Чжан Юэжань - Кокон [litres]

Всю дорогу Пэйсюань тихонько всхлипывала. А у ворот больницы остановилась, успокоила дыхание и вытерла слезы. Потом взяла меня за руку и сказала: не бойся, я рядом, все будет хорошо. Наверное, Пэйсюань вспомнила, что она – старшая сестра, и заставила себя собраться. Откуда у этой девочки такое чувство ответственности? Поверить невозможно.

Но, глядя в ее красивое и чистое лицо, я даже немного растрогалась.

Когда мы прибежали в больницу, бабушка уже очнулась, правую ногу ей загипсовали и подвесили на растяжке. Она даже пошевелиться не могла, но все равно беспокоилась, чем нас накормить. Поужинав больничной едой, мы остались в палате. Бабушка велела нам поскорее идти домой, но Пэйсюань наотрез отказалась, вместо этого достала из рюкзака учебники, устроилась на полу у кровати и занялась уроками. И указала мне на противоположный край: а ты садись с той стороны. Я тоже достала свои тетрадки. Честно говоря, никогда в жизни я не делала домашнюю работу так быстро. Мы сидели в палате, пока медсестра не прогнала нас домой.

Поднялся ветер, с деревьев посыпались листья. Мы с Пэйсюань шагали по безжизненной улице. Вокруг было тихо, только листва звонко хрустела под ногами.

– Я решила не идти на олимпиаду, – вдруг сказала Пэйсюань.

Я удивилась:

– Из-за бабушки?

– Да. Для олимпиады придется оставаться в школе на дополнительные занятия. Тогда я не смогу ее навещать.

– Я смогу.

– Ты будешь сидеть с ней в больнице. А мне надо после уроков бежать домой, варить бульон на косточке. Доктор сказал, от такого бульона переломы срастаются быстрее.

– Скоро дедушка вернется.

– Но он очень занят, бабушка сказала, что на следующей неделе у него запланировано несколько серьезных операций.

– Все операции проходят утром, после обеда он мог бы…

– Но я не хочу отвлекать его от работы, ты это можешь понять? – Пэйсюань была охвачена тревогой. – Если у него голова будет занята мыслями об уходе за бабушкой, он не сможет сосредоточиться на работе. По сравнению с его работой моя олимпиада по математике – пустяк.

Я взглянула на нее. Пэйсюань была всего на полгода старше, но от ее благородства даже дух захватывало.

Она и правда отказалась идти на олимпиаду, как мы ее ни уговаривали. Через несколько дней бабушку выписали домой, и Пэйсюань сама вызвалась готовить и покупать продукты. Она мыла овощи и чистила чеснок, заучивая тексты из учебника, приспособила табуретку вместо письменного стола и делала домашнюю работу прямо на кухне, приглядывая за супом в кастрюле. Я тоже решила ей помогать и сразу после уроков спешила домой. Признаюсь, делала я это без особой охоты, ведь пришлось отказаться от игр после школы, и это решение уж точно далось мне труднее, чем отказ Пэйсюань от олимпиады. Зато у меня появилась отличная возможность проявить себя, я должна была принести семье какую-то пользу, чтобы они согласились меня оставить. С тобой я этими хитроумными планами не делилась. Просто сказала, что бабушка сломала ногу, я должна ухаживать за ней и больше не смогу гулять после уроков. Ты выслушал меня довольно равнодушно, ничего не сказал. Если честно, в те дни ты и сам был занят, после уроков молча куда-то исчезал, даже Большой Бинь с Цзыфэном не знали, где тебя искать. Само собой, я видела, что с тобой не все ладно, но мне было совсем не до этого.

В те дни я узнала кое-что новое о дедушке. Точнее, начала его хоть немного узнавать. До сих пор помню, какое у него было лицо, когда он вернулся вечером из командировки, зашел в квартиру и увидел лежащую на кровати бабушку. В ту секунду на свет вдруг выступила потайная сторона его характера. Вместо жалости или сочувствия на дедушкином лице было написано отвращение, как будто он хочет поскорее отвернуться и забыть все происходящее. Это выражение продержалось всего секунду и исчезло. Дедушкины черты смягчились, он подошел, сел на стул у кровати и спросил бабушку, как она себя чувствует. Вообще-то он сам был врачом и должен был лучше всех знать, как ухаживать за больными, но с бабушкой становился совершенно беспомощным. Едва не уронил ее, пока вел в туалет, потом кое-как подготовил сменную одежду и полотенце, но вода для обтирания к тому времени почти выкипела. Бабушка только смущалась от его заботы и постоянно повторяла: брось, брось, Пэйсюань все устроит. Я вдруг поняла, что за всю их совместную жизнь он едва ли хоть что-нибудь сделал для бабушки. Да и вообще для семьи. Он даже не знал, где у нас хранится туалетная бумага.

С беспокойным лицом он держал уголок пододеяльника, пока Пэйсюань заправляла туда сбившееся одеяло. Да, дедушка не выносил бытовых мелочей. Они были для него мучением. Строго говоря, он только в первый вечер после командировки сделал что-то по хозяйству, но все мы видели, какое отвратительное у него при этом настроение и как он обеспокоен своей дальнейшей судьбой. К счастью, Пэйсюань быстро развеяла его тревоги, сказала, что мы сами справимся с домашними делами, пусть дедушка работает и ни о чем не заботится. На следующее утро он встал в обычное время, съел приготовленный Пэйсюань завтрак и отправился на работу. Его жизнь почти не изменилась, разве что теперь он должен был сам забирать письма и газеты из почтового ящика на первом этаже. Возвращался домой он так же поздно, иногда и дома продолжал работать. А скоро снова уехал в командировку.

Сейчас мне кажется, что в те дни взрослые вообще исчезли, были только мы с Пэйсюань, по уши увязшие в бытовых хлопотах.

– Баклажаны нужно чистить?

– Рыба точно сварилась?

– Когда лампочку меняешь, надо выключать свет?

– Ты не знаешь, где у нас водопроводный счетчик?

Мы могли часами ругаться из-за того, сколько морковок бросить тушить. Пэйсюань даже соль отмеряла ложкой, беспощадно ссыпая горку: нельзя, чтобы в ложке оказалась хоть одна лишняя крупинка. И не выносила людей вроде меня, которые просто берут пару щепоток соли и бросают в суп. А я с трудом терпела ее почти болезненную аккуратность. Но, сказать по совести, она уже не вызывала у меня такого раздражения, как раньше. Когда же Пэйсюань безнадежно разварила картошку, а потом прожгла дырку на фартуке, я даже почувствовала к ней симпатию. По крайней мере, теперь я видела, что она не притворяется, не строит из себя идеальную девочку с благородным характером. Просто она такой человек, немного смешной, ну и что. Я даже пообещала себе, что больше не буду над ней издеваться.

Только через две недели я рассказала Пэйсюань о переводе в другую школу и попросила ее поговорить с дедушкой. К тому времени я была уверена, что она не откажет. Ведь я приложила достаточно усилий, чтобы доказать свою полезность. Пэйсюань нуждалась во мне, дома я ей здорово помогала.