Маргарет Этвуд - Лакомый кусочек [litres]

Тревор, держа в обеих руках тарелки с салатом, появился в дверях как раз вовремя и застал кульминационный момент. У него отвисла челюсть.

– Наконец я понял, кем хочу быть, – произнес Дункан в воцарившейся тишине. Он спокойно глядел в потолок, а в его волосах виднелись белесые потеки соуса с хреном. – Амебой.

Дункан предложил проводить ее домой – хотя бы до станции подземки: ему нужно было подышать свежим воздухом.

К счастью, ни одна из фамильных тарелок Тревора не разбилась, хотя кое-что пролилось на скатерть, и когда ножки столика выпрямили, а Фишер уселся на свой стул, что-то бормоча себе под нос, Тревор великодушно обратил инцидент в шутку, хотя остаток вечера, когда были предложены салат и фламбированные персики, кокосовые печенья и кофе с ликером, он обращался с Мэриен подчеркнуто холодно.

А сейчас, шагая по хрустящему снегу, они обсуждали, как Фишер съел лимонную дольку, выудив ее из плошки с водой для ополаскивания рук.

– Тревора это бесит, – заметил Дункан, – а я ему как-то сказал, что если ему не нравится, как Фиш сжирает эти лимонные дольки, пусть не кладет их в плошку. Но он настаивает на том, что все нужно делать по правилам, хотя и признает, что никто этого не ценит. Я свой лимончик тоже всегда съедаю, но сегодня не стал: у нас же были гости.

– Все было очень… интересно, – сказала Мэриен.

Она обдумывала, почему на протяжении всего вечера никто не удосужился заинтересоваться ее статусом, хотя сама сочла, что ее пригласили, потому что оба соседа Дункана хотели получше ее узнать. Но теперь она склонялась к выводу, что им просто отчаянно хотелось расширить круг общения.

Дункан взглянул на нее с сардонической улыбкой.

– Ну теперь ты, по крайней мере, понимаешь, каково мне находиться дома.

– Но ты же можешь съехать, – предложила она.

– Ну нет. Мне там даже нравится. Кроме того, кто еще станет обо мне так заботиться? А они, представь себе, заботятся, когда не поглощены своими хобби или не находят себе какое-то новое увлечение. Они так много времени посвящают обсуждению моей личности, что мне уже можно забыть об этой проблеме. Рано или поздно наступит момент, когда они значительно облегчат мне превращение в амебу.

– А почему тебя так интересуют амебы?

– Ну, они же бессмертны, бесформенны и адаптивны. Быть личностью становится все сложнее.

Они дошли до начала асфальтовой эстакады, спускающейся к бейсбольному полю. Дункан сел на сугроб и закурил; ему, похоже, никогда не было холодно. Она постояла и села рядом. Но раз он не делал попыток ее обнять, она сама его обняла.

– Дело в том, что, – сказал он, помолчав, – мне нужно хоть что-то реальное. Не все, это невозможно, но хотя бы одна-две вещи. То есть доктор Джонсон опроверг теорию нереальности материи, пнув камень [17], но не могу же я пинать своих соседей по квартире. Или своих преподавателей. Кроме того, может быть, моя нога сама нереальна. – Он отшвырнул окурок в снег и снова закурил. – И я подумал, может быть, ты мне поможешь. В смысле, если ты переспишь со мной – а то сейчас ты бог знает насколько нереальна, ведь я только и вижу, что многослойную шерстяную одежду, которая на тебе надета, это пальто и свитера, так что иногда я думаю, что ты вся целиком шерстяная и под вещами тебя нет. Вот было бы здорово узнать, что это не так…

Мэриен не могла не принять этот вызов. Она-то знала, что не шерстяная.

– Ладно, предположим, мы переспим, – сказала она задумчиво, – но в любом случае мы не можем пойти ко мне.

– И ко мне не можем, – отозвался Дункан, не выказав ни удивления, ни радости по поводу ее подразумеваемого согласия.

– Думаю, нам надо пойти в отель, – заключила она, – как мужу и жене.

– Нам никто не поверит, – печально возразил он. – Я не похож на мужа. Меня до сих пор в барах спрашивают, сколько мне лет: считают, что мне шестнадцать.

– А ты носишь свидетельство о рождении с со-бой?

– Раньше носил. Но потом потерял. – Он повернулся к ней и поцеловал в нос. – Может, нам пойти в отель, где не нужно притворяться мужем и женой.

– То есть хочешь, чтобы я выдала себя за… проститутку?

– Ну да. А почему нет?

– Ни за что! – негодующе отрезала она. – Я не могу так!

– Я бы тоже не смог, – мрачно согласился он. – К тому же мотели расположены за городом, а я не вожу. Что ж, значит, облом. – Он закурил еще одну сигарету. – Ну в любом случае это правильно: ты же точно совратишь меня. Но, с другой стороны, – добавил он с легким ожесточением, – возможно, меня невозможно совратить.

Мэриен бросила взгляд на бейсбольное поле вдалеке. Ночь была ясная, воздух – прозрачный, звезды озаряли черное небо холодным сиянием. Чуть раньше выпал свежий снег, покрыв парк тонким ровным слоем белой пудры. И вдруг ей захотелось побежать, зарыться лицом в этот снег, испещрить белую гладь следами, протоптать на ней извилистые тропинки. Но она знала, что этого не произойдет и в следующую минуту она сонно побредет к станции подземки.

Мэриен встала и, отряхнув снег с пальто, спросила:

– Еще немного проводишь меня?

Дункан тоже поднялся и сунул руки в карманы. На его лице, тускло освещенном уличным фонарем, играли тени и желтоватые блики.

– Не-а, – ответил он. – Еще, может, увидимся. – Он отвернулся, и его удаляющаяся фигура беззвучно растаяла в голубоватой тьме.

Дойдя до ярко освещенного прямоугольника станции метро, Мэриен достала кошелек и нащупала в куче мелочи свое кольцо.

Мэриен лежала с закрытыми глазами на животе, а пепельница балансировала на впадинке ее голой спины, там, куда ее поставил Питер. Он лежал рядом, курил и допивал виски из стакана. Из стереодинамиков приглушенно лилась неназойливая музыка.

Хотя она старалась не морщить лоб, в голове у нее крутились тревожные мысли. Сегодня утром ее организм, после нескольких недель опасливого отторжения, наконец-то с благосклонностью принял в себя рисовый пудинг из банки. Какое же это было облегчение – понять, что она может на него положиться, ведь пудинг был очень питательный, и к тому же, как заверила ее диетолог миссис Уизерс, обогащен витаминами. Но стоило ей полить пудинг сливками, как в ее глазах он тотчас превратился в скопище крохотных коконов. А внутри этих коконов шевелились живые существа.

С тех пор как это началось, она все старалась сделать вид, будто с ней все нормально, что это неопасное заболевание, вроде чесотки, которая рано или поздно пройдет. Но теперь пришлось взглянуть правде в глаза: она решила, что настала пора с кем-то посоветоваться. Она уже рассказала об этом Дункану, но напрасно: он похоже, счел, что все нормально, а ее как раз особенно тревожило подозрение, что быть может, с ней отнюдь не все нормально. Вот почему она боялась рассказать об этом Питеру: он мог решить, что она просто чудит или невротичка.