Чжан Юэжань - Кокон [litres]

А тот рассказ потерялся во время очередного переезда, и сам паренек постепенно забыл, что когда-то его написал. В некотором смысле можно считать, что его вовсе не существовало. И только много лет спустя паренек упомянул в разговоре, что однажды написал рассказ о гвозде, а заодно вспомнил и сам случай. Пролежав на дне его памяти, история давно вылиняла и иссохла, от нее почти ничего не осталось. Даже самому рассказчику она показалась неинтересной, все подробности уложились в пару предложений. Спустя еще несколько лет за ужином его дочь обмолвилась, что собирается написать роман о том случае с гвоздем. Он даже не сразу сообразил, что она имеет в виду под “случаем с гвоздем”, а вспомнив, улыбнулся: да о чем там писать? Дочь пропустила его слова мимо ушей и принялась выспрашивать подробности. Он с трудом что-то вспомнил, но большая часть вопросов осталась без ответа. Дочь была явно разочарована и больше о гвозде не заговаривала. Позже он узнал, что она наводила справки в больнице, собирала информацию о вегетативных пациентах. Но тем все и кончилось. Характер у нее всегда был переменчивый, сегодня подавай одно, завтра другое – он давно к этому привык. Дочь не была бунтаркой, но и покладистым ребенком ее назвать язык не поворачивался. В общем, он явно мечтал о другом. Прошло еще несколько лет. Он вышел на пенсию, иногда приезжал погостить к дочери в Пекин. Однажды увидел у нее дома стопку книг в белых обложках. Это были экземпляры романа, который она недавно закончила, дочь сделала несколько копий, чтобы разослать друзьям перед официальным изданием. Составила список адресов и попросила отца отправить посылки, а сама ушла. Он разложил книги по пакетам, отдал курьеру. Но один экземпляр остался – в списке не был указан телефонный номер получателя. Он вернулся в гостиную и положил книгу на журнальный столик. Поужинав, сел за компьютер, поиграл немного в облавные шашки. Противник попался слабый – понял, что проигрывает, струсил и вышел из сети. Он еще немного посидел у экрана, надеясь, что тот вернется, а потом закрыл ноутбук. В гостиной было тихо, за окном шелестел теплый весенний ветер. Он налил себе чаю, вернулся на диван, посидел немного без дела, и тут его взгляд упал на белую книгу. Он подсел к журнальному столику и раскрыл книгу на первой странице.

После возвращения в Наньюань я две недели выходила только в ближайший супермаркет. Нет, еще в аптеку – купила таблетки от бессонницы. А так все время сидела подле умирающего – в этом громадном доме. Но утром он впал в забытье и не просыпался, как я ни звала. Небо затянуло тучами, давление в комнате упало. Я стояла у кровати и чувствовала, как тени смерти кружат под потолком, словно стая летучих мышей с черными крыльями. Наконец этот день настал. Я вышла из комнаты.

Достала из чемодана толстую вязаную кофту. Отопление здесь всегда работало плохо, а может, просто дом слишком большой. Я долго пыталась ужиться с холодом, сочившимся из-под штукатурки, но сегодня терпеть стало невозможно. Не включая свет, зашла в сумрачную ванную. От холодного синеватого света люминесцентной лампы-трубки стало бы еще зябче. Я умылась над раковиной, размышляя о том, что случится завтра. Завтра, когда он умрет, я заменю все лампы в этом доме. Труба под раковиной протекала, и вода лилась на пол, в темноте она омывала мои ноги, теплая, словно кровь. Я все стояла у раковины и не могла найти в себе силы, чтобы закрыть кран.

Я написала эти строчки в начале 2011 года. Тогда роман был еще безымянным, и у него несколько раз менялось начало. В одной из версий главная героиня сидела на стене, в другой – ехала на поезде. В самом странном варианте первой главы откуда ни возьмись появилась лисица с красным хвостом. Сейчас я уже не помню, зачем мне понадобилась эта лисица, но тогда казалось, что без нее история не сложится. Лисица была чем-то вроде всезнающего персонажа, вот только ее предсказания всегда служили плохую службу. Помню, как она предупреждала главную героиню: тебе лучше признать, что я существую. Появившись однажды, я уже никогда не исчезну. Но и пары недель не прошло, как все следы этой грозной лисицы были стерты из моего вордовского файла. Лишившись такой помощницы, главная героиня поникла и растерялась, словно ее бросили без навигации в открытом океане и она не знает, куда ей плыть. Я тщетно пробовала ее направить, но в конце концов оставила эти попытки и взялась за другие черновики. Тогда наша дружба была еще не такой крепкой, и я не слишком беспокоилась за ее судьбу.

Перед Новым годом я отправилась в Цзинань навестить родителей. Недавно они переехали и теперь снова жили в университетском микрорайоне, где прошло мое детство. Я не была там много лет. Наш старый дом давно снесли, на его месте построили высотку. Поначалу перемены казались разительными. Но в канун Нового года я решила пройтись по кварталу и скоро стала замечать повсюду следы старой жизни. Дерево, барак, мусорная станция. Торговец газетами так и сидит у ворот, девушка, помогавшая отцу во фруктовой лавке, тоже на месте, но успела превратиться в женщину средних лет с тусклыми глазами. Эти картины не показались мне родными, они вызывали скорее ужас. Я уехала, а люди остались жить на старом месте – вот и все, ничего особенного. Но встреча с ними напугала меня, словно я ненароком раскрыла чью-то тайну. А следом пришла тревога: мне казалось, что я бросила их здесь, а сама сбежала. Я стояла и разглядывала кадр, составленный из знакомых людей и предметов. И как будто чего-то ждала. Ждала, что в следующую секунду в этом кадре появится другая я. Трудно сказать, чем именно мы будем отличаться, но это будет та версия меня, которая никогда отсюда не уезжала, здесь выросла и здесь же состарится, которая живет своими радостями и печалями. Иными словами, детство, оставшееся у нас за спиной, – мир не герметичный и застывший, а беззвучно движущийся параллельно нашему. Тем вечером я долго прождала у ворот, но, разумеется, другая я так и не появилась. Зато облик главного героя, до этого расплывчатый и невнятный, стал постепенно проступать перед глазами. Он должен был стать “вторым я” главной героини, оставшимся жить в параллельном мире ее детства.

Около полуночи фейерверки взлетели в небо, осветив черные окна. Я сидела за столом и записывала нынешний вариант начала первой главы. Позже я поняла, что он не просто задает точку зрения, с которой ведется повествование, но и определяет всю структуру романа. Раньше я безуспешно пыталась придумать, как рассказать эту историю, давно ожидавшую своего часа. Собрала данные, опросила очевидцев, пробуя с разных сторон подступиться к сюжету, но между нами все равно оставался какой-то барьер. А вернувшись в старые места, я с изумлением поняла, что тропинка к сюжету лежит в моем собственном детстве.