Чжан Юэжань - Кокон [litres]

Жизнь изменчива, но какие-то вещи остаются постоянными. Я должен верить в них и вставать на их защиту. Эта убежденность оказалась сильнее всего остального, сильнее даже моего честолюбия и упрямой жажды успеха. Всю ночь просидев на открытой веранде того иностранного отеля, я многое успел обдумать. Решил уволиться из “Фармацевтики Уфу”, закончить двойную игру и прекратить обманывать Большого Биня. А накануне отъезда он позвонил. Сказал: я все знаю. Сердце у меня упало: что знаешь? У Ду Хань действительно роман с директором их телецентра, я застал их вместе. И что будешь делать? – спросил я. Принеси еще выпить, бросил он официанту и снова заговорил в телефон: знаешь, наверное, на свете есть много девушек, похожих на Ли Пэйсюань, но это все равно не она. Ли Пэйсюань неповторима. Поперхнулся, закашлялся и продолжал: это я виноват, не сдержал своего обещания. Какого обещания? – спросил я. Уезжая из Штатов, я пообещал себе, что налажу собственное дело, а потом снова приеду к Ли Пэйсюань. Я знаю, ей нравятся люди, которые смогли чего-то добиться. А я слабак, не устоял перед соблазном… Но у меня есть ты, есть наша компания. С завтрашнего дня я начну усердно работать, мы с тобой возьмемся за дело и завоюем рынок. Теперь я все понял, ведь еще не поздно? Я ответил: нет… Что ты решил с Ду Хань? Он ответил: разведусь.

Большой Бинь не развелся с Ду Хань, наоборот, потратил уйму сил, чтобы спасти брак. Снова отвез ее в Париж на медовый месяц, скупил для нее весь ассортимент магазина “Шанель”, а на мосту Искусств они оставили замочек со своими именами. Вернувшись, он закатил настоящий пир в честь ее дня рождения. Но вскоре обнаружил, что жена продолжает встречаться с директором телецентра. Он снова выслушал ее объяснения, но с тех пор стал очень подозрительным, каждый день разыскивал новые доказательства ее неверности. Это отнимало почти все его силы, какое-то время Большой Бинь держал обещание и каждый день приходил в офис, но скоро снова пропал. Сначала я просто не мог сказать ему об увольнении, ведь он твердил, что у него осталась только работа, что сейчас мы как следует возьмемся за дело. Потом Большой Бинь стал при каждой встрече изливать мне душу, перечислять новые и новые доказательства неверности Ду Хань, в те дни он был на грани нервного срыва. Я решил сказать все, когда черная полоса в его жизни закончится. С другой стороны на меня наседал Цзян Фэй: впереди маячило несколько больших контрактов, разумеется, он не соглашался выйти из дела, при любых разногласиях начинал угрожать, что донесет на меня, что если я от него избавлюсь, всей фирме придет конец. Так прошел почти год.

За этот год я успел перебраться обратно в Наньюань. Здоровье тети ослабло, она каждую ночь мучилась бессонницей и уже не могла обойтись без меня, но ни в какую не соглашалась уезжать из старой квартиры. Пришлось мне вернуться обратно. Шаша каждый день ждала меня после работы, и когда все сотрудники расходились по домам, она садилась ко мне в машину, и мы ехали в Наньюань. Раз в неделю я бывал у нее в гостях. В такие дни она пропускала уроки на вечерних курсах. Радовалась, словно это какой-то праздник, называла меня своим спасителем. На курсы она проходила год с перерывами, но не сдала ни одного экзамена и решила взять еще год. Я купил письменный стол, чтобы она могла учиться дома. Когда стол привезли, мы занялись на нем любовью. Перед этим у нас долго не было близости. Я чувствовал к ней глубокое уважение и понимал, что не должен вести себя так, как раньше. От стола шел острый запах лака, Шаша раскинула руки и схватилась за края столешницы. Свет от настольной лампы падал ей на лицо, поблескивал пот. Что-то изменилось. Свирепое наслаждение исчезло, меня наполняла нежность, мягкая, как песок, оставшийся на берегу после отлива. На том столе я впервые ее поцеловал. Сначала она растерялась, а потом скользнула языком мне в рот. Я закрыл глаза, Шаша была единственным безопасным пятачком посреди минного поля моей жизни.

В конце концов Большой Бинь развелся со своей ведущей. Она сама подала на развод, устав от ежедневных допросов и постоянного контроля. В первые две недели после развода он каждый день напивался пьяным, страшно похудел. И тогда же ему открылась моя двойная игра. Один из уволенных Цзян Фэем сотрудников решил отомстить и пошел в “Фармацевтику Уфу”, добился встречи с отцом Большого Биня и сообщил ему, что наша компания крадет рецептуру препаратов “Уфу” и берет откаты у их поставщиков. Отец велел Большому Биню провести тщательное расследование и вычислить тех, кто за этим стоит. Спустя несколько дней тот получил материалы расследования, все улики указывали на меня.

На прошлой неделе он позвал меня встретиться в горах к югу от города. Я слышал, месяц назад там нашли изуродованный труп, от подножия гор веяло запахом смерти. Стоял страшный холод, вокруг не было ни души. Я поднимался на вершину вслед за Большим Бинем, по дороге мы оба молчали. Наконец, взмокнув и запыхавшись, забрались наверх и сели в беседку. Голая скала за беседкой отвесной стеной падала вниз.

Он заговорил: помнишь, в начальной школе нас возили сюда на весеннюю прогулку? Вы с Ли Цзяци куда-то убежали и отбились от группы, мы тогда облазили все горы, чтобы вас найти. Я молча достал сигареты, зажигалку. Он продолжал: ты с детства был странным, и Ли Цзяци тоже. Вы оба были немного странные, отличались от остальных детей, в вас чувствовался какой-то таинственный яд. И хотя вам нравилось казаться плохими, на самом деле вы были очень добрые. Я понимал, что вы умнее, и никогда не мог за вами угнаться, но все равно не боялся с вами играть, я был уверен, что вы не сделаете мне ничего плохого. Он глубоко вдохнул и спрятал лицо в ладонях. Посидел так немного, потом поднял голову и продолжал: помнишь нашу банду двоечников? Мы собирались после уроков и играли в разные сумасшедшие игры, которые вы придумали вместе с Ли Цзяци. Счастливое было время. Но скоро Цзяци перевели в другую школу, потом Цзыфэн ушел в армию, остались только мы втроем. Наверное, Шаша для тебя пустое место, но я с самого начала считал ее одной из нас, потому и решил оставить в компании. Мне всегда казалось, что друзья – это на всю жизнь. Наверное, я слишком наивен и сентиментален, много треплю языком. Но я действительно считал тебя своим лучшим другом… Он заплакал: почему ты так со мной поступил? Я хмыкнул, не сводя глаз с торчавшего из расщелины пучка сухой травы. Почему ты молчишь? Я хочу выслушать твои оправдания, скажи, что всему виной обстоятельства, о которых ты не мог рассказать. Я покачал головой: не было никаких обстоятельств, просто я видел, что рано или поздно “Фармацевтике Уфу” придет конец и никакими стараниями ее не спасти. Он спросил: а как же я? Получается, меня ты ни во что не ставишь, я для тебя только средство, инструмент? Захотел – взял, захотел – выбросил? Я щелкнул зажигалкой, пламя выскочило и сразу погасло, попробовал еще раз – снова погасло. Я сказал: наверное, я слишком много о себе возомнил, но мне всегда казалось, что я рожден для больших свершений, и ради своей цели я готов был забыть обо всем, в итоге свернул не туда. Ты можешь не верить, но весь последний год мне очень хотелось вернуться обратно. Я взглянул на него: но какой прок об этом говорить? Что ты думаешь со мной делать? Помолчав, он сказал: уезжай. Я на несколько дней придержу у себя материалы расследования. За это время тебе нужно найти надежное место и уехать. Я сказал: спасибо. Запрокинув голову, он смотрел на небо: но мы больше не друзья, считай, что я тебя не знаю. Катая в пальцах так и не зажженную сигарету, я кивнул: может быть, потом, то есть когда-нибудь, не скоро, я вернусь сюда и позову тебя выпить, мы сможем заново познакомиться. Помнишь, ты сам говорил, что никто не запрещает людям знакомиться во второй раз. Когда я замолчал, небо вдруг резко потемнело. Мы посидели немного в тишине и вышли из беседки.