Ирвин Шоу - Две недели в другом городе

– Убьешь, убьешь… – раздраженно произнес Делани. – Я устал от подобных пророчеств. Если я хочу выпить, трахнуть девчонку, дойти до туалета, прочесть сценарий…

Послушай, Морис, – мягко сказал Джек. – Ты сам знаешь, что это не одно и то же.

– Знаю, знаю. Делани вздохнул.

Как долго, по-твоему, я должен бездельничать?

– Год.

Год! Что произойдет со сценарием? С тобой? С Холтом? – капризным тоном больного спросил Делани. – Через год все изменится. Ждать год для меня – это самоубийство. Чем я буду заниматься все это время? Вязаньем? Я с молодости не устраивал себе отпуска более чем на две недели. Я сойду с ума.

Я не утверждал, что тебе нельзя ничего делать, – сказал Джек. – Но руководить съемками фильма для тебя гибельно…

– Тогда кто это сделает? Хильда? Ангел Габриэль? Джек набрал в легкие воздух.

– Брезач.

Делани приподнялся еще выше. Его лицо оказалось освещенным.

– Ты шутишь?

– Нет.

Ему всего лишь двадцать четыре года.

– Двадцать пять, – уточнил Джек. – Если он оказался достаточно зрелым, чтобы написать такой сценарий, он сумеет и снять по нему фильм.

– А какая роль уготована мне? – спросил Делани. – И тебе? Холт собирается основать компанию для съемок трех фильмов, не так ли?

– Да.

Эта картина может быть первой, – произнес Джек, стараясь придать голосу мягкость. – Ты можешь помогать Брезачу. Ему понадобится помощь. Твое присутствие будет для него бесценным. И в то же время ты не станешь убивать себя ежедневной работой на съемочной площадке. Пока ты поправляешься, ты сможешь подыскать два других сценария и начать работу с ними. А через год приступишь к съемкам…

– А чем будешь заниматься ты? – спросил Делани.

– Вернусь в Париж, – ответил Джек, – к жене и детям. К моей работе. Я тебе не нужен.

– Нет, нужен, – запротестовал Делани. – Ты даже не представляешь, насколько ты мне необходим. Что бы я делал, по-твоему, без тебя в последние дни?

– Ты найдешь кого-нибудь другого.

– Назови, – попросил Делани.

– Ну… сейчас не могу, но…

– Сейчас не можешь, – сказал Делани. – И завтра, и через месяц, и через год тоже не сможешь. Я тебе уже говорил и снова повторю – ты единственный человек, с которым я мог работать сколь угодно долго, не приходя в ярость. Это звучит эгоистично?

– Да.

– Я не собирался лукавить с тобой, – сказал Делани. – Но я думаю и о тебе. Я хочу вытащить тебя из твоей мрачной, унылой конторы, где ты мараешь казенную бумагу…

– Может быть, я счастлив в этой мрачной, унылой конторе, – сказал Джек, стараясь не повышать голоса. – Или не считаю ее мрачной и унылой… Возможно, моя работа кажется мне важной, и я делаю ее хорошо.

– В тот день, когда ты прилетел в Рим, ты не производил впечатления счастливого человека, – заметил Делани. – Я не прав?

– Какое это имеет значение?

– Я не прав?

– Прав, – согласился Джек. – У меня был временный кризис.

– А я что говорю? – торжествующе произнес Делани. – Все признаки были налицо. Тебя съедала бюрократическая меланхолия, ты чувствовал себя ненужным, полумертвым. Даже за тот короткий период времени, проведенный здесь, ты вернулся к жизни, помолодел на десять лет. Послушай, Джек, ты уже не мальчик, – возможно, тебе осталось совершить в жизни всего один решительный шаг. Не упусти момент, не упусти…

– Я подумаю, – устало сказал Джек. – Я напишу тебе из Парижа.

– Если ты не согласишься, скажи Холту и Брезачу, что все отменяется…

– Ты мерзавец, – сказал Джек.

– Я никогда этого не оспаривал, – лукаво произнес Делани. – Ну, дружище?

Джек вздохнул, потом улыбнулся.

– О'кей, дружище.

– Позвони жене, пусть она немедленно начнет брать уроки итальянского, – сказал Делани. – Ее ждет новая блестящая жизнь. Жаль, у меня нет здесь бутылки. Мы бы отметили это дело.

– Если бы здесь была бутылка, – сказал Джек, – я бы, вероятно, ударил ею тебя по голове.

– Подожди, скоро соберется правление новой кинокомпании, – радостно произнес Делани. – Значит, дружище, ты считаешь, Брезач справится?

– Да.

– Это идея, это идея… – начал Делани.

– Черт возьми, если бы мне дали шанс в двадцать пять лет, я бы им всем показал. К тому же малыш будет не один. Мы всегда рядом… Какой у него, характер, Джек? С ним можно работать? Он тебе симпатичен?

– Мы сможем с ним работать, – сказал Джек.

– Он тебе не симпатичен, – заключил Делани. Джек вздохнул.

– Не знаю, – отозвался он. – Я ни к кому не испытывал столь противоречивые чувства.

Возможно, я люблю его, подумал Джек, возможно, я ищу замену моему сыну Стивену, который, как выяснилось, ненавидит меня, возможно, я боюсь, что Брезач убьет себя.

– У тебя есть сейчас время? – спросил Джек. – Это длинная история.

– Я свободен весь вечер, – с грустной усмешкой сказал Делани. – И весь год тоже. Рассказывай.

– Один человек приехал в Рим на две недели, чтобы протянуть руку помощи старому другу…

– Начало мне нравится, – сказал Делани, устраиваясь поудобнее на подушках. – Продолжай.

И Джек поведал ему о событиях этих двух недель, он старался ничего не упустить; Делани услышал о пьяном мужчине, о кровоточащем носе, о чувствах, которые испытал Джек, увидев на экране «Украденную полночь», о кошмарах с быком и встречей с погибшими друзьями, о предчувствии смерти, о знакомстве с Вероникой, о их близости, о появлении вооруженного ножом Брезача, об исчезновении девушки; Джек рассказал о том, как поиски итальянки сблизили его с Брезачем, об охвативших его восхищении и жалости к Роберту, об уважении, которое вызывали его целеустремленность и сила характера, о страхе, порожденном опасениями, что прямодушие и бескомпромиссность Брезача погубят его.

Делани слушал молча, он неподвижно лежал на кровати; резкая граница тени и света, падавшего от лампы, проходила по стене и потолку над его головой.

– Я запутался в своих чувствах к нему, – признался Джек. Не могу выразить их словами. Он занимает мои мысли. Мне приятно его общество. Я возлагаю на него надежды, как хотел бы возлагать надежды на собственного сына. Я испытываю по отношению к Брезачу чувство вины, потому что невольно оказался инструментом, с помощью которого ему причинили боль. Я тревожусь за него, потому что в нем есть некая незащищенность, наконец, мне кажется, что я несу за него ответственность, хотя это и вовсе необъяснимо.

Джек замолчал. Делани неподвижно лежал на спине, сплетя пальцы на груди. Затем он заговорил; голос Мориса звучал грустно и иронично.

– Господи, ну и две недели, – сказал он. – Неудивительно, что ты показался мне ожившим. Ты не представляешь, как я завидую тебе… Как ты думаешь, парень когда-нибудь не бросится на меня с ножом?

Он засмеялся.