Маргарет Этвуд - Лакомый кусочек [litres]

Тем не менее именно в силу этих предчувствий Мэриен не осмеливалась приглашать Дункана к себе. Это было слишком рискованно. Несколько раз она ходила к нему в гости, но всякий раз в квартире оказывался кто-то из его соседей, кто смотрел на нее с подозрением и нескрываемой враждебностью. Из-за этого Дункан нервничал больше обычного, и они долго там не задерживались.

– Почему я им не нравлюсь? – спросила Мэриен.

Они как раз остановились перед витриной с покрытыми искусной чеканкой доспехами китайского воина.

– Кому?

– Им. Они ведут себя так, словно я хочу тебя сожрать.

– Вообще-то, дело не в том, что ты им не нравишься. По правде говоря, они мне сказали, что ты милая девушка и почему бы мне как-нибудь не пригласить тебя к нам на ужин, чтобы узнать тебя получше. Но я им не сообщил, – добавил он, пряча улыбку, – что ты выходишь замуж. Просто они хотят к тебе присмотреться и решить, можно ли принять тебя в нашу семью. Они же стараются меня защищать. Они беспокоятся обо мне, и в этом источник их эмоциональных витаминов, они не хотят, чтобы меня совратили. По их мнению, я еще слишком молод.

– Но почему они воспринимают меня как угрозу? От чего они тебя защищают?

– Ну, видишь ли, ты не учишься в аспирантуре факультета английской литературы. И ты девушка.

– А они что, раньше никогда не видели девушек? – негодующе воскликнула она.

Дункан задумался над ее словами.

– Это вряд ли. Сомневаюсь. Сам не знаю, мы же вообще мало что знаем про своих родителей. Нам кажется, что они пребывают где-то в мире первозданной невинности. У меня такое впечатление, что Тревор свято верит в принцип средневекового целомудрия, в духе Эдмунда Спенсера. Что же до Фиша, то, думаю, он считает, что теоретически об этом вполне можно рассуждать, и он только об этом и говорит, и ты бы послушала, что он пишет в своей семестровой статье на эту тему – там все сплошь про секс, но он уверен, что надо терпеливо ждать, пока не найдешь свою настоящую половинку, и вот тогда это будет как удар током. Подозреваю, он эти идеи почерпнул из «Нашего волшебного вечера» [12]или вычитал у Д.Г. Лоуренса или где-то еще. Он ждет уже целую вечность, ему ведь уже скоро тридцатник!

Мэриен невольно посочувствовала Фишу и принялась мысленно составлять список знакомых ей стареющих дев, кто мог бы стать ему подходящей парой. Милли? Люси?

Они двинулись дальше и, свернув за угол, оказались в новом зале, заставленном стеклянными витринами с экспонатами. И теперь Мэриен окончательно заблудилась. После лабиринтов коридоров, одинаковых просторных залов и бесконечных поворотов она перестала ориентироваться в пространстве. В этой части Музея было совершенно безлюдно.

– Ты не знаешь, где мы? – встревоженно спросила она.

– Знаю, – ответил он. – Мы почти пришли.

Они миновали еще одну арку. В отличие от многолюдных изобилующих золотом азиатских залов, которые остались у них за спиной, этот был серый и пустынный. Судя по настенным росписям, они попали в зал Древнего Египта.

– Я иногда прихожу сюда, – проговорил Дункан, как будто обращаясь к самому себе, – поразмышлять о бессмертии. Вот мой любимый саркофаг.

Мэриен посмотрела сквозь стекло на раскрашенное позолоченное лицо. Стилизованные глаза, обрамленные синими линиями, были широко раскрыты. Они глядели прямо на нее с выражением покойной безучастности. Спереди на фигуре, на уровне груди, была нарисована птица с распростертыми крыльями, причем каждое перышко было четко выписано, такая же птица была нарисована на бедрах и еще одна – под ступнями. Остальные украшения были куда мельче: несколько оранжевых солнц, позолоченные фигурки с коронами на головах сидели на тронах или в лодках, и повсюду виднелись одинаковые диковинные символы в виде глаза.

– Красивая, – произнесла Мэриен. И подумала, так ли она считает на самом деле. Лежащая под стеклом фигура устремила на нее пустые глаза, как утопленница из-под воды: позолоченная кожа, казалось, была покрыта легкой рябью.

– Думаю, там мужчина, – сказал Дункан и перешел к следующей витрине. – Иногда мне хочется жить вечно. Тогда не нужно было бы вообще беспокоиться по поводу времени. Ах, эта вечная изменчивость. Интересно, почему попыткам преодолеть время никогда не удается остановить перемены…

Она подошла посмотреть, что привлекло его взгляд. Это был еще один саркофаг, открытый так, чтобы можно было увидеть сморщенную фигуру внутри. Пожелтевший саван был развернут, голова оголена, так что был виден череп, обтянутый сухой серой кожей, с клочками черных волос на темени и с удивительно белыми зубами.

– Отлично сохранилась, – прокомментировал Дункан таким тоном, словно ему был ведом некий секрет о мумиях. – В наше время так не умеют бальзамировать, хотя десятки жуликов притворяются, будто умеют.

Мэриен содрогнулась и отошла в сторону. Она была заинтригована – не самой мумией (ей не доставляло никакого удовольствия разглядывать подобные предметы), а тем, в какой восторг пришел от нее Дункан. Невольно она подумала, что протяни она сейчас руку и дотронься до него, от ее прикосновения он бы тотчас рассыпался в прах.

– У тебя патология, – заметила она.

– А что тебе не нравится в смерти? – неожиданно громко спросил Дункан, и на его возглас в пустом зале ответило гулкое эхо. – В ней нет ничего патологического. Мы все, знаешь ли, умираем, это совершенно естественно.

– Но я не вижу ничего естественного в восхищении смертью, – возразила она, развернувшись к нему. И увидела, что он усмехается.

– Не воспринимай меня слишком серьезно. Я же тебя предупреждал. А теперь иди сюда, я покажу тебе мой символ материнского чрева. Скоро я покажу его и Фишу. А то он все грозится написать небольшую монографию для журнала «Викторианские штудии» на тему «Символы чрева у Беатрис Поттер» [13] Беатрис Поттер – английская детская писательница (1866–1943). . Надо задушить эту идею на корню.

Он отвел ее в дальний угол зала. Поначалу в быстро сгущающихся сумерках она не смогла рассмотреть содержимое витрины. Там лежала вроде бы куча мусора. Но потом она поняла, что это скелет, местами все еще покрытый кожей, лежащий на боку с подогнутыми к животу коленями. Рядом с ним были положены глиняные плошки и бусы. Туловище было настолько маленькое, что походило на ребенка.

– Это захоронение эпохи до пирамид, – пояснил Дункан. – Труп сохранился в песках пустыни. Когда мне наскучит этот мир, я пойду и зароюсь куда-нибудь. Может быть, библиотека будет для этого в самый раз, вот только в этом городе слишком сыро. Тут все очень быстро гниет.

Мэриен нагнулась над экспонатом в витрине. Скрюченное туловище вызвало у нее жалость: торчащие ребра, и хрупкие ножки, и выпирающие лопатки – эта фигурка напомнила ей фотографии голодающих жителей неразвитых стран или изможденных узников концентрационных лагерей. У нее, конечно, не возникло желания взять ее на руки, но ее охватило беспомощное чувство сострадания.