Наталия Полянская - Девятая жизнь [litres]

Но взаправду, конечно, не было эльфов. А было – что?

Есть один человек, которому известно точно.

Катька дотянулась до телефона, набрала Климанского и, лишь когда он поднял трубку, сообразила: почти утро, нормальные люди спят! Но Валентин Петрович ответил сразу, и голос его был бодрым:

– Слушаю!

– Валентин Петрович, миленький, простите меня, пожалуйста, если разбудила! – затараторила Катька. – У меня только один вопрос, крохотный.

– Ничего, я не сплю. Какой вопрос, Катерина Филипповна?

– Где дед взял котов? Он мне так толком и не сказал, все отшучивался.

– Да на помойке, где их еще взять было, – ответил Климанский спокойно.

– На помойке? – выдавила Катька.

– Если быть точным, то в мусорных ящиках у одного из домов на Солянке. Гулял вечером, услышал писк из контейнера, заглянул, а там коробка с двумя котятами. Достал да принес домой, вот и вся история. А вам не рассказывал, потому что говорил: «Моя внучка любит волшебные сказки, а эта совсем не волшебная».

– Валентин Петрович… это самая волшебная сказка на свете.

– Вот и я так думаю. Еще что-нибудь, Катерина Филипповна? А то у меня яичница подгорает…

Катька попрощалась, выключила телефон и замерла, пытаясь уловить отголосок какой-то мелкой, но очень важной мысли.

Где же, где же…

Вот оно.

Она все гадала, почему дед любил этих котов, что в них так его привлекало, и только сейчас до Катьки дошло.

Не было никакого «почему».

Как там говорил Портос? «Я дерусь просто потому, что дерусь». Дед любил котов просто потому, что любил, таких, какие они есть, – толстых наглых разгильдяев, жирненьких лоботрясов, сопящих на кровати калачиками или опрокидывающих фикусы. Не было никакой особой причины – только любовь, острая, всепоглощающая, вспыхивающая там, где ты ее и не ждешь.

«Я сразу понял, что ты – моя ».

Наверное, он и про котов так понял. Может, и еще про кого-то в жизни понимал?.. Дед никогда не рассказывал Катьке о своих любовных похождениях, хотя она знала, что разное бывало, и всю жизнь прожил холостяком. Но, может, когда-то давно он так же влюбился в женщину, а она не смогла ответить? Кто знает. Теперь уж и не понять.

Ей, Катьке, вовсе не обязательно любить котов так же, как дед их обожал. Не обязательно повторять его путь и его чувства, да и невозможно это. Она может гладить котов, когда они приходят, или забывать о них на целый день, и сейчас, когда проект закончился, не рисовать их больше ни разу. Она может любить их по-своему, так, как умеет. Возможно, однажды она научится и большой любви – кто сказал, что ей не надо учиться? Кому-то это дается с рождения, а другой лишь на склоне лет понимает, где оно – то самое чувство. Катька любила деда очень сильно и все равно не сразу выучилась этой любви, однако ей удалось. И с котами получится. И с людьми.

Фред развалился на спине, подставив длинный теплый животик, Джо сопел в кресле; Катька, чуть переместившись, осторожно провела по кошачьему пузику кончиками пальцев. Фред дернул задней лапой, Катька замерла…

И увидела.

Солнечный и ясный день, завитки облаков на чистом небе, осень, скамейка. На скамье сидит пожилой джентльмен, похожий на Шона Коннери. Рядом с ним – два кота: один устроился на спинке скамьи, второй – на коленях; джентльмен рассеянно поглаживает животинку, но смотрит в сторону. А там, в стороне, лужайка, еще зеленая, только немного кленовых листьев нападало; по лужайке к скамье бежит, смеясь, черноволосая девочка. Она запускает воздушного змея – и он реет высоко-высоко, освещенный солнцем, рыжий, как кошачий хвост.

Катька смотрела на горы.

Горы смотрели на нее.

Они были чуждые и вместе с тем – смутно знакомые, словно возникший из небытия образ, от которого по спине пробегает холодок. Казалось, они так близко, что можно потрогать, и очень далеко – никогда не доберешься! Громада камня, массив скал, темная, словно угрожающая, стена деревьев. День выдался пасмурный, и облака лишь временами открывали полоски синего неба, цеплялись за горы, заботливо укрывали их. Они жили своей жизнью: лес, горы, облака. Но Катька чувствовала: стоит дать им волю, и горы проберутся в тебя, растревожат, поселятся внутри. С ними никогда не будет спокойно, покой нам только снится, да и зачем он нужен? Скучно.

Вот горы – это да.

Машина приткнулась на крохотной смотровой площадке. Пахло хвоей и ручьями, и хищная птица, раскинув крылья, ходила в потоках воздуха в вышине.

– Я тут читала про твоих богов, – сказала Катька, когда Дамир подошел сзади и взял ее за плечи. – Я их буду рисовать. Они ведь тут живут, так? Мезитх, покровитель леса, прямо вон там обосновался. – Она указала на мохнатую гору. – Ездит верхом на кабане, заросшем золотой щетиной, оленей зовет. Щыблэ – бог грозы и молний. Люблю грозу в начале мая – как жахнет, ну и нет сарая!.. Он тут тоже где-то притаился, может, вон в той расщелине, с облаком вместе.

– Там твои коты, – произнес Дамир и стиснул ее чуть сильнее. – Недовольно орут. То ли есть хотят, то ли спать, то ли тебя видеть.

– Проснулись, голубчики, – удовлетворенно сказала Катька. – А я говорила, что у них психика покрепче моей! А Мария Михайловна все – бедные котики, нежные котики! Это два Терминатора, а не коты!

Фреда и Джорджа они взяли с собой. Дамир предупредил, что раз уж отпуск, то отпуск по полной программе, и пир на весь мир недели на полторы, и к морю нужно съездить, и по горам походить. Конечно, Фред и Джордж могли остаться на Солянке под крылышком домработницы, однако Катька подумала: ничего им не сделается от перелета, тушкам увесистым. Так и вышло: всю дорогу близнецы проспали, в аэропорту были напоены и накормлены, загружены в машину и до сих пор вот изволили почивать.

Катька вернулась к джипу и залезла на заднее сиденье, откуда доносилось мяуканье, на редкость мелодичное, как ни странно. При виде хозяйки коты орать перестали, но выглядели недовольными, и Катька, чтобы утешить их, приоткрыла дверцу и засунула руку внутрь, коснувшись мягкой шерстки. Выпускать домашних животных на горной дороге она опасалась, а ну как испугаются и рванут в кусты, проси потом бога Мезитха вернуть питомцев обратно целыми и невредимыми.

Она погладила немного (коты быстро успокоились) и снова заперла дверцу. Фред и Джордж вздыхали, возились, вылизывали друг друга, показывали умильные морды. Потом оба замерли, к чему-то прислушиваясь – то ли к птичьему щебету, то ли к далеким шорохам, где там разберешь!

«Я не сразу поняла, что вы – мои , но теперь уже можно вам признаться».

Катька смотрела на котов.

Коты смотрели на нее.

Потом они синхронно зевнули и сплелись в один клубок – надо полагать, досыпать. В любой непонятной ситуации спи, ешь или пой боевую песню, и жизнь твоя пойдет задорно и хорошо.