Андрей Шляхов - Ювелирная работа

— Это все слова! — продолжала упрямиться Полина. — Почему он ей не поверит?

— Чем мне покляться, чтобы ты мне поверила? — с улыбкой спросил Алекс. — Или, может, кровью своей расписку написать, что все так и будет? Давай оставим этот детский сад и начнем разговаривать, как взрослые люди. Я даю тебе шанс, причем речь идет не просто о должности старшего лаборанта, а о дружбе со мной. Неужели ты думаешь, что без чьей-то весомой поддержки ты сможешь многого добиться? Отнюдь! Выше ассистента никогда не поднимешься, хоть лоб о стену расшиби. А на моем горбу ты можешь въехать в высшие сферы. Надежных людей ценят, берегут и повышают. Я сказал все, что хотел, дальше слово за тобой. Подумай, я тебя не тороплю.

Алекс принялся неторопливо доедать свой гамбургер. На Полину он не смотрел. Зачем смущать девушку? Она и так нервничает, бедняжка. Ведь по глазам уже видно, что согласна, а сказать это вслух не решается.

— Хорошо, я сделаю это! — решительно сказала Полина. — Не знаю почему, но я тебе верю, хотя если честно, то мне кажется, что все это — сон. Точнее не сон, а бред какой-то.

— Ущипни себя за руку, — посоветовал Алекс. — Или брызни на меня сидром. Нечистая сила не выносит грушевого сидра, потому что груша считалась у древних славян священным деревом…

Алекс нес чепуху, потому что сейчас нужно было разрядить атмосферу, переключиться из делового режима в развлекательный. Он уговорил Полину попробовать местные сырые шарики и заказал под них темного пива под названием «Анархия». Дальше говорили о разном несущественном, большей частью вспоминали студенческие годы. После поездки в Иркутск Алекс делал это легко, «на автопилоте».

Полина не подвела — сделала все, как договаривались и слегла с ангиной. Ангина — очень удобная болезнь, если не хочется отвечать на телефонные звонки. Зачем на них отвечать, если слова сказать не можешь?

У Павла Остаповичабыло обыкновение держать готовые к печати рукописи у себя на столе, на самом видном месте. Рукописи лежали там несколько дней и всем, кто заходил в кабинет, заведующий кафедрой небрежно сообщал:

— Вот, написал очередной «опус».

Собеседникам полагалось восхищаться и аплодировать (в переносном, разумеется, смысле). Самые отъявленные подхалимы вроде доцента Садоковой просили дать им новинку для ознакомления, мол, терпения у них нет ждать, пока статья или монография будут опубликованы. Такой вот сложился на кафедре церемониал. И весьма кстати, надо сказать, сложился.

Увидев на столе Павла Остаповича папку с надписью «Аритмии сердца», Алекс выразил восторг и желание ознакомиться с новым трудом дорогого начальника. Шеф отправил ему файл на рабочий почтовый адрес. На следующий день Алекс явился к шефу с утра пораньше, не спросив разрешения запер за собой дверь на ключ, и сказал в ответ на удивленно-вопрошающий начальственный взгляд:

— Тут такое дело, Павел Остапович… Не знаю, как и начать… Скажите, пожалуйста, кто, кроме вас, работал над рукописью «Аритмий»?

«Кроме вас» было вставлено из деликатности. Этого требовали приличия. Все сотрудники прекрасно знали, что шеф сам ничего не пишет, но делали вид, будто ничего не знают.

— Ну, Алла Евгеньевна, — ответил шеф. — А что?

— Глава «Аритмии у лиц пожилого возраста» слово в слово совпадает с главой «Аритмии у пожилых и стариков» из монографии профессора Бурчакова, — Алекс положиил на стол перед шефом флешку. — Можете сами убедиться, я выделил совпадения красным цветом в обоих файлах.

Шеф вставил флешку в свой ноутбук и защелкал мышкой.

— Я же у Михаила Никитича ординатуру проходил, — объяснял Алекс. — Он мне, можно сказать, путевку в жизнь дал. Разумеется, я читаю все его работы, а эта монография практически стала моей настольной книгой… Я глазам своим не поверил, когда увидел вчера такое совпадение. Сначала подумал, что показалось, но когда сравнил, то все понял…

— И что вы поняли?! — вскинулся шеф.

— То, что это сделали не вы, а кто-то другой, — мягко-успокаивающе сказал Алекс.

— Ну разумеется! Я же не идиот!

— Тот, кто хотел вас скомпрометировать, — продолжал дуть в уши шефу Алекс. — Вы только представьте, Павел Остапович, какой мог выйти скандал… Рецензенты они же толком ничего не читают, особенно — ваше. Все знают, что у вас всегда все в полном ажуре. Расчет был на то, что этот плагиат останется незвмеченным…

— Не понимаю — зачем ей это понадобилось? — Павел Остапович откинулся на спинку кресла и посмотрел на потолок, словно надеясь прочесть там ответ на свой вопрос. — Я же ее из грязи в князи вытащил! Без меня бы она так и сидела бы в ординаторах? И вместо благодарности — такая подлость? За что?

— Алла Евгеньевна — человек сложный, — Алекс смущенно улыбнулся, давая понять, что ему неловко говорить за глаза плохое о коллегах, пусть даже и о Кочеминской. — Ей вечно кажется, будто ее обидели, обошли, обделили… Ей всегда всего мало, а на этой струнке умелые руки могут ловко сыграть. Могу предположить, что ей сделали предложение, от которого она не смогла, не захотела отказаться. Не исключено, что претендент на ваше место пообещал ей докторскую и профессорство. Я как-то слышал, как она возмущалась тем, что Чернецов пришел на кафедру позже нее и уже четвертый год как профессор…

— Да у Чернецова в мизинце больше ума, чем в ее куриной башке! — рявкнул шеф.

— Но возмущаться же это не мешает, — резонно заметил Алекс.

В общем, надул в уши шефу так, что те покраснели, словно рубины. И не только уши — лицо и лысина шефа тоже налились краской, а обычно приветливо-снисходительный взгляд стал таким, что буквально прожигал насквозь. «Уж не перегнул ли я палку? — забеспокоился Алекс. — Как бы кондратий его не хватил…».

Ничего — обошлось. Шеф попил водички прямо из графина, посопел-попыхтел, поблагодарил Алекса за бдительность и попросил, чтобы вся эта история осталась между ними. Спустя час стало известно, что доцент Кочеминская написала заявление об увольнении по собственному желанию в связи с состоянием здоровья и что Павел Остапович вошел в положение и отпустил ее без отработки. Соваться к Кочеминской с расспросами никто не рискнул, а сама она никому ничего не рассказывала — наскоро сдала дела и ушла по-английски, не прощаясь. Невесть откуда взялся слух о том, что она забеременела от Павла Остаповича и собралась рожать в свои сорок пять лет. Но Павел Остапович якобы сказал, что он не бросит свою жену и двух дочек-близняшек. Хочешь — делай аборт, хочешь — расти ребенка одна. Кочеминская взъярилась и написала заявление, которое Павел Остапович с радостью подписал.

Месяцем позже ассистент Бушмакин стал доцентом.

— Поздравляю! — сказала Алексу жена. — Теперь ты недопрофессор!