Чжан Юэжань - Кокон [litres]

Конечно, встречаются и счастливые исключения. Например, любовь дядюшки Линя к моей маме. Когда дядюшка Линь впервые увидел маму, она пела. Присела на край кровати во время тихого часа и нежным пением убаюкивала малышей. В тот день мама принарядилась – надела платье, а волосы заплела в тугую гладкую косу. Яркие летние лучи размыли страдания на ее лице, скрыли непосильный груз, лежавший на плечах, сделали похожей на целомудренную девушку (так мне рассказывали).

Мама знала мало колыбельных и раз за разом повторяла одну и ту же. Дети давно уснули, но она продолжала петь, и только когда проверяющие из комитета образования отошли достаточно далеко, замолчала и облегченно выдохнула. Привалилась спиной к стене, растирая ноющую от усталости шею, и вдруг увидела, что один из проверяющих вернулся и стоит у порога. Перепугавшись, мама вскочила на ноги, и первая ее мысль была: нужно ли петь дальше? Но тот человек сам смутился, что так ее напугал, жестом велел маме садиться и показал на забытый у окна портфель. Уходя, он оглянулся и снова посмотрел на маму. Сердце ей будто сдавило, мама все не могла понять, нужно ли петь дальше?

Спустя два дня тот мужчина с портфелем снова пришел в детский сад. Мама увидела в окно, как он стоит посреди двора, и подумала: неужели он еще что-то у нас забыл? Поняла, что мужчина пришел к ней, когда заведующая велела ей выйти во двор. Он хотел пригласить мою маму в кино, та начала отказываться, но мужчина улыбнулся и сказал: я уже и с работы вас отпросил.

Нагрянувшая любовь казалась маме могущественным врагом, от которого нужно защищаться. А на опасность она всегда реагировала бегством. Поэтому, сходив с дядюшкой Линем в кино, мама начала от него прятаться. Завидев его, лезла в кладовку и просила кого-нибудь из нянечек передать, что ее нет. Но дядюшка Линь приходил снова и снова. Мама даже подумывала уволиться с работы, а вокруг все твердили одно: раз уж встретился такой хороший мужчина, надо вцепиться в него как следует и держать. Но мамин страх не проходил, ей казалось, что в мужчинах самой природой заложено бросать женщин, как надоевшие игрушки, что в конце ее ждут страдания. Как-то пятничным вечером дядюшка Линь затесался в толпу родителей и вдруг вырос перед мамой, так что она уже не успела спрятаться. На этот раз она согласилась уделить ему несколько минут. Когда последнего ребенка увели, мама и дядюшка Линь сели в опустевшем зале и поговорили. Мама молчала, с начала и до конца говорил только дядюшка Линь, тем не менее этот разговор принес большие плоды. Дядюшка Линь поведал ей о своей жизни. Он был разведен, детей не имел. Бывшая жена оказалась женщиной вздорной, постоянно твердила, что хочет уехать за границу, и три года назад добилась своего – поехала в командировку в Америку и осталась там. Сначала они условились, что дядюшка Линь уволится с госслужбы и отправится за ней. Кто бы мог подумать, что жена так быстро его разлюбит, а может, дело было в грин-карте, – в общем, она сошлась с американцем на двадцать лет старше и потребовала у дядюшки Линя развод. Сначала он не мог принять это известие и какое-то время прятал голову в песок: не подходил к телефону, когда она звонила, ничего ей не отвечал, но в конце концов собрал волю в кулак и согласился на развод.

Разве это не про нее? Мама повернулась и взглянула из-под длинных ресниц на этого неудачливого мужчину. Все счастливые люди счастливы по-своему, а несчастливые похожи друг на друга. И похожие несчастья помогли маме немного развеять свой страх. Теперь ее отношение к дядюшке Линю переменилось, правда, она по-прежнему пугалась его визитов и в панике убегала. Но он не отступал. Думаю, дядюшке Линю понравилась в маме именно ее робость, она была пуглива, как девственница. Шли девяностые годы, эпоха падения нравов, и дядюшка Линь, натерпевшись горя от раскрепощенных женщин, влюбился в мамину наивность и старомодность.

Они играли в прятки с весны и до лета. Как-то летним днем случилась гроза, дождь не прекращался с обеда и до самого вечера, люди оказались заперты в детском саду, и дядюшка Линь тоже. Мама немного попряталась, а потом пришлось выходить: наступила ее очередь готовить. Дядюшка Линь остался на ужин, потом помог ей убрать со стола, навести порядок на кухне. Они вышли на улицу, встали под карниз, с которого струилась вода, и дядюшка Линь под аккомпанемент раскатов грома объяснился маме в любви. А она будто и не слушала, лишь, опустив голову, повторяла, сколько трудностей их ждет. У меня дочь, ей одиннадцать, у меня дочь, бормотала мама. Дядюшка Линь накрыл ее руку своей: я понял, понял. Вместе мы со всем справимся. Договорились?

Осенью они наконец стали по-настоящему встречаться. И однажды в воскресенье мама привела дядюшку Линя знакомиться со мной. Перед знакомством он наверняка подготовился, расспросил ее о дочкиных предпочтениях и в ресторане заказывал только мои любимые блюда, да еще с поразительным терпением чистил мне креветки. Но я все равно видела, что ни капельки ему не нравлюсь. Это не зависело от моего отношения, держись я сколь угодно приветливо и бойко, ничего бы не изменилось. Возможно, само мое существование развенчивало ореол целомудренной стыдливости, окружавший маму. К тому же она чересчур меня опекала – когда мы были втроем, все ее внимание было сосредоточено на мне, а дядюшке Линю ничего не доставалось. Конечно же, мне он тоже не нравился. Ведь он был почти полной противоположностью папы. Многословный, с бурной жестикуляцией, да еще и хохотун. Дядюшка Линь был из тех незамысловатых людей без единой тайны, которую хотелось бы разгадать. А самое главное, он был веселым, энергичным, с активной жизненной позицией, а в моем понимании все эти черты были проявлениями неглубокой личности.

Сразу после обеда дядюшка Линь сказал, что свозит нас в пригород прогуляться у водохранилища. Больше получаса мы ехали на автобусе, а когда добрались до водохранилища, оказалось, там снимают телесериал, съемочная группа заняла все свободное место у берега и не разрешила нам подойти к воде. Тогда дядюшка Линь предложил забраться на гору неподалеку. Всю дорогу он болтал, ни на секунду не умолкая, словно радиоприемник, у которого заело кнопку “выключить”. На полпути мама подвернула ногу, дядюшка Линь тут же сел на корточки и принялся растирать ей лодыжку, потом убежал куда-то и вернулся с палкой. Когда мы остановились передохнуть, они с мамой устроили целое представление, уступая друг другу яблоко. Я сидела на камне и смотрела, как очищенное яблоко постепенно темнеет на воздухе. Я очень устала, мне хотелось поскорее вернуться. Но дядюшка Линь не соглашался, сказал, что мы должны дойти до вершины. Он считал, что это закалит мою волю и поможет вырасти над собой. Всю оставшуюся дорогу он шел рядом и подбадривал меня, рассказывал, какой красивый вид откроется с вершины, какой восторг ждет меня от покорения природы. Покорение природы? До чего наивные слова, скорее уж фантазии о покорении природы. Наконец мы добрались до вершины. Там ничего не было, только идиотский ветер. Но дядюшка Линь с довольным видом интересовался, чувствую ли я восторг, о котором он говорил. Я смотрела в его лицо, блестевшее, как студень из свиной шкуры, и передо мной совершенно отчетливо вырисовывался следующий факт: мама завела себе очень глупого ухажера. Но даже его глупость не вызывала такого раздражения, как мамин влюбленный вид. Она вдруг сделалась хрупкой и нежной, говорила тоненьким голосом, а еще вечно охала и ахала, не могла шагу ступить без инструктажа от дядюшки Линя, как если бы только вчера появилась на свет.