Рэйчел Бинленд - Флоренс Адлер плавает вечно [litres]

– Мы разбирали вещи Флоренс, – объяснила Эстер. Нижний ящик комода Анны все еще был открыт, и Эстер заволновалась, не обратила ли Анна внимание на то, что кто-то рылся в ее бумагах. – Где Гусси?

– В своей комнате.

– Как заплыв?

– Все прошло хорошо. – Анна кинула быстрый взгляд на открытый ящик, а затем на Джозефа, который казался глубоко погруженным в свои мысли. – Я должна вам обоим сказать кое-что.

Джозеф поднял глаза с чулок, которые держал в руках.

– На церемонии награждения, после заплыва, они объявили минуту молчания в память о Флоренс.

Эстер моргнула раз, другой, пытаясь осознать слова Анны.

– Минуту молчания?

Та кивнула.

– Ты слышал это, Джозеф? – спросила Эстер мужа, но он не ответил, только начал массировать указательным и большим пальцем нахмуренные от тревоги брови. Сейчас было не время обсуждать Анну, иммиграцию Инес и Пауля или кто где останется жить в конце лета. – Джозеф, – повторила она, – что нам делать?

Фанни резко села в кровати. Одной рукой она схватилась за живот, другой вцепилась в матрас.

– Сестра! – закричала она в темноту своей палаты. – Сестра!

Это ощущение совсем не походило на маленькие болезненные щипки, которые преследовали ее последние несколько недель.

– Если вы смените позу, и все пройдет, – недавно объяснил ей доктор Розенталь, – значит, у вас всего лишь схватки Брэкстона-Хикса и волноваться не о чем.

– Разве не типично, что состояние женского здоровья называют мужским именем? – сказала она сквозь сжатые зубы, перекатываясь на другой бок.

Теперь накатила такая боль, что она едва помнила собственное имя, что уж говорить о чужих. Будто на бедра ей положили железную наковальню. Она могла только пытаться дышать.

Фанни немного помнила о своих предыдущих родах. Гусси родилась давно, и Фанни тогда была такой молодой, а еще такой наивной. Она считала, что тело само сделает все положенное в нужный момент – и все так и случилось. А Хирам пришел так рано, что не было никаких ложных схваток, только настоящие, со всей их болью физической и сердечной.

Спазмы ослабли, и Фанни отпустила матрас. Она подумала было взглянуть на часы, но не смогла рассмотреть циферблат.

Из сестринской доносился шум радио.

– Сестра! – снова попробовала крикнуть она, на этот раз громче.

Когда Дороти появилась в дверях, пришла следующая схватка. Боль прострелила спину до живота.

– Кажется, началось, – попыталась сказать она, но до конца предложение выдавить не получилось.

– Похоже на то. Насколько частые схватки?

– Я не знаю. Пока было несколько.

Дороти выглянула обратно в холл.

– Эй, Хелен! Позови-ка доктора Розенталя. Похоже, Фанни готова.

Лицо Хелен появилось за спиной Дороти на короткое мгновение и затем пропало.

– Не могли бы вы позвонить моему мужу? – попросила Фанни между глубокими вдохами.

– Слышала? – кинула Дороти через плечо. Она обернулась к Фанни. – Пока мы ждем доктора Розенталя, давай-ка попробуем устроить тебя поудобнее.

Дороти переложила подушки Фанни и велела расслабиться. Конечно, Фанни не могла расслабиться, но зато она могла заметить – и действительно заметила, как Дороти себя ведет. В этих обстоятельствах она вдруг показалась невероятно компетентной.

– Предположу, – сказала Дороти, – что скоро мы переведем тебя в предродовую палату.

Когда Фанни рожала Хирама, ей вкатили такую дозу морфина, что она и вовсе не помнила предродовую палату. Она приходила в сознание и теряла его, не чувствуя не только схватки, но и промежутки между ними.

Родильный зал забыть было сложнее. Яркий белый свет, длинные белые штаны, одновременно служившие ремнями, которые удерживали Фанни на столе. Она чувствовала себя животным на привязи и была уверена, что умрет с распятыми конечностями и эфирной маской, натянутой на лицо. Мысль о том, чтобы оказаться в той комнате в одиночестве, в ловушке сумеречного сна, от которого она не может очнуться, заставляла голову кружиться от страха.

Через несколько минут Хелен вернулась с сообщением, что доктор Розенталь скоро подойдет.

– Я не могла дозвониться до вашего мужа, – сказала она, – но позвонила вашим родителям.

– Моя мать придет?

– Похоже на то.

Фанни почувствовала острое желание послать весточку сестре во Францию, но напомнила себе, что лучше подождать, пока на руках у нее не будет сидеть здоровый ребенок. В ожидании доктора она мысленно составляла телеграмму. «РЕБЕНОК РОДИЛСЯ СЕГОДНЯ ТЧК БЕЗ ОСЛОЖНЕНИЙ ТЧК ЖАЛЬ ТЕБЯ ЗДЕСЬ НЕТ ТЧК». Не была ли часть с «жаль, что тебя здесь нет» перебором? Но это была правда.

Доктор Розенталь прибыл и тут же начал осмотр. Он обернулся к Дороти.

– Сколько прошло с последней схватки?

Она взглянула на наручные часы.

– Десять минут.

– Шейка матки не раскрылась.

– Что это значит? – спросила Фанни их обоих.

– Это значит, – сказал доктор Розенталь, – что ребенок, возможно, готов подождать еще немного.

– Мы этого хотим? – спросила Фанни.

– Ваш срок подходит только через две недели. Так что, возможно. Если только ваше давление будет в порядке.

Фанни не знала, стоит ли ей чувствовать разочарование или облегчение. Она хотела дать ребенку любое преимущество, но думала, что сойдет с ума, если проведет даже лишний час, не говоря уж о целых двух неделях в больничной постели.

Доктор Розенталь пообещал вернуться через полчаса и наказал Дороти оставаться с Фанни, пока он не придет. Дороти казалась разочарованной, но не стала спорить. Она показательно взбила подушки Фанни и налила ей свежий стакан воды, но едва доктор Розенталь ушел, широко зевнула и опустилась на стул возле окна.

– Который час? – спросила ее Фанни.

Та посмотрела на часы.

– Почти два.

– Что ты слушала? В сестринской?

– Да так, повторы «Театра красоты Палмолив». Ничего другого так поздно ночью нет.

– Тяжело работать ночами? Не представляю, как могла бы заставить себя бодрствовать.

– Да нет, нормально. Тише и меньше работы.

Фанни натянула покрывало на живот.

– Ты работала до свадьбы? – спросила Дороти.

– Если не считать помощи родителям за прилавком, то нет. Я вышла замуж в девятнадцать, так что просто не успела.

– Я хочу замуж.

– У тебя есть ухажер?

– Нет, – сухо сказала Дороти.

Фанни склонила голову на плечо, чтобы лучше рассмотреть ее. Дороти и правда была очень странной.

– Ну, старайся особо на этом не зацикливаться. У Флоренс именно такая стратегия. Она не обращает на парней никакого внимания, а они в ответ все от нее без ума.

Дороти так странно на нее посмотрела, что Фанни сразу же решила, что нечаянно оскорбила ее. Правильно ли было сравнивать их? Они учились в одном классе, в конце концов, и Дороти не переставая трещала о Флоренс, ну или делала это в начале лета.