Павел Иевлев - Небо над дорогой

— Не очень понял, — признался я, — похоже на гремлинские загоны про «дурной грём».

— Я тоже не вполне понимаю. Церковь Искупителя считает, что Мультиверсум, будучи с одной стороны материально существующим, с другой — целиком находится в сознании тех, кто его населяет. Не знаю, как это возможно. И вот однажды срез как бы покрывается коркой. И тогда в нём может зародиться будущий Хранитель, который эту корку взломает, как цыплёнок скорлупу яйца. Но если его из этого среза вовремя не извлечь, то при этом все погибнут, включая самого виновника. Это и есть коллапс.

— Как-то слишком… заморочно.

— Я же не говорю, что это так, — пожал плечами Артём. — Просто я так слышал. И не очень вникал. Если попадём в Центр, спросишь сам. Или книжки в библиотеке Школы почитаешь. Там с этим свободно. Ну что, пойдём вниз? Нам примерно в ту сторону.

Он махнул рукой вдоль дороги.

— Пойдём, — согласился я, — жаль, что ты не знаешь расстояния.

— У всех свои ограничения. Направление — уже неплохо.

Городок не производил гнетущего впечатления трагической заброшенности. Слишком уж аккуратный. Как будто тут и не жили никогда. Трудно даже понять, как давно он опустел. Навскидку я бы сказал — пара месяцев, вряд ли больше. Трава на лужайках отросла, но ещё не производила впечатления дикости. Просто длинновата.

— Может, машину найдём? — с надеждой спросил сопящий под рюкзаком Артём.

Он уже намекал, что операторов нагружать не положено, но вариантов не было — я тащу Эли и винтовку, он тащит вещи и автомат. К автомату всего шестьдесят патронов, что для неопытного стрелка два раза на спуск нажать. Я предупредил Артёма, чтобы он забыл про положение «автоматический огонь» и вообще считал, что это такой карабин, но надежды на него особой не было. Я и на себя-то не слишком надеялся. Лучше бы нам без боестолкновений обойтись.

Машин мы не видели, но самое странное — возле домов не было гаражей. Если бы не это обстоятельство, городок был бы похож на кинодекорацию для фильма про американскую глубинку, но там гараж — обязательная часть дома. А здесь — ни одного. Нет подъездных дорожек, нет ворот в низких прозрачных заборчиках. Только калитки. При этом проходящая через город дорога хоть и не широкая, но асфальтированная. Как они тут передвигались — непонятно.

— Этак нам неизвестно, сколько пешком пилить… — расстроился Артём.

В центре городка обнаружилось казённое кирпичное здание в три этажа — не то управа, не то ратуша, не то полицейский участок. Вывески оказались совершенно нечитаемы, хотя буквы латинские. Либо здешний язык состоит из сочетания согласных с шипящими, либо буквам соответствуют другие звуки.

Сняв с плеч рюкзак с Эли, зашёл внутрь. И толку что снимал — она тут же побежала со мной, не слушая окриков Артёма. В результате так втроём и пошли. Надеялся найти что-нибудь полезное — например, пистолет. Ведь если это, к примеру, полиция, может тут быть, к примеру, пистолет?

Пистолетов не нашлось. Вообще ничего не нашлось. Пустые коридоры, безликие кабинеты с аккуратной одинаковой мебелью. Но никаких бумаг в шкафах и даже мусорные корзины чисты. Это не полицейский участок, это какая-то администрация. Зато в пристройке обнаружили десяток велосипедов, тщательно выстроенных рядком в специальных держателях. Все одинаковые, синие с какой-то надписью, сразу видно — казённые. Самые простые, с высокой рамой, фиксированной передачей и прямым рулём, с подпружиненным широким сиденьем. У нас такие называются «дорожными».

— Вот тебе и транспорт, — обрадовал я Артёма.

Он, впрочем, большого энтузиазма не проявил. Понятное дело, на машине педали крутить не надо. При помощи УИНа раскромсал пару офисных стульев, сгородил детское сиденье для Эли.

Эли новые впечатления понравились. Сначала она немного волновалась, не упадём ли мы с этой странной штуки, потом развеселилась и с удовольствием глазела по сторонам. Я, кажется, начинаю понемногу привыкать к двойному комплекту эмоций — своим и её. Уже не путаю, где чьё.

На велосипеде, конечно, ездить не разучишься, но вот привычка крутить подолгу педали уходит. Мышцы работают не те, что при ходьбе, и устают с отвычки быстро. Мы чередовали поездку с пешими переходами, катили велосипеды руками, давая ногам отдохнуть, и двигались, в целом, небыстро. Тем не менее, до следующего населённого пункта добрались довольно скоро — часа через полтора. Сначала он показался точной копией первого, но ближе к центру стали видны различия — центральное здание выше на этаж, надписи столь же нечитаемые, но другие. Мы проехали его насквозь, и за городской чертой обнаружили огромное, аккуратно по линеечке созданное кладбище. Никаких оград, никаких памятников, только уходящие вдаль линии одинаковых холмиков. У каждого — металлическая блестящая табличка с буквами местной письменности на коротком вертикальном столбике. Но неприятно поразило меня не это.

Возле кладбища ровными рядами один к одному, так, чтобы не падать, стоят велосипеды. Определить их количество невозможно, слишком плотный массив они составили, но их очень и очень много. Такие же, как те, на которых приехали мы. Женские — того же размера, но со скошенной рамой. Подростковые — поменьше. Детские — совсем маленькие. Тщательно отсортированные по размерам — детские к детским, женские — к женским. Стоящие линиями рулей, частоколом рам и пунктирами седел — под открытым небом, без укрытия. Как будто люди приезжали сюда на велосипедах, аккуратно составляли их в общий ряд, и… что? Ложились в могилы? Как-то не по себе мне от этого.

— А могилы-то свежие… — мрачно сказал Артём.

Действительно, на земляных холмиках еле-еле трава завязалась.

— Далеко ещё до репера? Что-то мне тут не нравится…

— Где-то совсем рядом, — ответил он. — Нам туда.

Артём махнул рукой в сторону уходящих к горизонту могил. Мы спешились и пошли, ведя велосипеды за рули. Эли сидела на раме, крутя по сторонам головой и, кажется, не понимала, чего мы так напряглись. Беспокоилась немного, но больше от того, что беспокоились мы. Ряды холмиков кончились довольно быстро — кладбище оказалось не таким большим, как выглядит, из-за неровности рельефа. Сразу за холмом стоит такая же часовенка, как та, через которую мы пришли. Могилы до неё не дошли: последний ряд не закончен, в нём полдесятка пустых ям, в последнюю устало опустил ковш небольшой экскаватор.

— Интересно, кто закопал копателя? — спросил в пространство Артём.

— Не интересно, — отрезал я, — давай-ка валить отсюда. Кстати, как ты думаешь, сможем мы перетащить велосипеды?

— Не пробовал, — растерялся он, — но отчего бы и нет? Держи их крепче, а я запущу резонанс.

Велосипеды благополучно перенеслись и тут же чуть не утонули вместе с нами в болоте. Было почти темно, глубокие сумерки. Орали какие-то твари, жужжали насекомые, а мы стояли по пояс в воде, стараясь лишний раз не шевелиться, чтобы не соскользнуть с твёрдого островка под ногами. Эли немедленно выползла из подмокающей «переноски» мне на плечи и, протестующе попискивая, отмахивалась от комаров. Излучала глубокое недовольство сложившимся положением. Мы тоже были не в восторге, но утешали себя тем, что репер не транзитный и нам хотя бы не надо никуда тащиться по этой трясине. Шесть минут показались мне вечностью, но велосипеды я так и не отпустил.