Эмилия Бронте - Грозовой перевал - английский и русский параллельные тексты

Тут можно читать онлайн Эмилия Бронте - Грозовой перевал - английский и русский параллельные тексты - бесплатно ознакомительный отрывок. Жанр: Классическая проза. Здесь Вы можете читать ознакомительный отрывок из книги онлайн без регистрации и SMS на сайте LibKing.Ru (ЛибКинг) или прочесть краткое содержание, предисловие (аннотацию), описание и ознакомиться с отзывами (комментариями) о произведении.

Название:

Грозовой перевал - английский и русский параллельные тексты
Автор:

Эмилия Бронте
Жанр:

Классическая проза
Издательство:

неизвестно
Год:

неизвестен
ISBN:

нет данных
Рейтинг:

4.11/5. Голосов: 91
Избранное:

Добавить в избранное
Отзывы:

Читать комментарии
Ваша оценка:
80

1

2

3

4

5

Эмилия Бронте - Грозовой перевал - английский и русский параллельные тексты краткое содержание

Грозовой перевал - английский и русский параллельные тексты - описание и краткое содержание, автор Эмилия Бронте, читайте бесплатно онлайн на сайте электронной библиотеки LibKing.Ru

«Грозовой Перевал» Эмили Бронте — не просто золотая классика мировой литературы, но роман, перевернувший в свое время представления о романтической прозе. Проходят годы и десятилетия, но история роковой страсти Хитклифа, приемного сына владельца поместья «Грозовой перевал», к дочери хозяина Кэтрин не поддается ходу времени. «Грозовым Перевалом» зачитывалось уже много поколений женщин — продолжают зачитываться и сейчас. Эта книга не стареет, как не стареет истинная любовь...

Грозовой перевал - английский и русский параллельные тексты - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок

Грозовой перевал - английский и русский параллельные тексты - читать книгу онлайн бесплатно (ознакомительный отрывок), автор Эмилия Бронте

Тёмная тема

Шрифт:

↓

↑

Сбросить

Интервал:

↓

↑

Закладка:

Сделать

WHILE leading the way upstairs, she recommended that I should hide the candle, and not make a noise; for her master had an odd notion about the chamber she would put me in, and never let anybody lodge there willingly.	Подымаясь со мной по лестнице, она мне наказала прикрыть ладонью свечу и не шуметь, потому что у ее хозяина какая-то дикая причуда насчет комнаты, в которую она меня ведет, и он никого бы туда не пустил по своей охоте.
I asked the reason.	Я спросил, почему.
She did not know, she answered: she had only lived there a year or two; and they had so many queer goings on, she could not begin to be curious.	Она ответила, что не знает: в доме она только второй год, а у них тут так все не по-людски, что лучше ей не приставать с расспросами.
Too stupefied to be curious myself, I fastened my door and glanced round for the bed.	Слишком сам ошеломленный для расспросов, я запер дверь и огляделся, ища кровать.
The whole furniture consisted of a chair, a clothes-press, and a large oak case, with squares cut out near the top resembling coach windows.	Всю обстановку составляли стул, комод и большой дубовый ларь с квадратными прорезами под крышкой, похожими на оконца кареты.
Having approached this structure, I looked inside, and perceived it to be a singular sort of old-fashioned couch, very conveniently designed to obviate the necessity for every member of the family having a room to himself.	Подойдя к этому сооружению, я заглянул внутрь и увидел, что это особого вида старинное ложе, как нельзя более приспособленное к тому, чтобы устранить необходимость отдельной комнаты для каждого члена семьи.
In fact, it formed a little closet, and the ledge of a window, which it enclosed, served as a table.	В самом деле, оно образовывало своего рода чуланчик, а подоконник заключенного в нем большого окна мог служить столом.
I slid back the panelled sides, got in with my light, pulled them together again, and felt secure against the vigilance of Heathcliff, and every one else.	Я раздвинул обшитые панелью боковые стенки, вошел со свечой, снова задвинул их и почувствовал себя надежно укрытым от бдительности Хитклифа или чьей бы то ни было еще.
The ledge, where I placed my candle, had a few mildewed books piled up in one corner; and it was covered with writing scratched on the paint.	На подоконнике, где я установил свечу, лежала в одном углу стопка тронутых плесенью книг; и весь он был покрыт надписями, нацарапанными по краске.
This writing, however, was nothing but a name repeated in all kinds of characters, large and small-CATHERINE EARNSHAW, here and there varied to CATHERINE HEATHCLIFF, and then again to CATHERINE LINTON.	Впрочем, эти надписи, сделанные то крупными, то мелкими буквами, сводились к повторению одного лишь имени: Кэтрин Эрншо , иногда сменявшегося на Кэтрин Хитклиф и затем на Кэтрин Линтон.
In vapid listlessness I leant my head against the window, and continued spelling over Catherine Earnshaw-Heathcliff-Linton, till my eyes closed; but they had not rested five minutes when a glare of white letters started from the dark, as vivid as spectres-the air swarmed with Catherines; and rousing myself to dispel the obtrusive name, I discovered my candle-wick reclining on one of the antique volumes, and perfuming the place with an odour of roasted calf-skin.	В вялом равнодушии я прижался лбом к окну и все перечитывал и перечитывал: Кэтрин Эрншо... Хитклиф... Линтон, - пока глаза мои не сомкнулись; но они не отдохнули и пяти минут, когда вспышкой пламени выступили из мрака белые буквы, живые как видения, - воздух кишел бесчисленными Кэтрин; и сам себя разбудив, чтоб отогнать навязчивое имя, я увидел, что огонь моей свечи лижет одну из тех старых книг и в воздухе разлился запах жженой телячьей кожи.
I snuffed it off, and, very ill at ease under the influence of cold and lingering nausea, sat up and spread open the injured tome on my knee.	Я оправил фитиль и, чувствуя себя крайне неприятно от холода и неотступной тошноты, сел в подушках и раскрыл на коленях поврежденный том.

It was a Testament, in lean type, and smelling dreadfully musty: a fly-leaf bore the inscription-'Catherine Earnshaw, her book,' and a date some quarter of a century back.	Это было евангелие с поблекшей печатью, сильно отдававшее плесенью. На титульном листе стояла надпись: "Из книг Кэтрин Эрншо" - и число, указывавшее на четверть века назад.
I shut it, and took up another and another, till I had examined all.	Я захлопнул ее и взял другую книгу и третью -пока не пересмотрел их все до единой.
Catherine's library was select, and its state of dilapidation proved it to have been well used, though not altogether for a legitimate purpose: scarcely one chapter had escaped, a pen-and-ink commentary-at least the appearance of one-covering every morsel of blank that the printer had left.	Библиотека Кэтрин была со вкусом подобрана, а состояние книг доказывало, что ими изрядно пользовались, хотя и не совсем по прямому назначению: едва ли хоть одна глава избежала чернильных и карандашных заметок (или того, что походило на заметки), покрывавших каждый пробел, оставленный наборщиком.
Some were detached sentences; other parts took the form of a regular diary, scrawled in an unformed, childish hand.	Иные представляли собою отрывочные замечания; другие принимали форму регулярного дневника, писанного неустановившимся детским почерком.
At the top of an extra page (quite a treasure, probably, when first lighted on) I was greatly amused to behold an excellent caricature of my friend Joseph,-rudely, yet powerfully sketched.	Сверху на одной из пустых страниц (показавшихся, верно, неоценимым сокровищем, когда на нее натолкнулись впервые) я не без удовольствия увидел превосходную карикатуру на моего друга Джозефа, набросанную бегло, но выразительно.
An immediate interest kindled within me for the unknown Catherine, and I began forthwith to decipher her faded hieroglyphics.	Во мне зажегся живой интерес к неведомой Кэтрин, и я тут же начал расшифровывать ее поблекшие иероглифы.
'An awful Sunday,' commenced the paragraph beneath. 'I wish my father were back again.	"Страшное воскресенье! - так начинался следующий параграф. - Как бы я хотела, чтобы снова был со мной отец.
Hindley is a detestable substitute-his conduct to Heathcliff is atrocious-H. and I are going to rebel-we took our initiatory step this evening.	Хиндли - плохая замена, он жесток с Хитклифом. Мы с Х. договорились взбунтоваться - и сегодня вечером сделаем решительный шаг.
'All day had been flooding with rain; we could not go to church, so Joseph must needs get up a congregation in the garret; and, while Hindley and his wife basked downstairs before a comfortable fire-doing anything but reading their Bibles, I'll answer for it-Heathcliff, myself, and the unhappy ploughboy were commanded to take our prayer-books, and mount: we were ranged in a row, on a sack of corn, groaning and shivering, and hoping that Joseph would shiver too, so that he might give us a short homily for his own sake.	Весь день лило, мы не могли пойти в церковь, так что Джозефу волей-неволей пришлось устроить молитвенное собрание на чердаке; и пока Хиндли с женой в свое удовольствие грелись внизу у огня - и делали при этом что угодно, только не читали Библию, могу в том поручиться, - нам с Хитклифом и несчастному мальчишке пахарю велено было взять молитвенники и лезть наверх; нас посадили рядком на мешке пшеницы, и мы вздыхали и мерзли, надеясь, что Джозеф тоже замерзнет и ради собственного блага прочтет нам не слишком длинную проповедь.
A vain idea!	Пустая надежда!
The service lasted precisely three hours; and yet my brother had the face to exclaim, when he saw us descending,	Чтение тянулось ровно три часа; и все-таки мой брат не постыдился воскликнуть, когда мы сошли вниз:
"What, done already?"	"Как, уже?!".

On Sunday evenings we used to be permitted to play, if we did not make much noise; now a mere titter is sufficient to send us into corners. '"You forget you have a master here," says the tyrant. "I'll demolish the first who puts me out of temper!	Прежде в воскресные вечера нам разрешалось поиграть - только бы мы не очень шумели; а теперь достаточно тихонько засмеяться, и нас сейчас же ставят в угол! - Вы забываете, что над вами есть хозяин, - говорит наш тиран. - Я сотру в порошок первого, кто выведет меня из терпения!
I insist on perfect sobriety and silence.	Я требую тишины и приличия.
Oh, boy! was that you?	Эге, мальчик, это ты?
Frances darling, pull his hair as you go by: I heard him snap his fingers." Frances pulled his hair heartily, and then went and seated herself on her husband's knee, and there they were, like two babies, kissing and talking nonsense by the hour-foolish palaver that we should be ashamed of.	Фрэнсиз, голубушка, оттаскай его за вихры, когда будешь проходить мимо: я слышал, как он хрустнул пальцами. - Фрэнсиз добросовестно выдрала его за волосы, а потом подошла к мужу и села к нему на колени; и они целый час, как двое малых ребят, целовались и говорили всякий вздор - нам было бы стыдно так глупо болтать.
We made ourselves as snug as our means allowed in the arch of the dresser.	Мы устроились поудобней, насколько это было возможно: забились в углубление под полками.
I had just fastened our pinafores together, and hung them up for a curtain, when in comes Joseph, on an errand from the stables.	Только я успела связать наши фартуки и повесить их вместо занавески, как приходит Джозеф из конюшни, куда его зачем-то посылали.
He tears down my handiwork, boxes my ears, and croaks: '"T' maister nobbut just buried, and Sabbath not o'ered, und t' sound o' t' gospel still i' yer lugs, and ye darr be laiking!	Он сорвал мою занавеску, влепил мне пощечину и закричал: - Хозяина едва похоронили, еще не прошел день субботний и слова евангелия еще звучат в ваших ушах, а вы тут лоботрясничаете!
Shame on ye! sit ye down, ill childer! there's good books eneugh if ye'll read 'em: sit ye down, and think o' yer sowls!"	Стыдно вам! Садитесь, скверные дети! Мало тут разве хороших книг? Взяли бы да почитали! Садитесь и подумайте о ваших душах!
'Saying this, he compelled us so to square our positions that we might receive from the far-off fire a dull ray to show us the text of the lumber he thrust upon us.	С этими словами он усадил нас немного поближе к очагу, так что слабый отсвет огня еле освещал страницу той дряни, которую он сунул нам в руки.
I could not bear the employment. I took my dingy volume by the scroop, and hurled it into the dog-kennel, vowing I hated a good book.	Я не могла долго сидеть за таким занятием: взяла свой пакостный том за застежку и кинула его в собачий закут, заявив, что мне не нравятся хорошие книги.
Heathcliff kicked his to the same place.	Хитклиф пинком зашвырнул свою туда же.
Then there was a hubbub! '"Maister Hindley!" shouted our chaplain. "Maister, coom hither!	И тут пошло... -Мистер Хиндли! - вопил наш духовный наставник, - идите сюда, хозяин!
Miss Cathy's riven th' back off 'Th' Helmet o' Salvation,' un' Heathcliffs pawsed his fit into t' first part o' 'T' Brooad Way to Destruction!'	Мисс Кэти отодрала корешок у "Кормила спасения", а Хитклиф ступил ногой на первую часть "Прямого пути к погибели"!
It's fair flaysome that ye let 'em go on this gait.	Это просто ужас, что вы позволяете им идти такой дорожкой.
Ech! th' owd man wad ha' laced 'em properly-but he's goan!"	Эх! Старый хозяин отстегал бы их как следует, -но его уж нет!