Арнольд Беннетт - Повесть о старых женщинах

Крадучись, Констанция направилась в спальную и оделась, крадучись, спустилась по лестнице и, не сказав ни слова Мэри, вышла на улицу. То был отчаянный поступок. Очутившись на улице, Констанция почувствовала, как слаба, как устала от предпринятых усилий. Боль возобновилась. На улице было все еще сыро и грязно, дул холодный ветер, небо было угрюмо. Надо бы вернуться! Надо бы признать, что безумием было затеять такое! Казалось, до Ратуши еще мили и мили, и все в гору. Однако Констанция двинулась вперед, намеренная внести свою лепту в разгром Федерации. Каждый шаг заставлял старую женщину скрежетать зубами. Она пошла через Птичий рынок, потому что, если бы она направилась через Площадь, ей бы не миновать лавки Холла, откуда ее могла заметить Лили.

Случилось чудо, и, присутствуя при нем, возбужденные политиканы не сознавали, что это чудо. Чтобы произвести на них впечатление, Констанции пришлось бы упасть в обморок у избирательной урны и собрать вокруг себя толпу зевак. Но каким-то образом она умудрилась сама добраться до дома на своих измученных болью ногах, и дверь ей открыла изумленная и разгневанная Мэри. Пошел дождь. Теперь сама Констанция была напугана тяготами своего путешествия и тем, как ужасающе сказалось оно на ее здоровье. От чудовищной усталости она стала беспомощной. Но дело было сделано.

На следующее утро после неописуемой ночи Констанция лежала в постели, не в силах шевельнуть ни рукой, ни ногой. Она чувствовала, что все лицо ее покрыто испариной. Шнур звонка висел у нее над головой, но Констанция решила, что не станет двигаться, чтобы позвонить, а лучше подождет, пока Мэри не явится на подмогу сама. Ночные мучения заставляли ее с ужасом думать о малейшем движении — все что угодно, лишь бы не шевелиться. Она ощущала недомогание, какую-то глухую боль, ей было холодно, ее мучила жажда. Она чувствовала, что левая рука и левая нога у нее стали исключительно чувствительны к прикосновению. Когда, наконец, пришла Мэри, чистенькая, свежая, с добродушным бледным личиком, она обнаружила, что лицо у ее хозяйки — болотного цвета, покрыто потом и выражает неясную тревогу.

— Мэри, — сказала Констанция, — мне что-то не по себе. Сбегай-ка к мисс Холл, пусть она позвонит доктору Стерлингу.

С этого началась последняя болезнь Констанции. Мэри произвела большое впечатление на мисс Холл сообщением о том, что хозяйка вчера выходила на улицу, несмотря на ишиас, и Лили по телефону известила об этом доктора. После этого Лили пришла к Констанции, чтобы взять на себя заботы о ней. Но упрекать больную она не посмела.

— Результаты известны? — прошептала Констанция.

— О да! — весело ответила Лили. — С перевесом в тысячу двести человек проголосовали против Федерации. Как все вчера вечером волновались! Я же еще утром вам сказала, что Федерации суждено провалиться.

Лили говорила так, будто никто ни минуты не сомневался в результате. Тон, которым она говорила с Констанцией, означал: «Вы, конечно, не думаете, что я вчера утром наврала вам, чтобы вас успокоить?» Однако на самом деле к концу предыдущего дня почти все считали, что Федерация одержала верх. Результаты вызвали большое удивление. Только самые глубокие мыслители не удивились, когда убедились, что одни только слепые, глухие и инертные силы реакции, без должной организации и начисто лишенные всякой логики, оказались куда сильнее ополчившегося против них живого энтузиазма. Это послужило реформаторам поучительным уроком.

— Ах! — вздрогнув, прошептала Констанция. Она испытала облегчение, хотя ей было бы приятнее, если бы перевес оказался больше. К тому же эта тема уже не так ее занимала. Констанция была целиком поглощена болью.

— У тебя усталый вид, — слабым голосом сказала она Лили.

— Разве? — лаконично произнесла Лили, скрыв тот факт, что полночи ухаживала за Диком Пови, которого во время сенсационного приземления близ Маклсфилда, шар проволок по верхушкам целой аллеи вязов: у Дика был вывихнут локтевой сустав, у манчестерского воздухоплавателя — сломана нога.

Тут пришел доктор Стерлинг.

— К сожалению, ишиас разыгрался, доктор, — извиняющимся тоном сказала Констанция.

— А вы что же, думали, что он утихнет? — спросил доктор, сурово глядя на нее. Констанция поняла, что кто-то за нее доложил доктору о ее вчерашней выходке.

Между тем дело было не в ишиасе. Ишиас вел себя прилично. То, от чего страдала Констанция, было началом острого ревматического приступа. Воистину она выбрала для своей эскапады подходящий месяц и удачную погоду! Измученная болью, нервным возбуждением и огромным моральным и физическим напряжением, понадобившимся для того, чтобы дойти до Ратуши и обратно, Констанция простудилась и промочила ноги. Для ее организма этого оказалось достаточно. Доктор ограничился словами «острый ревматизм». Констанция не знала, что острый ревматизм — это в точности то же самое, что внушающий ужас недуг, ревматическая горячка, и ей никто этого не объяснил. Длительное время она и не подозревала, что ее болезнь крайне серьезна. Приставив к Констанции двух сиделок и сам часто наведываясь к ней, доктор объяснял это тем, что главная его забота — по возможности умерить ужасную боль, добиться же этого можно, только не ослабляя наблюдения за больной. Действительно, боль была невыносима. Однако Констанция приспособилась и к невыносимой боли. Даже острый ревматизм не может превзойти ишиас, когда тот разыграется по-настоящему. У Констанции боли не прекращались в течение многих лет. Ее друзья, при всем сочувствии, не могли представить себе, каковы ее мучения. Друзья привыкли к ее недугу — привыкла и она. А однообразие и сдержанность ее жалоб (незначительных по сравнению с вызывавшей их причиной) естественно притупили чувство сострадания. «Опять у миссис Пови ишиас! Бедняжка, без конца одно и то же!» Друзья не вполне понимали, что ишиас может надоесть сильнее, чем жалобы на него.

Однажды Констанция попросила, чтобы ее навестил Дик. Он пришел с рукой на перевязи и в двух словах сообщил ей, что повредил локоть, уронив трость и споткнувшись на лестнице.

— Лили ничего мне об этом не сказала, — недоверчиво ответила Констанция.

— Да это пустяки! — отмахнулся Дик. Даже в присутствии больной он не утратил восторга перед своим великолепным полетом на шаре.

— Надеюсь, ты будешь осторожен! — сказала Констанция.

— О чем речь! — воскликнул Дик. — Я умру в собственной постели.

И он был так твердо убежден, что именно так и будет и он не станет жертвой несчастного случая! Сиделка выпроводила его из комнаты.

Лили подумала, что Констанция, может быть, захочет написать сыну. Нужно было только выяснить точный адрес Сирила. Он с друзьями, о которых Констанция ничего не знала, отправился в путешествие по Италии. С адресом никакой определенности не было — Сирил оставил несколько адресов до востребования в разных городах. Он уже прислал матери несколько открыток из Италии. Дик и Лили пошли на почту и дали телеграмму за границу.