Маргарет Этвуд - Лакомый кусочек [litres]

Питер не хотел принимать участие в обсуждении таких вопросов.

– Доверяю тебе все эти мелочи, – произносил он сладким голосом, отвечая на прямой вопрос.

В последнее время она видела Питера все чаще и чаще, но все реже и реже – одного. Теперь, когда она была официально с ним помолвлена, он с гордостью презентовал ее знакомым. По его словам, ему хотелось познакомить Мэриен кое с кем из своих друзей, поэтому он частенько брал ее с собой на коктейльные вечеринки с коллегами, на ужины и дружеские посиделки с близкими приятелями. Пару раз он даже приглашал ее на деловые обеды вместе с какими-то юристами, во время которых она сидела, улыбаясь и не проронив ни слова. Все без исключения его знакомые были элегантно одеты и на пути к большому успеху, и у всех у них были жены, тоже элегантно одетые и на пути к большому успеху. Все они были чем-то озабочены и подчеркнуто учтивы с ней. Мэриен было трудно связать этих лощеных мужчин с беззаботными охотниками и заядлыми любителями пива, которые жили в воспоминаниях Питера о прошлых деньках, но некоторые из них были именно теми самыми типами. Эйнсли обозвала их «мыльными мужиками», потому что однажды, когда Питер заехал за Мэриен, он появился с приятелем, работавшим в мыловаренной компании. Больше всего Мэриен боялась перепутать их имена.

Ей хотелось быть с ними милой – ради Питера, но их было так много, что она ощущала себя словно под бомбежкой, и поэтому решила, что пора бы и ей начать знакомить Питера хотя бы с кем-то из своих знакомых. Вот почему она пригласила Клару и Джо на ужин. Она и так чувствовала себя виноватой за то, что игнорировала их в последние недели; хотя, думала она, так забавно: женатые пары всегда считают, будто их игнорируют, если ты им не звонишь, а ведь они так закапываются в свои повседневные заботы, что даже не думают снять трубку и позвонить тебе. Питер был не в восторге: он все не мог забыть, как однажды его ужаснула гостиная Клары.

Уже пригласив их на ужин, она поняла, что с меню возникнут немалые сложности. Молока она им не сможет дать, арахисовое масло и витамины тоже, как и зеленый салат с творожным сыром, и рыбу не приготовишь: ее не любит Питер. И мясо нельзя – что они подумают, увидев, как она не притрагивается к нему? Она и не смогла бы им объяснить: коль скоро Мэриен и сама этого толком не понимала, нечего думать, что они поймут. За последний месяц пришлось исключить из рациона еще несколько видов еды, которые раньше принимал ее организм: гамбургеры – после малоприятного рассказа Питера об одном своем знакомом, который шутки ради провел химический анализ гамбургера и обнаружил там измельченную мышиную щетину; свинину – потому что Эмми как-то в обеденный перерыв решила их позабавить рассказом о глистах и о своей знакомой, которая их заработала, – она даже произнесла, чуть не с благоговением, термин «трихинеллез» («Она съела недожаренную свиную отбивную в ресторане, я бы никогда не рискнула заказать что-то подобное в ресторане, вы только представьте себе: эти маленькие червячки размножились у нее в мышцах, и их теперь оттуда не выковырять!»); баранину и ягнятину – потому что Дункан поведал ей этимологию выражения «вертится на языке»: оно, мол, связано со словом «вертячка», а это вид бешенства у овец, вызываемый большими белыми червяками в овечьем мозгу. Даже о хот-догах пришлось забыть; в конце концов, рассудил ее желудок, в эти сосиски можно напихать черт знает что и поди знай, какая там дрянь намешана. В ресторанах она всегда могла ограничиться овощным салатом, но с гостями такой номер не пройдет, особенно если это званый ужин. И вегетарианские печеные бобы из банки она им тоже не могла предложить.

Мэриен остановила свой выбор на запеканке из грибов с фрикадельками по рецепту ее матери, в которой ингредиенты смешивались и маскировались до неузнаваемости. «Потушу свет, зажгу свечи», – подумала она, – напою их хересом до еды, и они ничего не заметят». Она намеревалась и себе положить небольшую порцию, выесть оттуда грибы, а фрикадельки закатить под салатный лист из гарнира. Решение было не слишком удачное, но ничего лучшего придумать она не смогла.

И теперь, поспешно шинкуя редиску для салата, она радовалась нескольким вещам: что сделала запеканку накануне вечером, поэтому теперь ее оставалось только разогреть в духовке, что Клара и Джо придут довольно поздно, после того, как уложат детей спать, и что она в любом случае может поесть салата. Ее все больше раздражало решение ее организма отказаться от некоторых продуктов. Она попыталась подойти к этой проблеме рационально, она осуждала свой организм за фривольные капризы, пыталась его заставить или уговорить, но он был непреклонен. А если она его принуждала, бунтовал. Ей хватило одного такого происшествия в ресторане. Питер, разумеется, отнесся к этому с пониманием: он сразу отвез ее домой, довел под руку до квартиры, словно она была инвалидом, и уверенно предположил, что у нее желудочный грипп, правда, он перенервничал и (что понятно) был раздражен. Вот с того момента она и решила потакать своему организму. Она делала все, что он от нее требовал, и даже накупила витаминов, чтобы поддерживать нужный баланс белков и минералов. Ей не хотелось страдать от недоедания.

«Самое главное, – уверяла она себя, – сохранять полное спокойствие».

Временами, размышляя над тем, что с ней происходит, Мэриен делала вывод, что организм занял четкую этическую позицию. Он просто отказывался переваривать то, что некогда было или (как устрицы на половинке раковины) продолжало оставаться живым. И все же каждый день она возлагала слабую надежду на то, что ее организм еще передумает.

Она натерла деревянную миску половинкой дольки чеснока, положила туда нарезанный кольцами лук, шинкованную редиску и колесики помидоров, потом добавила разорванные салатные листья. В последний момент она решила добавить тертую морковь для придания салату яркости. Мэриен достала морковку из холодильника, после долгих поисков нашла овощечистку в хлебной корзинке и принялась чистить оранжевый конус, держа его за зеленый хвостик.

Она следила за руками, за овощечисткой и за срезаемой оранжевой спиралью кожуры и одновременно стала размышлять о моркови. Этот корнеплод растет в земле и выпускает наружу листья. Потом приходят люди и выдирают корнеплод из земли, и, может быть, он издает при этом звук, вскрик, слишком тихий, чтобы мы его услышали, но корнеплод не умирает сразу, а продолжает жить, он и сейчас еще живой…

Ей показалось, что морковка дернулась у нее в руках, и она уронила ее на стол.

– Ну нет! – воскликнула она, чуть не плача. – Что, еще и это?!

Когда наконец все ушли, в том числе и Питер, который на прощание поцеловал ее в щеку и шутливо шепнул: «Милая, мы такими не будем никогда!» – Мэриен отправилась на кухню, сбросила объедки в мусорное ведро и составила грязные тарелки в раковину. Зря она затеяла этот ужин. Клара и Джо не смогли найти няню и поэтому приехали к ним с детьми, донеся их наверх на руках и уложив спать – двоих – в комнате Мэриен и одну – у Эйнсли. Но дети почти сразу же расплакались, а потом обкакались, и тот факт, что ванная находилась всего этажом ниже, делу не помог. Клара уносила их в гостиную успокоить и перепеленать – не испытывая ни малейшего смущения. Застольная беседа затухла. Мэриен суетилась, держала булавки для пеленок, стараясь быть полезной Кларе, а сама при этом думала, не будет ли это невежливо спуститься в ванную за хозяйским душистым репеллентом от комаров и разбрызгать его в гостиной. Джо тоже был при деле: насвистывая, он извлекал из сумки свежие пеленки. Клара бросала извиняющиеся реплики в сторону Питера: «Все младенцы делают так, это всего лишь какашки! Все вполне естественно. Мы тоже так делаем. С той лишь разницей, – добавила она, покачивая самую младшую на коленке, – что у нас все происходит строго по расписанию. Правда, какашечка моя?»