Грегори Робертс - Духовный путь [litres]

Мама всю жизнь была католичкой и искренне, преданно любила Христа, однако настояла на том, чтобы бо́льшая часть праха – ее и папы – была отвезена в Индию и погружена в воды Священной реки.

– Если во всем этом есть хоть доля правды, значит погружение нашего праха в святую реку означает, что нам больше нет нужды возвращаться, – сказала мама, – и я предпочла бы поступить так, если ты не против, – остаться по ту сторону…

Их прах я привез в Мумбай в маленьком чемоданчике и направился прямиком в Храм. Мои Родители несколько раз встречались с моим духовным наставником, он им очень нравился. Чистосердечность в Служении, с которой он проводил все обряды, трогала Маму до слез каждый раз, как она становилась тому свидетелем.

Как брамин, имеющий право совершать обряды, он вызвался провести все сложные церемонии, цель которых состояла в том, чтобы помочь душам моих родителей достичь Мокши или избавления от круга реинкарнаций.

На все церемонии ушло девять долгих дней и девять еще более долгих ночей. К последнему дню все мы спали на ходу – все, кроме наставника, который, похоже, становился только бодрее после каждого совершенного им изнурительного ритуала.

Последняя моя задача состояла в том, чтобы соскрести рассыпанный погребальный прах, который упал на каменные плиты за Священным костром, используя для этого только ладони. На это ушло семь часов. К концу колени мои превратились в деревянные бруски, я ободрал кожу с обеих ладоней, однако боли не чувствовал.

Наставник говорил мне: «Когда завершишь труд, омойся, вернись, сядь на стул у костра и немного поплачь» .

Я так и сделал.

Я омылся и сел у почти угасшего костра. Выплакал горе. Когда наставник вернулся, он даровал мне привилегию выдуть последние несколько нот из раковины – этим завершился цикл обрядов и церемоний. Мы были одни. Собаки, кошки, попугаи, обезьяны, змеи и прочие создания, обитающие в храмовом ашраме, молчали и не двигались. Звук раковины отражался от стен и витал между огромными гранитными идолами.

С первой же нотой я вошел в транс. Не знаю, смог ли я выдуть все семь нот, а может, их было девять или более. Помню, что наконец открыл глаза, когда дул в раковину, и увидел, что через открытые окна на крыше моросит дождь. Потом оглушительно пророкотал гром, и оказалось, что духовный наставник меня обнимает – я понял, что опять плачу.

В самолете по дороге домой у меня было время обдумать, насколько иначе я бы действовал и реагировал по ходу всего этого тяжелого, мучительного года, если бы не совершил духовного Прорыва и не пошел по Пути.

Мне стыдно об этом говорить, но я слишком хорошо знаю свое «Я», и мне кажется, что в своей прежней жизни, до Служения, утрата обоих родителей на протяжении полугода, возможно, склонила бы меня к тому, чтобы некоторое время врачевать боль спиртным.

И хотя от своих обязанностей по уходу я уклонялся не раз, я знал, что не смог бы с такой стойкостью помогать своей семье, и вместо того, чтобы заботиться об освобождении души моих родителей, я терзался бы виной, горем и сожалениями.

Те несколько лет, что я провел на духовном Пути, подготовили меня: в смерти своих Родителей я увидел не нечто, чем можно мучить Себя, Себя, Себя, но я сумел проявить свое «Я», достойно исполнившее мои Священные обязанности по отношению к ним .

Вера есть Свобода от страха.

Вера есть также Свобода от самых мучительных чувств, которые возникают из привязанности.

Вера – это способность Отдавать, и в исполненные Веры моменты, когда ты от всей души Отдаешь, не прося ничего взамен, ты свободен от оков страха и желания.

Вера поддерживала меня весь этот четвертый год – причем способами, которых я и вообразить себе не мог до прорыва. Мама, по счастью, чудесным образом прожила два с половиной года, а не шесть месяцев, как предполагали врачи. Я был благодарен за каждый «дополнительный» день, который провела с ней моя семья, но во время Служений я не просил о ее исцелении.

Когда мама умирала, все было отнюдь не совершенно. Всякий, кому довелось ухаживать перед смертью за любимым человеком, знает, насколько это тяжело, как часто мы падаем духом и сколько кусочков нашей души умирает тоже. Но в глубине души я знал, что, если я потеряю Веру и попрошу у Божественного Совершенства о мамином исцелении, я не смогу с той же самоотдачей помогать своей семье и своему «Я». Вера состояла в том, чтобы не просить, продолжать Отдавать, когда все побуждения сводились к тому, чтобы упасть на колени и взмолиться; именно Вера позволила моему «Я» неукоснительно исполнять обязанности сына, брата, отца и дяди.

Духовный наставник уверял меня, что те, кто дует в раковину, часто теряют создание по ходу деятельного Служения – он и сам много раз падал без чувств. И все же я оказался совершенно не подготовлен, когда это впервые случилось со мной.

Океан был и передо мной, и по обе стороны. Сзади – деревья. Надо мной в знойном синем небе кружили ястребы и стервятники. Я выдул все семь нот.

После этого я опустил голову, в признательности за то, что закончил, по моему мнению, более чем успешное семикратное Служение. В последний раз поднял глаза к небу, прежде чем направиться домой.

Что было дальше, я не знаю.

Я очнулся немного времени спустя и не мог вспомнить, кто я такой, где нахожусь, что делаю.

Я попал в некое непонятное пространство. Трудно было сказать, нахожусь ли я на потолке и смотрю вниз или на земле и смотрю вверх. Пространственная ориентация пропала. Я то ли плыл, то ли лежал на чем-то. Ничего при этом не ощущая.

Я был в сознании и сознавал, что я в сознании. Предметы не расплывались, но я не понимал их назначения.

Я смотрел на траву и осознавал, что смотрю на нечто, однако не знал, что такое трава. Я видел камни и осознавал, что смотрю на них, но не знал, что такое камни. Я вообще ничего не знал и ничего не помнил.

А потом я понял, что думаю, формулирую вопросы, по-прежнему ощущаю «себя», хотя и не знаю, кто такой «Я».

Мне внезапно пришло в голову, что я нахожусь в другой Реальности, и это была странная мысль, потому что у меня не было воспоминаний ни о какой иной реальности. Следующая мысль была такова: нужно учиться ориентироваться в этой новой Реальности, чтобы выжить и найти путь назад к… к чему – я не знал.

Я видел, как вещи, массы, формы движутся по краю моего зрения. Стоило попытаться на них взглянуть – и они исчезали, а потом снова возникали на периферии.

Было страшно. В какой-то момент меня и вовсе объял ужас, потому что я находился в странном мире, не мог пошевелиться и утратил память.

Возможно, это звучит странно – хотя, если вы уже столько прочитали, то, может, и нет, – но в эти секунды ужаса я вернулся к логике, разуму и первоосновам.