Ирвин Шоу - Две недели в другом городе

– Я писала тебе, – сказала она. – Теперь в этом нет нужды, верно?

– Да, – согласился Джек. Он взял ключ у портье.

– Поднимешься со мной?

– Нет, – сказала Вероника. – Не с тобой.

Она говорила торопливым шепотом, не глядя на Джека. Я поднимусь на другом лифте. Через пару минут.

– Что здесь происходит? – спросил Джек. – Ты не обязана со мной говорить, если не хочешь.

– Меня не должны видеть с тобой, – сказала она. – Я вышла замуж. Приходится быть осторожной. Сейчас я выйду из гостиницы и обогну здание.

– О, Господи, – сказал Джек. – Ты помнишь мой номер?

– Помню, помню, – отозвалась Вероника.

Она стремительно направилась к двери. Джек бросил взгляд ей вслед. Замужество не изменило ее походки.

Постучав в дверь, Вероника перешагнула порог номера; с улыбкой на лице, уверенно, как хозяйка, она прошла в комнату. Остановившись в центре гостиной, она огляделась по сторонам.

– Здесь все по-старому, да? – сказала девушка. – Ты рад меня видеть?

– Не знаю, – ответил Джек. – Я еще не разобрался в своих чувствах. Сейчас я просто растерялся. Ты не хочешь снять шубу?

– Мне очень жаль, но я не могу этого сделать, – притворно-вежливым тоном произнесла Вероника. – Я располагаю только одной минутой. Мне надо встретиться с мужем в «Хасслере». У него деловое свидание, поэтому я смогла заглянуть сюда. Ты не должен испытывать растерянность.

Она недовольно поджала губы.

– Иначе я буду жалеть о том, что пришла к тебе.

– О, Боже, – сказал Джек.

– Ты по мне соскучился? – спросила она.

– Присядь.

Вероника покачала головой.

– Не могу.

– Ну, тогда я сяду, – сказал Джек.

Он опустился на диван и положил ноги на журнальный столик. Вероника по-прежнему стояла на середине гостиной, глядя на Джека и откинув шубу на плечи по своей старой, памятной ему привычке. Он вспомнил букву В, выведенную ею помадой на зеркале в ванной после их первой близости, и еще вечер на пляже во Фреджене; Джек почувствовал себя неуверенно, его охватила неприязнь к ее мужу, которого он не знал.

– Я боялась, что не смогу увидеть тебя, – сказала Вероника. – Мы приехали сегодня утром. А завтра летим в Афины; мы проведем там медовый месяц. Остановиться здесь на день было моей идеей. Я должна была повидать тебя.

Она нервно облизала уголок рта.

– Я почувствовала, что должна все тебе объяснить.

– Я думаю, это самое подходящее место для объяснений, – Джек кивком головы указал на спальню. – Сними шубу.

Он знал, что его слова прозвучали резко, но он хотел быть резким.

– Если ты будешь так говорить, – сказала она, – я немедленно уйду.

– Хорошо, – сказал он, – я вообще ничего не буду говорить. Объясняй.

– Хотя, – произнесла Вероника, улыбаясь, – я рада, что ты по-прежнему хочешь меня. Я боялась, что ты уже меня забыл.

– А я не рад тому, что хочу тебя, – сказал он. – Если ты собираешься дразнить меня, можешь убираться.

– Ты стал менее любезен, чем был две недели тому назад, – обиженным тоном заметила Вероника. – Гораздо менее любезен.

– Это верно. Каждые две недели я меняюсь в худшую сторону. Она с беспокойством взглянула на новые часы, украшенные бриллиантами. Джек прежде не видел их у Вероники. Похоже, она действительно только что прилетела из Швейцарии, подумал он.

– Правда, глупо так стоять, – сказала она и села в кресло, находящееся возле дальнего от Джека края дивана.

Вероника, зашуршав шелком, закинула ногу на ногу; Джека захлестнула волна чувственного возбуждения, которая впервые поднялась в нем тогда, когда он, сидя в кафе, увидел ее безупречные розовые ноги, обутые в римские остроносые туфли; Эндрус рассердился на самого себя.

– Находиться рядом с тобой – сущая пытка, – сказал он.

– Что? – удивленно произнесла Вероника. – Что ты сказал?

– Не имеет значения.

– Это прозвучало оскорбительно.

– Возможно, ты права, – сказал он, сидя совершенно неподвижно.

– Я хочу внести в наши отношения полную ясность и определенность, – с легкой гримаской обиды на лице произнесла Вероника. – Для этого я и пришла сюда. Но если ты намерен говорить гадости…

– Ладно, – сказал он, – я не буду говорить гадости. Ты что-то сказала о своем замужестве? Охарактеризуй его с ясностью и определенностью.

Я не стыжусь своих поступков, – тоном дерзкой школьницы, которую застали лезущей после отбоя в окно общежития, заявила Вероника. – Я сделала то, что было необходимо сделать для моего спасения.

– За кого ты вышла замуж? – спросил Джек. – Я знаю этого человека?

– Нет, не знаешь, – ответила она. – И я не скажу тебе, как его зовут.

– Он меня знает?

– Нет.

– Ему что-нибудь известно обо мне?

– Разумеется, нет, – спокойно сказала она, поменяв ноги местами. – И не станет известно.

Я вижу, твой брак обещает быть счастливым, – сказал Джек.

– Можешь говорить все, что тебе угодно, – заявила Вероника. – Твой цинизм меня не задевает.

– Кто он?

– Ему тридцать один год, – сообщила Вероника. – Он очень красив. Швейцарец. Родился в одной из лучших семей Цюриха. Мы с ним знакомы почти два года. Он с самого начала хотел на мне жениться, но не мог…

– Почему? Он был женат? – спросил Джек. – Он что, отравил свою жену на прошлой неделе?

– Нет, он не был женат, – с детским торжеством в голосе сказала Вероника, одержав маленькую победу. – Он никогда не был женат. Но он не мог жениться на мне, пока ему не исполнился тридцать один год.

– Почему? – спросил Джек. – Это какой-то старый швейцарский закон?

– Не смейся надо мной, Джек, – тихо попросила Вероника. – Пожалуйста. Мне было нелегко эти две недели…

– Не тебе одной, – сказал Джек и тут же пожалел о своем тоне. – Я не буду больше тебя перебивать, – добавил он с мягкостью в голосе. – Рассказывай как хочешь.

– Все было так сложно, – продолжила Вероника. – Мы познакомились здесь, в Риме, он пришел в агентство за билетом в Мюнхен. Его родные владеют крупной страховой фирмой,ведущей дела повсюду. Я буду путешествовать вместе с ним. Он мне это обещал. По крайней мере до тех пор, пока у нас не появятся дети. Наконец-то я покину Италию.

Последнюю фразу Вероника произнесла торжествующим тоном, казалось, ей удалось реализовать несбыточную мечту.

– Но он не мог жениться на мне раньше. Из-за родственников. Отец у него умер, но остались мать и три суровых дяди. Они не одобрили бы его женитьбу на мне, бедной итальянской девушке из бюро путешествий, к тому же католичке. По условиям завещания, составленного его отцом, мать и старший дядя могли оставить моего мужа почти без гроша в том случае, если бы он пренебрег их волей до тридцати одного года. Они бы воспользовались своим правом. Ты не знаешь эти богатые швейцарские семьи. Они хотели, чтобы он женился на девушке из другой богатой швейцарской семьи… Мы были вынуждены скрывать даже то, что мы знакомы. Мы встречались во время уикендов, тайно, во Флоренции…