Станислав Смагин - Там, где мой народ. Записки гражданина РФ о русском Донбассе и его борьбе

Существует, кстати, распространенное определение России после 1991 года как «версальской». Многие патриоты не любят этот штамп, понятно почему — либералы с его помощью усиленно намекают на якобы фашистскую и реваншистскую сущность нашей страны и нашего народа, который обязательно воспроизведет, ибо иначе не умеет, Третий рейх в одеждах Третьего Рима. На мой взгляд, несмотря на недобросовестное использование недобросовестными людьми, данный словесный оборот очень подходит для описания состояния великой державы после унизительного поражения и территориальных, а еще страшнее — моральных потерь. Но если такое определение кому-то не по душе, можно сказать — «хасавюртовская Россия», и это ведь актуально по сей день. Изжив Хасавюрт военным путем и крайне спорно, непоследовательно и противоречиво закрепив итоги сего изживания политически, мы все еще толком не изжили хасавюртовскую оптику миросозерцания.

Мы боимся лишний раз сделать резкий жест и везде ощущаем, очень часто с полным на то основанием, тень предательства. Даже внутренняя целостность страны лишь недавно стала относительно стабильным фактором, хотя с нынешними тенденциями ползучего этносепаратизма этот вопрос может в любой момент вновь актуализироваться. О каком-то выходе за пределы границ и понимании России как историко-геополитического субъекта, превышающего объем нынешней РФ, просто задуматься немыслимо. Крым стал яркой вспышкой, преодолевшей, как показалось, хасавюртовский морок, но дальше Хасавюрт с лихвой отыграл упущенное. Нельзя! Страшно! Крым — это уникальный случай, а вообще Украина от Ростова до Будапешта для нас свята и неприкосновенна. Интересно, что эту незыблемость и единственноверность РФ как на веки вечные неизменного субститута России отстаивают в унисон либералы и казенные государственники-охранители. Причем для либералов кощунственным кажется лишь изменение территории РФ в сторону увеличения, а если уменьшать — да ради Бога. Они и вслух не стесняются об этом говорить, вот, например, Евгения Альбац как-то молвила, что распад России напасти лично для нее большой трагедией не станет. Мой воронежский друг и коллега Станислав Хатунцев язвительно прокомментировал, что если у госпожи Альбац помахать перед носом включенной бензопилой и сказать, что распад ее, Альбац, на части тоже не стал бы грандиозной трагедией для России, она, Альбац, была бы заметно осторожнее в высказываниях.

Спустя двадцатилетие после Хасавюрта Россия все еще слишком хасавюртовская. Сделать ее иной — наша задача.

На донецкую конференцию «Юга России» в начале ноября 2016 года внезапно пожаловал глава ДНР А. В. Захарченко.Аркадий Минаков уже стоял на трибуне, собираясь открыть первую часть мероприятия своей лекцией об истории и теории консерватизма, как вдруг в зал стремительно вошли несколько автоматчиков, вставших у сцены, а затем появился Александр Владимирович. В зале легкий шок, немая сцена. Захарченко не особо приветливо посмотрел на собравшихся и произнес: «У меня пара слов, микрофон не нужен», — и почти у всех, с кем я говорил после, на секунду-полсекунды возникло ощущение, что сейчас нас всех арестуют. Лично я почувствовал себя как в анекдоте про избрание Андропова генсеком КПСС: «Товарищи, кто за кандидатуру Юрия Владимировича, поднимите руки. Спасибо, вторую руку можно опустить».

Захарченко, однако, произнес несколько скупых, но положительных фраз приветствия, а затем пригласил Аркадия по окончании лекции выпить с ним чаю. Я все это время сидел буквально в паре шагов и вспоминал Моторолу, убитого тремя неделями ранее, и очередное, какое уже по счету обещание главы ДНР взять Киев, разумеется, окончившееся ничем. Очень хотелось спросить: «Александр Владимирович, так когда на Киев-то?» К сожалению или к счастью, сдержался. Толковый ответ все равно вряд ли бы последовал, а нашему собранию и вообще начинанию мог бы и вред быть. Я-то уеду, а донецким здесь жить… И все-таки стыдно, что не спросил.

Аркадий принял приглашение Захарченко, рюм-кочаевничал с ним, затем был с ним на передовой, в разрушенном начисто боями аэропорту. Остался в восторге от собеседника, сказал, что он точь-в-точь таков, каким его в своей биографической книге описал Захар Прилепин. Я предостерег товарища от излишней восторженности, и он со мной согласился, хотя, в общем-то, и сам я отношусь к главе ДНР без зашкаливающего негатива, понимая всю уязвимость и несамостоятельность этого человека. Вскоре я даже испытал некий прилив сдержанной симпатии, когда в беседе Захарченко с приехавшим в ДНР писателем, а теперь и депутатом Сергеем Шаргуновым вдруг проскользнула крамольная реплика, она же не крик, нет, хрип (сиречь задавленный крик) души: «Сколько это всё может продолжаться? Давайте я сам этот вопрос вам задам. Поверьте, мне этот вопрос хотелось бы задать не только вам. Но и Госдуме, правительству, вообще России. Мы, русские, воюем тут третий год. Здесь живут русские, и мы хотим на Родину, вернуться в Россию. Сколько еще мы тут должны провоевать? Что мы должны еще сделать? Объясните нам — и мы сделаем, отвоюем, выдержим. Только объясните, что мы должны сделать, к чему мы должны прийти, что мы должны захватить, как мы должны помочь этому процессу возвращения, чтобы он быстрее закончился».

Могу только тысячекратно подписаться под вопросом Захарченко. А Донбасс и так под ним уже подписался тысячекратно — русской кровью.

Пургин любит цитировать Бородая, который после нескольких месяцев пребывания на вершине власти ДНР разродился афоризмом «Донецк — город хитрый» (произносится с особой интонацией). Разродился, в общем-то, по делу, в чем я убеждался не раз, и очередной раз убедился во время ноябрьского визита-2016.

Алкоголем мы с Минаковым и Сальниковым запаслись еще на эрэфовской стороне, в Ростове — вина в дорогу, 0,7 коньяка для вечернего симпозиума в гостинице. Провизию же я предложил закупить непосредственно на месте — добраться до пункта назначения, по расчетам, мы должны были часов в семь, магазины же, как я помнил, закрываются около девяти.

По прибытию, состоявшемуся в намеченные сроки, я оставил товарищей в нумерах и, как единственный бывавший в Донецке ранее и знающий разнообразные логистическо-инфраструктурные складки местности, отправился за покупками. Но все магазины оказались закрытыми, несмотря на ранний час. Прошел вниз несколько кварталов, понял, что ловить нечего. На всякий случай поинтересовался у проходившей мимо группки молодежи наличием поблизости гастрономического лабаза, но никакого путного ответа не получил. Ну, хоть согрелся коротким словесным контактом.