Маргарет Этвуд - Лакомый кусочек [litres]

За супом все пили херес. Фиш потянулся к своему бокалу и едва его не опрокинул.

Мэриен теперь оказалась под огнем перекрестного допроса, потому что как только Тревор снова сел напротив Фиша, он тоже заговорил с ней, рассказывая про суп – прозрачный и с тонким ароматом специй: он подробно поведал ей, как сам готовит экстракты трав, шаг за шагом, и какой это трудоемкий процесс, и что суп надо томить на медленном огне… И поскольку он единственный из сидящих за столом смотрел на нее почти в упор, ей тоже пришлось из вежливости смотреть на него. Дункан вообще не обращал ни на кого внимания, и ни Фиша, ни Тревора, похоже, совершенно не смущал тот факт, что оба обращались к ней одновременно. Они явно привыкли так вести беседы. А она приспособилась время от времени кивать и улыбаться, глядя на Тревора и слушая Фиша, который продолжал вещать:

– …Дело в том, что численность населения, а особенно его плотность, тогда была низкой, а уровень детской смертности и смертности в целом высоким, вот почему так всегда ценилось деторождение. Человек был в гармонии со своим предназначением, с циклическим ритмом природы, и земля говорила: «Производите, производите! Плодитесь и размножайтесь», помните?

Тревор вскочил с места и забегал вокруг стола, убирая пустые суповые тарелки. Его речь и движения стали более торопливыми: он нырял в кухонный уголок и выбегал оттуда, как кукушка в настенных ходиках. Мэриен взглянула на Фиша. Он явно несколько раз пронес суповую ложку мимо рта: к его косматой бороде приклеились ошметки еды. Он напоминал бородатого младенца, сидящего на высоком стульчике, и Мэриен даже захотелось повязать ему слюнявчик.

Тревор принес чистые тарелки и снова удалился. Она слышала, как он возится на кухне, сквозь бормотание Фиша:

– …И соответственно, поэт, который и себя воспринимал как своего рода естественного производителя, а свои стихи – как плоды, так сказать, зачатые в нем музой или, допустим, Аполлоном. Отсюда, кстати, и термин «вдохновение», то есть «вдувание воздуха внутрь». После этого поэт беременеет своим творением, у плода наступает период вызревания, довольно длительный, и когда этот плод готов увидеть свет, поэт в муках разрешается от своего бремени. В этом смысле сам процесс художественного творчества является подобием природного процесса, который имел огромное значение для выживания всего человечества. Я имею в виду процесс деторождения. А с чем мы имеем дело сегодня?

Раздалось легкое шипение, и Тревор эффектно появился в дверном проеме с объятыми голубым пламенем клинками в обеих руках. Кроме Мэриен никто даже не взглянул в его сторону.

– Вот это да! – восторженно вскрикнула она. – Просто обалдеть!

– Правда? Я обожаю делать фламбе. Это, конечно, не кебаб, а скорее нечто с французским нюансом, но и не просто куски мяса на шампуре, как у греков.

Когда он ловко скинул со шпажки печеную еду на ее тарелку, она увидела, что это в основном мясо. Ну вот, ее загнали в угол. Надо что-то придумать. Тревор разлил всем вина, попутно рассказывая, с каким трудом смог найти в городе свежий тархун.

– …А сегодня мы имеем дело с обществом, чьи ценности противоречат идее деторождения. Все только и говорят о контроле за рождаемостью и талдычат: нам надо опасаться не атомного взрыва, а взрыва рождаемости. То же говорил и Мальтус, за исключением того, что война больше не является средством серьезного снижения численности населения. И в этом контексте легко увидеть, что расцвет романтизма…

В других блюдах был рис с чем-то, и еще на столе появился ароматный соус к мясу и какие-то неизвестные овощи. Тревор пустил все это по кругу. Мэриен опасливо отправила в рот немного темно-зеленой овощной массы – так же робко, наверное, приносили жертвоприношения разгневанным богам. Но ее желудок принял этот дар благосклонно.

– …совпадает, что весьма поучительно, с резким приростом населения, который начался, конечно, чуть раньше, но который к тому времени принял чуть ли не эпидемический размах. И поэт уже не мог с изрядной долей самодовольства считать себя этаким суррогатом матери, дающим жизнь своим произведениям, рождая их для общества, точно младенцев. Он должен был стать иным символом, и что такое этот нынешний акцент на индивидуальном самовыражении, причем заметьте: речь идет о выражении, об экспрессии, о выдавливании, акцент делается на спонтанности процесса, на мгновенном творении! В двадцатом веке не только стало…

Тревор снова удалился на кухню. Мэриен с нарастающим отчаянием разглядывала куски мяса на своей тарелке. Она подумывала незаметно засунуть их под скатерть – но они там обязательно найдутся. Она бы положила их себе в сумочку, но сумочка висела у нее за спиной на стуле. Может быть, удастся спрятать их за вырез блузки или в рукаве.

– …художники, которые расплескивают краску по холсту, испытывают выброс энергии сродни оргазму, но и писатели воспринимают себя точно в таком же ключе…

Она вытянула ногу под столом и слегка ткнула Дункана в голень. Он вздрогнул и поглядел на нее. Он ее не сразу узнал, но потом, вернувшись на землю, недоумевающе поднял брови.

Мэриен соскребла почти весь соус с куска мяса, взяла его двумя пальцами и перебросила Дункану поверх горящих свечей. Он поймал, положил себе в тарелку и стал аккуратно разрезать ножом. А она принялась соскребать соус с другого куска.

– …уже не как дарующего рождение; нет, долгие размышления и мучительное появление на свет – это все в прошлом. Природный акт, который современное искусство желает имитировать, точнее, вынуждено имитировать, – это собственно акт соития…

Мэриен перебросила второй кусок мяса, который также был ловко пойман. «Может, нам просто поменяться тарелками», – подумала она; но тут же отказалась от этой идеи: сразу заметят, ведь Дункан все съел еще до того, как Тревор вышел из-за стола.

– …Нам необходим глобальный катаклизм, – продолжал вещать Фиш. Теперь его голос звучал нараспев, все громче и громче, и было впечатление, что он сознательно добивается крещендо. – Катаклизм. Новая «черная смерть», катастрофический взрыв, который сметет миллионы с лица земли и разрушит нашу цивилизацию под корень, вот тогда деторождение будет вновь цениться и мы сможем вернуться к племенной жизни, к древним богам, к темным богам земли, к богине земли, богине воды, богине рождения, роста и смерти. Нам нужна новая Венера, роскошная Венера тепла, и плодородия, и воспроизведения потомства, новая Венера, вечно брюхатая, полная жизни, изобильная, готовая дать жизнь новому миру во всем его богатстве, новая Венера, выходящая из моря…

Тут Фишер решил встать во весь рост, вероятно, чтобы придать дополнительный пафос финальным словам. Чтобы подняться, он оперся обеими ладонями о карточный столик, две складные ножки сразу подогнулись, и тарелка с едой соскользнула ему на брюки. И в этот же самый миг кусок мяса уже перелетевший через стол попал Дункану в висок, отскочил рикошетом вниз, поскакал по полу и остановился на стопке рукописных листков.