Ирвин Шоу - Две недели в другом городе

– Что этот мерзавец говорил тебе? – спросил Делани, когда Джек подошел к нему. – Ну… Стайлз?

– Он пожаловался, что его сюда не пригласили, – ответил Джек.

– Это не помешало ему явиться, верно? – заметил Делани. – Что-нибудь еще он сказал?

Обещал заплатить мне, если я уберусь из города, – сообщил Джек. – Чтобы остановить дублирование.

– Значит, ему все известно, – произнес Делани.

– Морис, – снисходительно улыбаясь, сказал Тачино. – Что вы хотите? Это Рим. Последние три тысячи лет здесь никому не удавалось сохранить что-либо в тайне.

– Если он что-нибудь выкинет на съемочной площадке, я дам ему по физиономии, – сказал Делани, глядя в сторону стоящего у окна Стайлза.

Тачино пренебрежительно посмотрел на актера.

Отныне он будет вести себя хорошо, – сообщил продюсер. – Я задержал ему на месяц выплату гонорара. У него нет денег на выпивку.

– Теперь я бы голосовал за сухой закон, – сказал Делани. – Особенно для актеров и писателей.

Он пожал плечами, как бы закрывая тему.

– И Клара, – воинственно добавил Делани. – Я видел, как она что-то шептала тебе. Что у нее на уме?

– Она собирается нанять хорошую повариху, – сообщил Джек, – чтобы по вечерам тебя ждал дома превосходный обед.

– О, Господи, – вырвалось у Делани, а Барзелли негромко рассмеялась. – Повариху. Тогда я заточу себя в четырех стенах и буду выходить на волю только в момент начала съемок.

– Ну уж конечно, – сказал Джек.

– Джек, мой друг, – произнес Тачино, погладив Эндруса по плечу, – я просто счастлив. Морис сказал мне, что вы дублируете роль превосходно, с большим чувством.

– Морис – обманщик, – произнес Джек.

Мы все это знаем, – сказал Тачино. – Морис – обманщик. Иначе что бы он делал в Риме?

Он засмеялся, гордясь своим городом.

– Здравствуйте, Джек.

Незаметно появившийся откуда-то Браттон, актер, который не мог больше работать в Голливуде, присоединился к мужчинам. Он радостно, возбужденно хлопнул Джека по плечу и остановился, протягивая руку. На его печальном, напряженном лице застыла неуверенная улыбка.

– Вы меня помните, Джек?

– Конечно, – ответил Эндрус, пожимая руку Браттона.

– Я услышал, что вы в Риме, – сказал Браттон.

Он торопливо произносил слова хриплым голосом; Браттон явно стремился продемонстрировать добродушие и непринужденность, но всем, в том числе и самому актеру, была очевидна бесплодность этих потуг. На лбу у него выступили капельки пота. Он напоминал человека, пытающегося попасть на спортивные соревнования по поддельному билету.

– Все дороги ведут в Рим, верно, Джек? – произнес Браттон.

Он громко рассмеялся и тут же, как почувствовал Джек, пожалел об этом.

– Здравствуйте, мистер Делани.

Он повернулся к Морису, протягивая ему руку.

– Я недавно спросил себя: «Когда же мистер Делани решит, что ему нужен хороший актер, и позовет меня?» Знаете, я еще не забыл английский язык.

– Здравствуйте, Браттон, – без каких-либо эмоций в голосе сказал Делани, не желая замечать протянутой руки.

Пот блестел на лбу Браттона; актер смущенно поморгал.

– Я протянул вам руку, мистер Делани, – сказал Браттон.

– Вижу, – отозвался режиссер.

Тассети придвинулся к Делани, наблюдая за ним с удовольствием и интересом. Тассети жил ради подобных сцен, он улыбнулся, готовый в любой миг защитить своих хозяев, покарать их обидчика, выполнить свои функции сторожевого пса.

Браттон опустил руку. Сделал пару резких вдохов, издавая свистящий звук.

– Джек пожал мою руку, – громко произнес Браттон. – Он не строит из себя гордеца. Хоть и занимает ответственный пост.

– Джек – дипломат, – отозвался Делани, смерив Браттона ледяным взглядом. – Ему приходится пожимать руки всяким негодяям, которые протягивают их.

– Прикусите язык, – сказал Браттон. – Я не позволю так разговаривать со мной.

Делани повернулся спиной к актеру и, нежно коснувшись руки Барзелли, сказал ей:

– Ты сегодня прекрасно выглядишь, carissima [32]. Мне нравится твоя новая прическа.

Браттон, подвинувшись, снова оказался перед Делани; Джек заметил, как сжались кулаки Тассети в предвкушении работы.

– Я скажу, что я о вас думаю, – обратился актер к Делани. – Я думаю, что вы втайне симпатизируете коммунистам. В Голливуде осталось много таких, как вы. В последний раз, когда я был там, я заглянул в «Чейзенс». Проходя мимо одного из столиков, я повернул голову в сторону, и кто-то плеснул в меня содержимое своего бокала… Там сидели шесть магнатов кинобизнеса, спонсоров республиканской партии, и, когда я спросил их, кто это сделал, они только рассмеялись…

– Успокойтесь, – сказал Джек, испытывавший стыд за кинобизнес, за американцев, находящихся в Штатах и за рубежом. Он коснулся рукава Браттона. Человек дрожал.

– Делани не способен делать что-либо втайне. Всем известно, что он был противником коммунизма в те годы, когда вы каждый вторник ходили на собрания. Почему бы вам не отправиться домой?

– Комиссия вручила мне свидетельство о том, что с меня сняты все обвинения, – исступленно заявил Браттон. – Заслушав мои показания, они пожали мне руку и сказали, что я – истинный патриот Америки, который осознал свою вину и нашел в себе мужество искупить ее. Я могу показать вам документ.

– Комиссия выдала бы карантинное удостоверение тифозной вше, – сказал Делани, – если бы она помогла, как вы, поймать другую тифозную вошь. Я думаю, что в душе вы по-прежнему коммунист, если вы вообще способны иметь какие-то убеждения. Вы – трус, заговоривший, чтобы спасти свою шкуру; вы предали многих несчастных из числа ваших бывших друзей, самый отважный поступок которых заключался в подписании в 1944 году приветственного послания, адресованного русской армии. Мне жаль вас, но я не пожимаю руки из жалости. Если вы на мели и нуждаетесь в подаянии, зайдите завтра в мой офис, я дам вам несколько долларов, потому что считаю своим долгом спасти от голодной смерти любого актера, даже такого плохого, как вы, поскольку получаю доходы благодаря их труду. А теперь убирайтесь отсюда, вы и так уже произвели слишком много шума.

– Мне следовало бы ударить вас, – прошептал Браттон, не поднимая висящих вдоль туловища рук.

– Попробуйте, – тихо сказал Делани. – Когда-нибудь. Морис повернулся в Барзелли.

– Пойдем выпьем, carissima, – предложил он. Делани взял актрису под руку, и они направились к бару. Тассети улыбнулся, с удовольствием наблюдая за Браттоном.

Тачино пожал плечами.

– Вот что я скажу, – заявил продюсер. – Я никогда не пойму Америку.

Готовый расплакаться Браттон осушил лоб зеленым шелковым платком, он суетливо переводил взгляд с одного лица на другое.

– Его самовлюбленность беспредельна, – громко заявил актер. – Он еще получит по заслугам.