Рэйчел Бинленд - Флоренс Адлер плавает вечно [litres]

– Здесь написано, что вы предоставите мне билет на поезд?

– Я купил билет на четырехчасовой. Ты можешь отправиться прямиком в Майами или сойти раньше.

– Не верите даже, что я сам смогу убраться из города?

– Подумал, что так будет проще.

Айзек резко выдохнул.

– Ничего простого здесь нет.

Джозеф посмотрел на Айзека и снова опустил глаза.

– Я знаю.

– Где ручка? – спросил Айзек. На столе уже лежали две, но Джозеф так нервничал, что достал из нагрудного кармана третью.

– Подожди, – сказал Джозеф.

– Чего?

– Нам нужен свидетель, – сказал он и позвал Анну, которая так тихо оказалась в комнате, будто была лампой или цветком в горшке.

– Полагаю, Джозеф все тебе рассказал? – спросил Айзек, когда она села за кухонный стол напротив него.

Анна казалась смущенной. Джозеф передал ей ручку, и она взяла ее, не встречаясь ни с кем из них взглядом. Айзек подумал, что эта сделка сведет на нет любую помощь, которую Джозеф мог пообещать ее родителям.

Айзек занес перо над линией для подписи и на мгновение заколебался. Он этого хотел? Уехать и не возвращаться? Если он останется, сможет ли измениться? Стать лучшим мужем? Лучшим отцом? Лучшим сыном?

Джозеф чуть заметно наклонился вперед. Как же сильно тесть желал его исчезновения. Айзек уставился на договор, смотрел, пока слова не начали расплываться. Он подозревал, что Фанни без него будет прекрасно жить. И Гусси тоже. Деньги были огромные. Айзек вытолкнул из головы каждую чистую и достойную мысль, которая когда-либо посещала его, и расписался.

Джозеф велел Айзеку ждать у банка, пока он будет снимать деньги. Изначально это вызвало у него раздражение. Они не делали ничего незаконного. Но какая разница? Он поставил на землю чемодан, который тащил от самой квартиры, и снял шляпу. Джозеф вернулся несколько минут спустя с толстым конвертом и передал его Айзеку.

Айзек открыл его и посмотрел на жесткие банкноты.

– Все там, – сказал Джозеф. – Напиши, когда устроишься, чтобы я мог начать высылать чеки.

Айзек спрятал конверт во внутренний карман пиджака и нащупал другой, прижатый к грудной клетке. Он достал его и передал Джозефу.

– Это для Фанни.

– Ты не ходил навещать ее?

– Ходил. Вчера ночью, когда вы ушли из больницы.

– Я так и думал.

– Я не сказал ей, что уезжаю.

– Значит, это письмо…

– Не от меня.

Джозеф недоуменно взглянул на него.

– Там нет ничего секретного.

Джозеф просунул палец под загнутый край, который Айзек специально не стал заклеивать. Он достал единственный лист бумаги, развернул его и начал читать.

– Это от Флоренс? – ошарашенно спросил Джозеф.

– Фанни так решит.

Джозеф продолжил читать.

– Фанни и Флоренс поругались. Прямо перед смертью Флоренс, – сказал Айзек. – И Фанни все лето провела, переживая об этом. Она написала Флоренс письмо с извинениями и просила меня доставить его, но, конечно, доставлять было уже некому.

– И ты подделал ответ?

– В каком-то смысле. Если вы не отдадите его ей, она будет думать, что Флоренс умерла, сердясь на нее.

– А как было?

– Возможно, что так, – сказал Айзек. – Это разве важно?

Джозеф вернулся к письму и дочитал его до самого конца. На подписи Флоренс, которую Айзек изобразил идеально, Джозеф слабо застонал.

– Если скажете Фанни, что нашли это письмо среди вещей Флоренс, она вряд ли догадается, что сестра не могла его написать.

– Оно очень хорошее. Где ты научился такому?

– Рынок недвижимости во Флориде обрушился неспроста.

Джозеф покачал головой, сложил письмо и убрал его во внутренний карман собственного пиджака.

– Так вы передадите его ей?

– В какой-то момент вся эта ложь должна закончиться.

– Пожалуйста.

– Возможно, – сказал Джозеф.

– Возможно, это будет единственная достойная вещь, которую я дам этой семье, – сказал Айзек. – Если не считать Гусси.

Джозеф подавился смешком.

– На твое счастье, я считаю.

Без дальнейших обсуждений они зашагали в сторону железнодорожной станции. Айзек подумал было сказать Джозефу, что его не нужно провожать, что он был вполне в состоянии самостоятельно сесть на поезд. Но было приятно покидать Атлантик-Сити, притворяясь, что в нем остались люди, которые будут думать о нем тепло.

Во вторник утром в лифте Стюарт мысленно репетировал свое обращение к отцу.

Он представлял их разговор все утро, или даже начиная с субботы, когда он увидел Анну на показательном заплыве. Всю гонку она старательно избегала смотреть в его сторону – даже когда они с Гусси вышли на пирс. Но затем на пляже, во время награждения, они не могли не встретиться взглядом.

Стюарт пытался понять, что так сильно его взбудоражило в речах Анны о браке. Не то чтобы он не мог представить себя ее мужем, а ее – своей женой. Вообще-то он мог легко нарисовать их жизнь вместе. И эта картина была приятной. Даже больше. Практически идеальной. Нет, что волновало Стюарта, так это вопрос, что в их взаимоотношениях было настоящим. Правда ли она не знала о богатстве и влиянии его семьи, как казалось изначально? Правда ли хотела научиться плавать? Правда ли чувствовала груз потери Флоренс? До той ночи на пляже он бы и не подумал задавать такие вопросы, а если бы и задал, то на каждый без сомнений ответил бы утвердительно. Теперь он уже не был так уверен.

Стюарту было стыдно признаваться самому себе, что по крайней мере малую его часть нисколько не волновала мотивация Анны. Если она выйдет за него только из-за гражданства, но он получит возможность целовать ее теплые губы и бледную кожу, которая обнажалась, когда лямка купального костюма падала с плеча, разве они оба не будут в выигрыше?

В конце концов он решил, что она поступила правильно, поговорив с ним напрямую. Разве он предпочел бы, чтобы она смолчала и просто позволила влюбляться в нее сильнее и сильнее, не догадываясь о ее потребностях и чаяньях? Всем было что-то нужно.

По пути домой после показательного заплыва Стюарт вдруг подумал, что Анне могло быть от него что-то нужно – но также она могла желать его и по своим бескорыстным причинам. Вопрос был в том, как разделить эти две вещи.

Такая задача перед ним вставала не впервые. Последние несколько лет Пляжный патруль Атлантик-Сити, потрепанная комната на Нортсайд и даже вечно недовольная миссис Тейт позволяли удерживать отца на расстоянии вытянутой руки. Пока Стюарт оставался финансово независимым, он мог жить той жизнью, что выбрал себе сам.

Когда Стюарт понял, что должен сделать, его первым порывом было поспешить в «Ковингтон» и одним махом выложить все отцу. Но он решил подождать. Это была слишком серьезная просьба, чтобы спешить с ней, так что два долгих дня он смотрел на волны и мысленно репетировал речь. Теперь он стоял в лифте, все еще не зная, что сказать.