Кирилл Рябов - Никто не вернётся [сборник litres]

– Я вам сто первый раз повторяю, это уже не нужно. Результат не поменяется.

Ульяна отвернулась к стенке, уткнулась в неё лбом и сказала:

– Аркадий не родной отец Виталика. Понимаете?

– О, – сказал Бражников. – А чего, он не знал, получается?

– Вы сами как думаете?

– Ну это интересно. Вы уверены?

– Безусловно.

– Похоже, тогда вам и правда надо будет сдать анализ.

– Когда приехать? Куда?

– Так, сейчас уже, боюсь, поздно. Давайте завтра мне позвоните с утра. Хорошо? Там уже всё решим.

– Ладно.

– А вы ведь мне сниться перестали. Представляете, Ульяна Владимировна? Уже несколько дней. До завтра!

Он отключился.

Ульяна продолжала стоять уткнувшись в стену. Ждала, что скажет Аркадий. Он молчал. Она оглянулась. Аркадия в комнате не было. Ульяна выглянула в коридор, потом вышла на кухню. Он стоял на подоконнике. Окно было открыто.

– Сука! – сказал Аркадий и спрыгнул.

Весна пришла поздно, в конце апреля. Солнечных дней было мало. Снег таял медленно. Ночами подмораживало. Ульяна почти не выходила из дома. Хотя её новый психотерапевт советовал больше гулять ще стараться развеяться, отвлечься. А от нервов принимать таблетки пустырника или валерьянки. Ульяна решила, что он в своём деле понимает не так уж много, и перестала ходить на приёмы. Позвонила Игорю Ивановичу. Сапиго ответил, что принять не сможет, график забит.

– Хотя бы выпишите мне что-нибудь, – попросила Ульяна.

– Ну как я могу вам что-то выписать? – ответил он. – Для этого нам надо встретиться, поговорить. Я посмотрю на вас.

– Ну так давайте, когда?

– Говорю же, сейчас не имею возможности принять вас.

– Издеваешься, пидор?! – закричала Ульяна.

Сапиго вздохнул и повесил трубку.

Она плохо спала. Феназепам закончился. тире Раисы Львовны было неуютно. Время от времени Ульяне казалось, что старуха за ней подсматривает. Она подумывала продать и эту квартиру. Может быть, переехать на другой конец города. Или в пригород. Но на это пока что не было сил. К тому же недалеко находилось кладбище.

Аркадия похоронили рядом с матерью. Примерно через месяц там появилась и третья могила. Ефим исчез. Иногда Ульяне начинало казаться, что всё это время он был только в её воображении. С другой стороны, воображаемый человек вряд ли смог бы, убегая, стащить телевизор и ноутбук.

Коко позвонил один раз, в конце зимы. Он смущался, и от этого его акцент был чудовищен.

– Мы с шена стали попробовать опять, – сказал он. – Маркус пошел на хуй. Ты рад за меня, Юлиана? – Я не Юлиана, – ответила Ульяна и нажала отбой.

Она ждала, что, может быть, он ей ещё позвонит. А потом перестала ждать.

Как-то раз она шла с кладбища к автобусной остановке и заметила священника. Он стоял за оградой часовни, видимо кого-то дожидаясь. Ульяна подошла к нему.

– Хочу у вас кое-что спросить.

– Ну спросите, – сказал он осторожно.

– Я хочу уйти в монастырь. Но я не знаю, как это сделать. К кому мне обратиться?

– Понимаете… – начал священник.

– Просто уже невыносимо, – сказала Ульяна. – Не знаю, что ещё остаётся. Иначе в дурдоме окажусь. Меня крестили в пять лет. Но в церковь я не ходила особо. Это критично? Я брошу. Да и бросать особо нечего. Правда, у меня есть кот. Его бросить не могу. Можно я с котом? А больше ничего не возьму с собой.

Священник кашлянул, посмотрел под ноги.

– Понимаете, – повторил он. – Блин, как неудобно. Видите мою бороду?

Ульяна посмотрела на его бороду.

– Ну вижу. А что?

– Она ненастоящая. И ряса тоже. Волосы настоящие, да, я отрастил.

– Вы что несёте? – спросила Ульяна.

– Просто я не священник. Я артист. Мы там кино снимаем.

Он показал на часовню.

– Небольшой эпизод. Я вышел покурить.

И показал Ульяне незажжённую сигарету.

– А, – сказала Ульяна.

– Вы попозже приходите, тут будет настоящий батюшка! – крикнул он ей уже вдогонку.

В автобусе Ульяна задремала. А когда проснулась, увидела за окном лес и поняла, что едет не в ту сторону.

Самолёт взлетел, прочертил небо и без происшествий приземлился на посадочную полосу небольшого аэродрома. Барановский спустился по трапу и достал сигареты. Было позднее утро. Над одноэтажным зданием аэропорта висело пасмурное небо. Моросил холодный октябрьский дождик. Он поднял ворот плаща и закурил. Достал смартфон и выключил «режим полёта». От брата пришло эсэмэс: «Вань, я на стоянке». «Сейчас подойду, Миш», – написал в ответ Барановский, убрал смартфон в карман и быстро высосал сигарету до фильтра.

Миша вылез из салона старенькой «шестёрки» и кинулся обниматься. От него пахло бензином.

– Ну привет, привет, – смущённо пробормотал Барановский, хлопая брата по спине.

– Как долетел? – задал тот дежурный вопрос.

– Нормально. Соседка опрокинула мне на штаны стакан сока.

– Симпатичная?

– Старуха. Руки ходуном ходят. Наверно, у неё Паркинсон или что-то такое.

– А сок был какой? – спросил зачем-то Миша.

– Томатный. А что?

Брат пожал плечами.

– Да не знаю, просто. Едем?

Барановский кинул сумку на заднее сиденье.

– Это у тебя все вещи?

– Ага.

– Не много.

– Я завтра ночью улетаю.

– А, – сказал Миша.

Он был младше на шесть лет. И слегка робел. Весной ему исполнилось тридцать три. Барановский прислал по почте в подарок свою книгу, с автографом. Хотя и подозревал, что Миша вряд ли станет её читать. Зато сможет похвастать перед друзьями, что старший братец известный писатель, живущий в Москве.

– Ты изменился, постарел, – сказал Миша, выруливая на шоссе. – Пьёшь?

– Да не очень, – пожал плечами Барановский. – А ты?

– Что ты, Вань! Мне же в прошлом году желчный пузырь удалили. И поджелудочная барахлит. А то бы бахнули за встречу, конечно. Сколько не виделись?!

– Восемь лет, – сказал Барановский, потом понял, что вопрос был скорей риторический.

Он смотрел в окно. Родной город не изменился. Стало больше рекламных щитов, из-за которых торчали невзрачные малоэтажные дома. Тоскливо. Барановский подумал о Лизе Матвеевой. Шестнадцать лет назад он чуть не повесился из-за неё. Долго стоял на табуретке с бельевой верёвкой на шее, но так и не решился спрыгнуть. Маленькое постыдное воспоминание. Иногда оно раздувалось и занимало все мысли. Несколько раз он звонил ей по пьяни, уже живя в Москве. К счастью, не дозвонился. Знакомый психотерапевт назвал это «незавершённым гештальтом». Лиза бросила его слишком резко. И в тяжёлый момент. Умер отец. Мама лежала в больнице после сердечного приступа. Барановскому казалось, он тонет. И тут Лиза, воображаемая будущая жена и мать его детей, вместо спасательного круга кинула ему наковальню. Свалила к Сане Кожухову, чемпиону области по боксу, сыну главы района. Барановский даже не мог его избить. Правда, через несколько лет Кожухов женился на дочери директора мясокомбината и сам бросил Лизу. Интересно, что сейчас с ней? Жива ли вообще? В этом заскорузлом городе красивые девушки часто превращаются в злых, сильно поддающих тёток. Если вовремя не уезжают.