Алексей Сальников - На этом месте в 1904 году

«Снято!» — шепотом сказал Никита, подразумевая выдуманное им проклятие.

Было тихо, но весь мир и поселок были полны этим шумом, который возникал, если прикрыть уши руками. Отсюда казалось, что церковь стоит на поляне вровень с поселком, а все эти дома, даже двухэтажные, даже те, что, казалось, стояли где-нибудь на отшибе, тонули в зелени окружающей и той, что лезла из земли в разных местах прямо среди строений, тропок и дорог, причем железной дороги вовсе не было видно из-за леса. Так что все это жалкое скопище строений будто возникло само собой среди леса и уже тонуло постепенно в этом лесу, как в болоте. Несколько секунд, не больше, глазел он сверху на окрестности, а потом вестибулярный аппарат, опережая зрение, дал знать Никите, что произошло какое-то движение. Никита неожиданно для себя оказался среди живой хвои, ощутил ее запах и запах смолы — это его сухое дерево упало и оперлось на ель по соседству. «Нужно, наверное, перелезть» — догадался Никита, отпустил ствол сухой и зацепился за живую ветку, чувствуя, что марает руки чешуйками коры, проследил, как мертвая ель с ее металлической бляхой падает дальше, вдоль светлой каменной стены, покрытой трещинами, а затем до него донесся звук, далекий и потому сведенный расстоянием до безобидного: будто кто-то пнул кучу сухих осенних листьев. «Если это так, если так оно и случается, то это совсем не страшно» — решил Никита про смерть и стал спускаться, руки его и ноги при этом были слабы, как от пережитого ужаса. Это тело боялось перестать быть, а не Никита, это оно хотело успеть что-то, желало закрепить свое существование среди этих поселков, городков и городов, карабкающихся из разрушения и саморазрушения, это оно хотело оставить после себя что-то или кого-то, но это Никита понял гораздо позже, не в тот день.

Тогда он просто просидел возле гостиницы, тупо глядя в одну точку, потому что впрыснутый в кровь адреналин все гулял и гулял кругами по обеим его каруселям кровообращения, не давая ожить и снова стать веселым и спокойным, а когда все утихло внутри до спокойствия и возможности глядеть по сторонам, Никита стал отвечать на телефонные реплики, а потом пошел и лег спать, и по-прежнему он не смог выключить свет: страх темноты был все еще при нем.

Много времени спустя, когда все они уже выросли и даже отчасти забыли, как познакомились, возникла переписка, в которой Пауль признался, что для него эти недели были вроде сказки братьев Гримм. Вот был герой, который попал в волшебную страну, познакомился с феей, а она привела его через реку к волшебному камню, который нужно было расколоть, чтобы получить сокровище. Пока герой раскалывал камень, познакомился еще с одним персонажем, который хотел компании. Вот эта вот фраза: «И решили они жить вместе», она ведь точно передает все это желание дружбы в незнакомом краю. Было там и чудовище, которому они помогали, чтобы убрать проклятие, оно пришло и дало им воды и дров, показало дорогу, пилу подарило, имелся даже аналог бобового стебля, по которому можно было добраться до страны великанов.

И если верить пересказам Никиты о том чувстве, что прошло сквозь него на верхушке ели, — страну великанов он если и не посетил, то одним глазком заглянул. Можно сказать даже, что несколько секунд сам Никита являлся великаном, потому что выше него в тот момент в поселке и окрестностях не было никого. Да и в целом Никита был тем летом из разряда сказочных персонажей, которые говорят: «Давай дружить, я тебе еще пригожусь» и действительно проворачивают кучу всяких полезных дел — и никакая опасность их не берет — на них не падают ни треснувший камень, ни трухлявая стена, их не кусает бешеный барсук, не берет никакая болячка.

Для Вики, по ее словам, все было вроде театра пантомимы с субтитрами или заранее прочитанным либретто, причем к концу второй недели пантомима вдруг стала понятна как-то сама собой, мальчики сами не заметили, как научились включать больше мимики и движений в свои разговоры. С высоты прожитых лет, хотя это была не такая еще большая высота, она видела все эти приключения как спектакль в трех действиях, в первом действии все происходило возле трактора, во втором — на реке, в третьем — на утесе. Себя она вообще не помнила в этой постановке, в память ей запали два таких похожих друг на друга актера, все более разыгрывающихся к финалу, и до сих пор она видела их такими, как тогда, просто запрятанными в рост и щетину.

«А у тебя как?» — поинтересовалась Вика.

«Для отца, когда я ему уже во время учебы в институте рассказал, как все было, это триллер оказался. Он сказал, что если бы сразу знал, что мы творили, то просто умер бы еще там, где мы с местным мужчиной познакомились и в гости к нему, можно сказать, захаживали. А для меня, чем дальше, тем больше похоже на фильм, где смотрю со стороны, даже не из первого ряда, а так, эпизод выхватываю из трейлера, а там, хоба-на, ворона, скачущая по краю крыши, скалящийся барсук, падающая ель, Слендермэн такой возле детей трется».

«Надо сына к вам свозить, — написал Пауль. — Если жена не ляжет костьми».

«Не ляжет, — ответила Вика. — Там теперь даже бургер-кинг есть, все в муравейниках этих наших стеклянных, и даже непонятно, где там что стояло раньше, даже скалу срыли подчистую».