Жорж Старков - Город ненаступившей зимы [СИ]

Когда старый «Мерседес», уже давно списанный на своей Родине, но который год трудящийся на карман российских пассажироперевозчиков, со скрипом распахнул свои двери, Сергей перепрыгнул сразу через две ступеньки, ощутил под ногами землю родного городка и глубоко вздохнул. Воздух был суше, чем тот, к которому успел привыкнуть за последние годы, но эта разница показалась очень приятной. Он вернулся домой! Таким и должен быть домашний воздух. Чуть сладковатым от пыли, игриво, но ненавязчиво щекочущим жадные ноздри.

Несмотря на скарб, что в общей сложности тянул килограммов на пятнадцать, инженер решил пройтись пешком, вместо того, чтобы что бы изнывать в духоте маршрутного такси. Небольших автобусов, рассчитанных всего на десяток пассажиров, по городу курсировало лишь пять штук. Но маршруты были короткие и, к тому же, кольцевые. Потому, об ущербности внутреннего транспортного сообщения речи не шло — каждые десять минут жёлтая «ГАЗель» гостеприимно распахивала свой зев, на каждой из тридцати двух остановок, обозначенных по единственному маршруту.

Сергей спешился на станции «Рынок» — это считался центр. Хотя, в топографическом плане, это был скорее Юго-восток. Но, кого вообще могли интересовать такие частности? К родительскому дому можно было пройти двумя путями. Короткий пролегал через дворы пятиэтажных коробок, небольшую полосу частного сектора, стадион, и ещё нужно было смерить пару сотен метров мимо навечно законсервированной стройки. Длинный же предполагал променад по центральной улице, затем поворот под прямым углом, плутание по дворам, и наискосок, опять же, мимо «вечной стройки».

Сергей выбрал второй вариант. Очень хотелось растянуть путь. Не потому, что не желал, как можно скорее, увидеть родных. Просто, в этот день хотелось прогуляться по тем местам босоногого детства, навьюченной подростковыми переживаниями юности, зеленой гибкой молодости. Конечно, и детство и отрочество, проходило, по большей части, как раз в подворотнях. Но с главным проспектом были связаны самые яркие моменты.

Когда Сергей Владимирович, был просто Сережкой, то самые желанные, на тот момент, вещи, покупались родителями на рынке или в универмаге. Сколько счастья было в глазах маленького Сережи, когда мама или папа, закрывая спиной прилавок, чтобы растянуть интригу, потом вручали сыну какую-нибудь машинку или книжку-раскраску, о которой тот долго мечтал. И потом вся дорога домой преисполнялась настоящей детской беспримерно искренней радостью, когда в руках вертелась новая игрушка. Причём, нести нужно было именно в руках и никак иначе! Чтобы все видели — вот как родители любят!

И сейчас, Сергей шёл, улыбаясь своим воспоминаниям. Он был так же счастлив, как и тогда — много лет назад. Только теперь не нужны были никакие подарки. Память, о тех, что родом из детства, являлась, сама по себе, самым лучшим подарком, для такого взрослого мальчика, по имени Серёжа.

— Ты звонил или опять забыл? — с вызовом интересовалась пожилая, слегка полноватая женщина у своего супруга.

— Да выключен у него телефон, говорю же тебе! — почти взмолился мужчина.

— Выключен!.. Небось, опять всё поперепутал с похмелья! Ух! — женщина картинно замахнулась на мужа и тот, так же картинно, скукожился, изображая сосредоточение страха, пред карающим подзатыльником супруги. — Дай бумажку! Сейчас сама позвоню.

— Пожалуйста! — старик взял со стола замусоленный листок, долгое время лежавший без дела в портмоне и протянул жене.

— Предпоследняя — это один или семь? — бросила женщина, застопорившись посреди набора номера.

— Семь.

Удовольствовавшись пояснением, она набрала две последние цифры, выслушала дежурную фразу автоответчика, повествующую о том, что абонент недоступен и бросила трубку. Затем промедлив секунду, принялась за набор снова.

— Ну, чего ты эти кнопки, будто клопов, давишь?! Сказано же — не-до-сту-пен! — раздельно отчеканил муж.

— А вдруг это не семёрка, а единица? Вдруг, ты всё опять напутал, пьянь?!

Владимир Иванович Булавин уже давно привык к тому, что жена обзывает его пьянью. Причём, привык настолько, что давно перестал обижаться и принимал это, всего-навсего, как некое дополнение в обращении к его персоне. На самом деле пожилой мужчина пьяницей не был. Да, выпивал. Но, отнюдь, не каждый день и, почти всегда, в меру. Однако, если был повод — без приконченного полулитра день не заканчивался.

Такое резкое осуждение, казалось бы, вполне невинной, по российским меркам, привычки, крылось в самой женщине, точнее пережитом ею в детстве. Она рано потеряла отца, и причиной его безвременного ухода был цирроз печени, вызванный, как раз, излишним злоупотреблением.

— Ну, хватит! — взмолился мужчина.

— Отвали! — буркнула жена. — О! Гудки пошли! — женщина нервно постукивала пальцем по низенькому столику, на котором, вот уже три десятилетия было законное место телефонного аппарата. — Алло! Серёжа? Нет, ошиблась? Ну, извините, — грустно протянула старушка и медленно положила трубку.

— Ну чего ты дёргаешься? Сказал же приедет — значит приедет! Чего провода обрываешь, дура старая! — бросил Владимир Иванович и пошёл на балкон раскурить очередную сигарету.

Он тоже волновался и переживал — всё-таки, за последние шесть лет сын приезжал в гости лишь однажды, и то, всего на пару дней. Но, своего волнения мужчина старался не показывать. Довольно в доме и одной истерички!

Когда уже вторая по счёту сигарета подходила к концу, в дверь позвонили.

— Серёжа! — раздался из прихожей голос взволнованной матери. — Приехал-таки! А чего у тебя телефон не отвечает? — сразу перешла к расспросам старушка.

— Да, сел в самолёте ещё, — пытался объясниться сын, мягко высвобождаясь из объятий, которые, в силу значительной разницы в росте, тянули его к земле. — Я вам тут гостинцев привёз… — добавил, протягивая дорожную сумку показавшемуся в коридоре отцу.

— Да, хрен с ними, с гостинцами! После! — отозвался мужчина, принимая поклажу. — Кушать хочешь? Мать пельменей налепила, с утра. Под водочку, мммммм…, — мечтательно промычал Владимир Иванович, — самое то!

— Тебе бы только «под водочку»! — не преминула, в очередной раз, поддеть мужа супруга.

— А что? Батя дело говорит! — поспешил защитить отца Сергей. — Тем более — праздник, то, какой!

По России, действительно, с самого утра гремел праздник, пожалуй, самый почитаемый последние семьдесят лет — День Великой Победы — Девятое мая. Для семьи Булавиных он был свят ещё и потому, что оба деда Сергея знавали запах пороха кровавых сороковых. Дед, по отцовской линии, погиб в боях под Вязьмой, по материнской — уцелел, дошёл до Берлина, но пожил после войны те так долго недолго, всего пятнадцать лет.