Маргарет Этвуд - Лакомый кусочек [litres]

Он резко остановился, и она, поскользнувшись, наскочила на него. На бегу она наглоталась морозного воздуха, и теперь у нее болели легкие, а голова слегка кружилась. Они привалились к невысокой цементной стенке, огораживающей мостик с одной стороны, и Мэриен, положив руки на стенку, пыталась отдышаться. Она разглядывала верхушки деревьев и лабиринты ветвей, кончики которых, обсыпанные почками, уже желтели и краснели.

– Мы еще не пришли, – сообщил Дункан и подхватил ее под локоть. – Нам надо спуститься вниз.

Он увлек ее к концу мостика. Рядом десятками ног была протоптана тропинка в грязи. Они опасливо спустились по склону, ступая боком, – так малые дети учатся спускаться по ступенькам, шажок за шажком. С сосулек, свисающих с мостика, на них капала талая вода.

Когда они добрались до подножия склона и вышли на равнинную часть, Мэриен спросила:

– Ну, мы пришли?

– Еще нет, – ответил Дункан. И пошел прочь от мостика. Мэриен надеялась, что он ведет ее туда, где можно будет присесть.

Они оказались в одной из лощин, разрезавших город, но здесь она была впервые. Она любила гулять по оврагам, видневшимся из окна их гостиной, но это место было ей незнакомо. Лощина была глубокая и узкая, поросшая деревьями, которые были словно специально высажены здесь, чтобы сдерживать снежные сугробы на крутых склонах. Далеко вверху, на самой снежной кромке, играли дети. Мэриен перевела туда взгляд: она увидела их яркие курточки, синие и красные, и услышала обрывки смеха.

Они шагали друг за другом по протоптанной в снежном насте тропке. До них тут уже ходили люди, хотя и немногочисленные. Временами она замечала на снегу отпечатки лошадиных копыт. Впереди шагал Дункан: она видела его сгорбленную спину и мерно поднимающиеся и опускающиеся ноги.

Мэриен хотелось, чтобы он обернулся к ней: от вида его унылого пальто ей было не по себе.

– Через минуту присядем отдохнуть, – объявил он, словно отвечая не ее невысказанный вопрос.

Но она не видела, где бы можно было присесть. Теперь они шли в зарослях высокого травостоя, и сухие негнущиеся стебли терлись об их одежду: золотарники, ворсянки, репейники и серые скелеты неведомых растений. На стеблях репейников виднелись гроздья коричневых шариков с колючками, а на ворсянках – шипастые серебристо-матовые головки, но взгляд скользил по ощетинившемуся сухотравью, ни на чем не останавливаясь. Вдоль зарослей сухой травы по обеим сторонам высились склоны лощины. На самой верхотуре виднелись дома, вытянувшиеся вдоль края, как будто вопреки опасности сползания в овраги, изрезавшие поверхность склона под действием эрозии почвы. А протекавший некогда по дну ручей давно был забран в подземный водосток.

Мэриен взглянула назад. Оказывается, лощина изгибалась, а она шла и даже не заметила этот изгиб. Впереди показался еще один мост – крупнее первого. Они продолжали шагать.

– Зимой мне тут нравится, – сообщил Дункан после продолжительного молчания. – Раньше я бывал здесь только летом. Тут все зарастает такой густой зеленью, травой и листвой, что в метре впереди ничего не видно, причем в основном растет ядовитый плющ. И народу полно. Старые алкаши приходят сюда и дрыхнут под мостами, дети играют. Где-то недалеко есть база верховой езды, по-моему, мы сейчас идем как раз по одной из конных троп. Я сюда частенько приходил, потому что тут прохладно. Но оказывается, здесь еще лучше, когда все в снегу. Под снегом мусора не видно. Знаешь, народ начинает все тут замусоривать и в первую очередь русло ручья. Не пойму, что их заставляет выбрасывать здесь свое барахло и уродовать пейзаж… Чего тут только не найдешь: старые покрышки, жестянки, бутылки…

Она не видела его рта, и голос доносился непонятно откуда: фразы были короткие, клочковатые и приглушенные, словно звучали из-под снежного покрова.

Лощина расширилась, и заросли сухостоя здесь поредели. Дункан свернул с тропы и пошел по снежному насту. Она следом. Так они вскарабкались по склону небольшого холма.

– Вот мы и на месте, – объявил Дункан. Он остановился, повернулся к ней и, обхватив ее обеими руками, резко притянул к себе.

Мэриен задохнулась от неожиданности и невольно шагнула назад: они стояли на самом краю высокого утеса. Их ноги едва балансировали между твердой почвой и бездной. Под ними почти ровным кольцом разверзся обрыв, по склонам которого змеилась спираль то ли проезжей дороги, то ли пешей тропы, спускаясь к заснеженной равнине на дне. Прямо напротив них, на другом краю обрыва, от которого их отделяла четверть мили пустоты, чернело длинное здание, похожее на большой сарай. Место было безлюдным, безжизненным.

– А что там? – спросила она.

– Кирпичный завод, – ответил Дункан. – Здесь месторождение глины. По этой дороге ездят экскаваторы и добывают глину.

– Я и не знала, что в этих ущельях есть нечто подобное, – удивленно протянула она. Ей было странно видеть эту исполинскую воронку, выкопанную посреди города: воронка казалась бездонной. Белое дно ее тоже производило двойственное впечатление: оно не казалось твердым, а выглядело скорее полым, опасным, подернутым тонкой корочкой льда, и, если пройтись по нему, можно было бы провалиться.

– О, да тут масса чего интересного и полезного. Там вон где-то находится тюрьма.

Дункан присел на край обрыва, беспечно болтая ногами и, вынув сигарету из пачки, закурил. Постояв, она села рядом – с опаской, потому что здешняя почва не внушала ей доверия. Под ее весом мягкий грунт слегка продавился. Они молча смотрели в разверстую под их ногами гигантскую воронку.

– Интересно, который час, – подумала вслух Мэриен. И вслушалась в свои слова: ее голос утонул в бездонном пространстве.

Дункан не ответил. Он молча докурил сигарету, потом встал, прошелся по кромке обрыва туда, где грунт выровнялся и не росло ни единого растения, и лег в снег. Он так умиротворенно лежал на спине и глядел в небо, что Мэриен подошла к нему и прилегла рядом.

– Замерзнешь, – предупредил он и добавил: – Но если хочешь, лежи.

Она была на расстоянии вытянутой руки от него. Ей показалось неуместным лежать так близко от него именно здесь. Небо над ними было сплошь светло-серого цвета, чуть озаренное прячущимся где-то за тучами солнцем.

Дункан нарушил тишину:

– И почему же ты не можешь вернуться? В смысле, ты же собираешься замуж и так далее. Мне казалось, ты знаешь, что делаешь.

– Знаю, – печально ответила она. – Знала. Не знаю. – Ей не хотелось это обсуждать.

– Кто-то, конечно, скажет, что ты это себе вбила в голову.

– Это уж точно! – отрезала она с раздражением. Ну, не идиотка же она, в самом деле. – И как мне это оттуда выбить?

– Ну, тебе должно быть ясно, – произнес голос Дункана, – что я последний человек, у кого ты можешь просить совета. Мне говорят, что я живу в мире фантазий. Но во всяком случае, это в той или иной мере мои фантазии. Я их сам выбираю, и они мне, можно сказать, нравятся – иногда. Но вот тебя твои фантазии явно не радуют.