Чжан Юэжань - Кокон [litres]

Пока папа требовал справедливости, обивая порог полицейского участка, бабушка целыми днями сидела у кабинета директора больницы. Она тоже добивалась справедливости, но ее требования были более реалистичны – как жене пострадавшего, ей полагалась компенсация. Дедушка числился сотрудником больницы, преступление было совершено на их территории – само собой, больница и должна понести ответственность. Бабушка приносила с собой табуреточку и сидела в коридоре у кабинета директора с утра и до самого вечера. Пусть у нее не было таких крепких кулаков, как у папы, бабушка владела собственным оружием. Она плакала. Плакала бабушка истерически, почти теряя сознание, она звала дедушку по имени, умоляла его очнуться, посмотреть, как обижают вдову и сироток. Долгий плач и превратил бабушкин голос в леденящий кровь турачий клекот. Но она все-таки добилась справедливости.

Больница пообещала обеспечивать дедушку должным уходом до самой смерти. Кроме того, бабушке выделили ежемесячное пособие. На этом она успокоилась. Но теперь, если ей что-то было не по душе, бабушка брала табуреточку и приходила плакать к кабинету директора. И двухкомнатная квартира, и тетина работа в аптеке были добыты ее слезами. И даже два золотых зуба появились у бабушки во рту благодаря рыданиям.

Как бы там ни было, а дедушкино дело закрыли. Время широкими шагами неслось вперед, каждый день люди отрывали еще одну страницу календаря, как будто сдирали с себя лоскут омертвевшей кожи. Поначалу бабушка, тетя и папа каждый день приходили проведать дедушку, стояли в палате, следили, чтобы медсестра не отлынивала и обтирала его как следует. Потом походы в больницу сократились до раза в неделю, а там и вовсе сошли на нет. Домашние не чувствовали за собой вины: в любом случае, вся ответственность лежит на больнице, а если они начнут изводить себя тревогами о дедушке, то сами же и останутся в дураках.

Лучше бы дедушка умер. После кремации человека ни увидеть нельзя, ни потрогать. Семья ощутила бы настоящую утрату, и горе длилось бы дольше. Но дедушка лежал в больнице, распахнув беззаботные глаза и исторгая на редкость зловонные экскременты. И что бы ни случилось дома, его это больше не заботило. Такое положение дел, конечно, злило, и домашние постепенно перестали о нем горевать. Превратиться в растение все равно что угодить в трещину между жизнью и смертью. Живые отмечают дни рождения, мертвых вспоминают в годовщины смерти, а у растений нет ни того ни другого. Они обходятся без памятных дат.

Но дедушка все-таки существовал. И его присутствие в бабушкиной жизни было прочным и неустранимым. Она по-настоящему осознала это, когда собралась выйти замуж во второй раз. Вообще-то бабушке было на роду написано остаться вдовой при живом муже, но она всю жизнь сражалась со своей судьбой. Родилась она в шаньдунском уезде Цаосянь, семья жила в страшной нищете, и когда бабушке исполнилось шестнадцать, отец просватал ее за сына помещика из соседней деревни. Жених переболел тяжелым полиомиелитом, остался сухоногим и много лет не поднимался с постели. Выйти за такого – это как стать вдовой при живом муже, но семья жениха посулила щедрые подарки, и мой прадед собирался построить на вырученные деньги новый дом, а больше ни о чем не думал. Кто же знал, что бабушка станет так пылко отстаивать свое целомудрие. Увидев свадебный паланкин и музыкантов с гонгами и барабанами, она забралась на крышу отцовского дома, сжимая в кулаке ручную гранату. Такими гранатами бойцы Восьмой армии [57] Восьмая армия – название Народно-освободительной армии Китая в 1937–1949 годах. закидывали японцев, бабушка откопала ее на заднем склоне горы. Она велела сватам живо катиться долой, пригрозила гранатой. Те и опомниться не успели, а она уже вырвала зубами чеку. Граната прошла по дуге, упала точно на крышу пустого паланкина и в один миг разорвала его на куски. Небо заволокло не то пылью, не то селитрой, в воздух взлетели клочья красного шелка. Глядя на это сверху, бабушка вдруг осознала скрывавшееся в ней дарование. На закате, когда облака окрасились розовым, она зашагала по пыльной, пахнущей серой дороге, волоча свое измотанное, но свободное тело прочь из деревни. Так началась ее бродячая жизнь, день за днем бабушка скиталась по округе, просила милостыню, ела и кору, и траву. Когда совсем было отчаялась, встретила отряд Восьмой армии и увязалась за ними.

– Слыхал, ты гранаты здорово бросаешь? – С этими словами мой дедушка впервые обратился к бабушке.

Как и она, он стал солдатом совсем недавно и тоже пришел в революцию ради чашки риса. Бабушка завороженно глядела на бугры его икр, парень был такой здоровяк, что у нее даже сердце зашлось.

Скоро им выдали оружие, тогда и дедушка смог проявить свой талант, и безупречная стрельба сделала его знаменитым в отряде снайпером. Двое талантливых людей сошлись вместе в эпоху смут и волнений и поработали на славу, устроили японцам кровавую баню. Говорили, что вместе бабушка с дедушкой убили несколько десятков япошек. Но в одном из сражений дедушка был ранен в левую ногу, ему пришлось остаться в тылу и перевестись в санитарный отряд, а так бы закончил войну как минимум майором. И чтобы ухаживать за ним в тылу, бабушка тоже отказалась от подвигов на передовой.

Когда дедушка только превратился в растение, бабушка частенько припоминала славную революционную пору, стучала кулаком по столу, обзывала людей, изувечивших дедушку, трусами. Раз они такие удальцы, чего ж не вышли против дедушки на честную драку? Он всякого успел повидать, сколько япошек убил – не перечесть, разве бы он испугался?! И надо же было выдумать такой подлый приемчик! Но годы, когда врагов разрывали на лоскуты одной гранатой, было уже не вернуть, а бабушка пока не привыкла к куда более изворотливым и коварным способам убийства, практиковавшимся в мирное время. Она сражалась и с японцами, и с Гоминьданом, а теперь должна была вступить в схватку с собственной судьбой. Жизнь сделала круг, и бабушка снова вернулась в ту точку, откуда начинала в шестнадцать, – стала вдовой при живом муже.

Когда тетя немного подросла, до нее стали доходить пересуды, которые велись за бабушкиной спиной, – мол, соседка поступает недостойно, заигрывает с мужчинами. Если пошла в аптеку за лекарствами или в магазин за мукой, всегда подолгу торчит у прилавка, болтает с продавцами, хохочет, заигрывает, даже руки распускает – пихается. Если слышит, что к дому подошел точильщик, зазывает его к себе и часами с ним любезничает. Все знали про бабушкино одиночество, но она так выставляла его напоказ, что вызывала насмешки. Однажды бабушка в очередной раз прилипла к прилавку в бакалейном магазине, беседуя с продавцом, но напоролась на его жену, и та велела ей держаться подальше от чужих мужей. Гляжу, ты на мужиках помешалась, сказала женщина. В ответ бабушка расцарапала ей лицо. С тех пор все мужчины обходили ее стороной.