Анастас Павлов - Славный мальчишка

Но на этот раз Геродот почему-то выжидал, пока Оги думал.

— Я! Я! Спросите меня!

А Оги сначала думал о днях недели, а потом уже ни о чем не думал. Данче нарисовала большое солнце во весь тетрадный лист и украдкой открывала и закрывала рисунок, показывая его «плавающему» у доски.

Оги просиял. Геродот поднял кверху палец и все, кто тянул руку, затихли.

— Ну, что же произошло в царствование Людовика XIV?

— Во время Людовика Четырнадцатого произошло солнечное затмение.

— Ах, вот что! Ну, хорошо! — гневно отрезал учитель и, повернувшись к классу лицом, окинул всех строгим ледяным взглядом.

Тут уж не до смеху! Добрая половина учеников не посмела и пикнуть. Другие не засмеялись потому, что знали: Оги не терпит, когда над ним насмехаются. А третьи не смеялись, так как не знали: было ли на самом деле злополучное затмение солнца. Некоторые из них даже позавидовали Оги — «вывернулся парень!» «Отхвачу трояк! — обрадовался Оги — Такое сообщить — это тебе не фунт изюма!» И он благодарно кивнул сокрушенной Данче.

— Так! Хорошо! — с отчаянием в голосе повторил Геродот. — Дальше? Что было после Людовика XIV?

— После Людовика Четырнадцатого на престол вступил Людовик Пятнадцатый.

— Так, так! Потом?

— Потом — Людовик Шестнадцатый.

— А после него?

— Людовик Семнадцатый.

— А после? — повышал гневный тон Геродот, и Оги увеличивал цифру, словно загипнотизированный: XVIII, XIX, XX…

— И после?

Был перечислен еще пяток Людовиков. И хотя Оги сам уже чувствовал, что перегибает, все-таки выдавил из пересохшего горла:

— Людовик Двадцать Шестой.

— Хватит! Садись на место! Садись! Нет, постой. Встань у стенки! Двойка! Двадцать шесть двоек! Садись, чего торчишь?! — И он завертел бородой, нацеливая ее на класс.

— Каким по счету был последний Людовик?

Никто не посмел ответить. Стушевались даже Сашко и Данче. Хорошо, что прозвенел звонок.

Вот какая история произошла с историей.

Горлинка перелетела с крыши на подоконник. Румен застыл, словно изваяние. И надо же, именно в эту секунду у него страшно зачесалось где-то у темени. Но он героически вытерпел, не шелохнулся. Дикая голубка срывалась и улетала при малейшем движении. И чего, глупая, боится? Ведь это он всю зиму сыпал на подоконник хлебные крошки. Да и не только крошки! Маленькие кусочки шоколада, брынзы, даже витамина «C» — все шло на кормежку голубю.

Дверь комнаты отворилась. Донесся запах жареного лука.

— Учишь? — спросила бабушка Катина.

— Тс-с!

К счастью, испугалась одна лишь бабушка. Горлинка грациозно семенила по подоконнику, покачивая точеной головкой. Золотой зрачок ее глаза неотрывно следил за славным мальчишкой. Стук! стук! — склевала две крошки, и еще две.

Легко им, горлинкам. Одним глазом могут читать свои уроки, а другим — смотреть совсем в противоположную сторону. Румен попытался сделать так же. К сожалению, из этого ничего не получилось. О чем говорится на этой странице? Ага! «В 1337 году началась война между Англией и Францией. Она продолжалась до 1453 года…» Браво! «Потому и назвали ее Столетней войной». Но почему же ее не назвали Стошестнадцатилетней? Она длилась вдвое дольше, чем прожила бабушка. Странно, никто тогда не догадался до магнитной колесницы! Как припустил бы на такой колеснице через ряды рыцарей!.. Мальчишка прикрыл глаза. Четверка покрытых броней коней, цок-цок-цок, цок-цок-цок. Мчатся вперед. Колесница смахивает немного на танк. Румен стоит в укрытии. Цок-цок-цок, цок-цок-цок, — и все металлические копья и стрелы рыцарей сами прилипают к магнитной колеснице. Бароны до смерти перепуганы. Они сдаются, и война длится всего один день. Потому и назвали ее Однодневная война…

— Бах! Бабах! Ты убитый!

— Бах! И ты — тоже, ура! Победа!

— Ура!

— Ничья. Начнем снова. Те же, хотите?

— Ладно! Считаю до трех. Ра-аз, два-а, три!

— Бах! Бабах!..

Ужасно мрачной была тогда жизнь! Темнота и невежество царили на земле. А какие глупые были все — и короли, и императоры! Дальше кончика своих мечей ничего не видели. Нет! Исторические времена должны носить имена самых выдающихся ученых, изобретателей, художников, поэтов, строителей…

— Бах! Бабах!

Горлинка улетела.

Тогда и Геродот спрашивал бы уроки по-другому.

На улице кто-то свистнул. Из-за ограды вынырнула физиономия с вытаращенными глазами.

— Здорово, Ру! — прошипел Оги. — Придешь играть в футбол?

— Оги, скажи, что было во времена Галилея?

— Тю! Какая тебя муха укусила?

— А все-таки!

— Да ты что, сам не знаешь или издеваешься?

— Нет, серьезно.

— Но, нам сейчас… Ну, тогда земля начала вращаться… Да ну тебя! Отстань! Чего прицепился?

— Так просто спрашиваю.

— Скажите, пожалуйста, какой загадочный! Что-то много вас таких умников расплодилось в последнее время. Начнете что-нибудь и не договариваете…

— Ты куда ходил?

— В магазин, за мясом. Там такая очередища! Ты уже тренировался?

Румен кивнул. Снова запахло жареным луком.

— Только посмей убежать, не обрадуешься — сейчас же позвоню матери!

— Да помолчи ты, бабушка! Ты же мне мешаешь.

Оги уже исчез. Славный мальчишка отсутствующим взглядом уставился в страницы учебника истории. Столетняя, тридцатилетняя, двухлетняя — войны, войны, войны. По три-четыре на каждом уроке. Ну зачем их учить наизусть? Потому, говорит Геродот, что история — учитель народов. Но, видно, она плохой учитель. Или люди — нерадивые ученики: на земле и сегодня еще идут войны. Урок первый — первобытный мир: с такого-то по такой-то век велись войны. Точка. Если бы это не заставляли зубрить, может, человек навсегда забыл бы о войнах. Этих пацанят, за окном, надо хорошенько отшлепать.

— Бах! Бах! Ага! Гоша, ты убитый!

— Бах! Бах!

— Райчо, берегись!

— Эй, вы! Дьяволята! Быстро ко мне! Райчо! Гоша! Ивчо! Идите сюда! Все, все!

— Бух! Я не играю! Румен зовет.

Славный мальчишка выпрыгнул из окна и очутился перед удивленной кучкой детворы.

— Ну что это за игра: бах, бух?

— Мы играем в войну.

— В войну играть запрещено!

— Почему?

— Никаких вопросов. Я запрещаю!

— А во что ж нам тогда играть?

Бабушка Катина показалась в окне. «Пропал мой авторитет!» — вздрогнул славный мальчишка.

— Руменчо, боже-е-е мой, опять бездельничаешь!

— Сейчас приду! Стойте здесь, никуда не разбегайтесь!

И он пошел в дом через дверь. Бабка Катина ждала его в прихожей, угрожающе положив руку на телефонную трубку.

— Позвонить? Вот позвоню сейчас матери, тогда сам с ней разговаривай. Минутки не можешь посидеть за уроками спокойно, как нормальные дети, как те же Сашко, Данче… И тебе не стыдно! Мать и отец целый день надрываются. Ради тебя. А ты?

— И я надрываюсь! Звони, звони! А я скажу маме, что не выучил урока из-за тебя. Кто ходит каждую минуту ко мне в комнату? Кто мне мешает заниматься? Кто?