же обратился он на кухне к своему "наилюбезному камердинеру" -- "Фитюлька с епалетами"! -- и опять расхохотался чуть не до слез.

Что же касается Александра Васильича, то он и теперь, после этого визита, надеялся только на самого себя, верил только в прочность своих убеждений...

Было около девяти часов вечера. У Прозоровой только что подали самовар,-- сегодня немного раньше обыкновенного, так как сидевшие у нее гости, Варгунин и Ельников, оба были большие охотники до чаю. Дети отсутствовали: Анюта Орлова, праздновавшая в этот день свое рожденье, отпросила незадолго перед тем девочек к себе ночевать, а Гриша вызвался проводить их. Лизавета Михайловна, вероятно, поехала бы туда и сама, если б накануне, не зная еще о семейном празднике молодой девушки, не выразила Светлову сильного желания познакомиться с Жилинскими, которых тот и обещал привезти к ней сегодня.

По правде сказать, Александру Васильичу не особенно понравилась эта мысль. Он сперва даже и попытался было отклонить ее -- разумеется, самым деликатным образом; но после настойчивой просьбы со стороны Прозоровой отказать ей было неловко, да к тому же и причины серьезной не представлялось. Всегда свободный во всех своих чувствах и действиях, не лгавший ни перед кем, Светлов, и в этом случае не нашел возможным действовать иначе. "Что бы из того ни последовало, пускай они встретятся лицом к лицу",-- думалось ему. Лизавета Михайловна, с своей стороны, ждала этой встречи с нетерпением. Молодая женщина много слышала о Христине Казимировне и прежде, до знакомства с Александром Васильичем, знала, как смотрит на Жилинскую город, и давно уже интересовалась ею; но личность знаменитой "Христинки" получила в глазах Прозоровой совершенно новый интерес с тех пор, когда об этой эксцентричной девушке заговорили Светлов и, в особенности, Варгунин. Нельзя скачать, чтоб к простому порыву любопытства у Лизаветы Михайловны не примешивалось, в данном случае, и другое, более глубокое чувство. Юношеская любовь Светлова была не тайна для Прозоровой,-- и ей неодолимо захотелось видеть и узнать женщину, вызвавшую этот первый трепет страсти в человеке, к которому сама она, Лизавета Михайловна, тянулась всеми силами ума и души.