Андрей Шляхов - Ювелирная работа

— Ну что мне теперь — «лесенкой» всех повышать? — сокрушался Виктор Федорович. — Профессора — на заведование куда-нибудь, доцента — на его место, а тебя — на место доцента? Теоретически это возможно, но растянется вся эта канитель надолго. А главное — кого повышать? Я же не стану весь процесс обеспечивать. Люди сами должны стараться-вкладываться в свои карьеры, а я только подтолкнуть могу… Мать-перемать! Время идет, а дело не делается!

Доцентских ставок на кафедре было пять. Когда стало ясно, что вакансию придется создавать собственноручно, Алекс сразу же решил, что он будет убирать Кочеминскую. Не только по причине личной неприязни, но и потому, что ее кандидатура была самой подходящей. У доцентов Гинзбурга и Садоковой имелись настолько крепкие тылы, что подкапываться под них было бессмысленно. Садокова — самый старый сотрудник кафедры, заслуженная-переслуженная, и, вдобавок, из тех мандражистов, которые работать не любят, но со страху делают все правильно. Гинзбург имеет покровителя в лице родного брата, работающего начальником департамента в Минздраве. Доцент Паперная — это светлая голова, пишущая для шефа самые важные научные работы, которые нельзя было доверять другим сотрудникам или же «бандар-логам» (так сотрудники кафедры за глаза называли клинических ординаторов и аспирантов). Паперную шеф ни за что не отдаст, он скорее от ассистента Бушмакина избавится. Доцент Машковскийбыл замечательным лектором, можно сказать — гордостью кафедры, а жена его работала заместителем начальника какого-то отдела в Следственном комитете. Тоже — не вариант. А вот у Кочеминской тылы были слабыми. Она стала доцентом благодаря роману с шефом, который закрутился еще в то время, когда Кочеминская была аспиранткой, а шеф — доцентом. Роман, судя по всему, давно угас, но Павел Олегович относился к категории мужчин, которые проявляют благородство по отношению к своим бывшим пассиям.

Алексу казалось, что шеф будет рад избавиться от Кочеминской, ведь эта стерва и его достает капитально. Хотя бы тем, что постоянно пытается выторговывать себе какие-то преференции и всячески подчеркивает, что она лучше, важнее и нужнее других сотрудников. А эти ее вечные истерики? А конфликты с курсантами? Она же как распсихуется, так совершенно перестает следить за речью. Сейчас даже в детском садике не стоит обзывать малышей «безмозглыми болванами» или «тупыми кретинами», а уж взрослых людей, которые пришли на кафедру для того, чтобы повышать свою квалификацию — тем более. А ее вечные отсутствия на месте? Если она не на занятии, то «где-то там» и не всегда доступна по телефону. Возникнет срочный вопрос — приходится ждать, пока она соизволит явиться…

На всякий случай, Алекс попросил тестя «прозондировать» Кочеминскую. Мало ли что? Может у нее есть влиятельные родственники, о которых она никому не рассказывает? Верилось в это с трудом, потому что такие люди, как Алла Евгеньевна связей своих не скрывают, а напротив — тычут ими в глаза окружающим, но всякое же бывает. Виктор Федорович успокоил — нет у нее никаких высокопоставленных покровителей, кроме Павла Олеговича, да и тот покровительствует ей только по инерции, по доброте своей душевной. Можно действовать!

План по устранению Кочеминской состоял из трех пунктов.

Первое — ассистент Бушмакин не должен иметь к этому никакого отношения, ни прямого, ни косвенного.

Второе — повод должен быть таким, чтобы шеф очень сильно захотел избавиться от Кочеминской, таким, чтобы недовольство перевесило бы все то, что было между ними.

Третье — громкого скандала, который ляжет пятном на репутацию кафедры, быть не должно. Любой скандал — это потенциальная возможность смены руководства. Воспользуется «министерская» группировка случаем и посадит на заведование своего человека. Нет, шеф должен крепко сидеть в своем кресле.

Сложно? Очень. Но ведь и нужно тоже очень, просто позарез. Засиделся уже в ассистентах, пора подниматься выше. Алекс надеялся стать профессором в тридцать пять лет, такая вот была у него цель. Чем позже станешь доцентом, тем позже станешь профессором… Клювом щелкать нельзя, как говорится: «весенний день — год кормит».

— Поди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что, — прокомментировал тесть план Алекса. — И что же конкретно ты собираешься делать?

— Ищу возможности, — ответил Алекс.

Спровоцировать Кочеминскую на какое-либо действие, направленное против шефа, было невозможно. При всей своей безбашенной истеричности Алла Евгеньевна никогда не забывалась настолько, чтобы гнать волну на своего благодетеля и единственного покровителя. Как быть? Если невозможно спровоцировать человека на определенный поступок, то нужно этот поступок имитировать.

Легко сказать, но трудно сделать.

Решить трудную задачку помогла аспирантка Полина Анурова, пожаловавшаяся Алексу на то, что Кочеминская нагрузила ее написанием шефской монографии по аритмиям, а сама даже вычитывать написанное не хочет — некогда ей. Приходится бедной Полине самой себя вычитывать, а это очень сложно — глаз «замыливается». Ответственная девушка очень боялась проглядеть какую-нибудь ошибку или неточность, ведь тогда получится, что она подвела заведующего кафедрой!

Разговор происходил в больничном буфете, в неформальной обстановке. План сложился очень быстро и так же быстро был проанализирован. На выходе из буфета Алекс по-свойски взял Полину под руку и спросил, не хотела бы она после окончания аспирантуры остаться на кафедре, старшим лаборантом с перспективой дальнейшего продвижения.

— А что — есть такая возможность?! — загорелась Полина. — Мне бы очень хотелось…

— Давай сегодня после работы посидим где-нибудь и я объясню, что тебе нужно делать, — предложил Алекс и на всякий случай уточнил: — Разговор будет деловой, не интимный.

Оставить девушку в старших лаборантах можно было и без вмешательства тестя. Если как следует расхвалить ее (а хвалить было за что), то шеф даст добро, тем более, что и ставка свободная есть, которую делят между собой два других лаборанта. Все упиралось в Полинину смелость. Если не струсит, то станет старшим лаборантом. А если струсит, то нужно будет ее уговорить. Осечки быть не должно и другого исполнителя у Алекса не было. Когда еще представится такой случай? К тому же, если Полина не согласится, то может проболтаться и тогда у ассистента Бушмакина возникнут определенные осложнения. Ой, не хотелось бы осложнений.

— Все так неожиданно, Александр Николаевич! — призналась Полина, когда Алекс привез ее в «Бухого Ильича». — Я в полнейшем недоумении.

Ехали на такси, потому что «равика» дисциплинированный Алекс оставил на больничной территории. Это только дураки думают, что после одного-двух бокалов пива можно спокойно садиться за руль, а умные поступают иначе.