Мона Авад - Зайка

– Он и правда немного похож на Зевса, – говорит Кексик, массируя мою шею.

– Саманта, – Жуткая Кукла берет меня за руку. – Уверена, Роб очень хотел пойти на выпускной с тобой.

– Конечно, хотел! Наверняка он просто побоялся тебя пригласить!

Кексик снова немилосердно тянет меня за волосы. Не знаю, что именно она там с ними делает, но ощущение такое, будто вяжет морской узел.

– Прямо как мы в прошлом году, – добавляет Жуткая Кукла.

– Вы? – выдыхаю я, морщась от боли.

Вспоминаю прошлый год. То, как они смотрели на меня с противоположного конца комнаты во время разных мероприятий. Как мы вместе ждали у Пещеры, ожидая, когда придет Лев и отопрет дверь. Они обычно сидели на полу под дверью, прижавшись спиной к стене, словно у них не было сил стоять, внезапно отказывали ноги, и в итоге они приваливались к гигантским часам с маятником, точно брошенные куклы. Улыбались друг другу. Обсуждали прошедший вечер мягкими голосами, вставляя словечки на греческом. Всякий раз, когда подходила я, они резко замолкали. Поднимали взгляд, а затем и головы, запрокидывали их все дальше, чтобы увидеть мое лицо, ведь я такая высокая. В джинсах и футболке чаще всего с изображением какого-нибудь зубастого зверя. И если они думали, что я надеваю такие вещи, чтобы досадить им, что ж, они не ошибались. Иногда кто-то из них, обычно Кексик или Жуткая Кукла, здоровались со мной или спрашивали, как дела, в то время как Герцогиня и Виньетка лишь обменивались многозначительными взглядами.

– Классная сумка, Саманта, – могла сказать мне Жуткая Кукла. – Где купила?

И я никогда не знала, как на это реагировать. С чего бы ей вдруг хвалить мою сумку?

– Я нашла ее в подвале.

– А, прикольно.

Или:

– Мне нравятся твои сережки, – говорила Кексик, хотя уши у меня не проколоты.

Ну и что тут ответишь? Обычно я просто смотрела на нее, и все.

Или:

– Чем занималась вчера вечером, Саманта?

Это, что, вопрос с подвохом?

И какую бы банальщину я ни выдавала в ответ, они обычно говорили – прикольно . Кивали и переглядывались.

– Да, конечно! – говорит Жуткая Кукла. – И сейчас еще немного боимся. Ты ведь такая… В общем, он наверняка часто вспоминал тебя все эти годы.

– Да, конечно, вспоминал! Это факт! – Кексик так яростно дергает меня за волосы, что кажется, будто моя голова охвачена огнем.

Каждый нерв под кожей верещит от боли.

– А вдруг он от отчаяния уже наложил на себя руки? Представляешь?

– Кира, ничего он не мертв! Хватит все подряд превращать в эти твои ужастики. Скорее всего, у него просто вдребезги разбито сердце, а жизнь лежит в руинах. Но я готова поспорить, будь он сейчас здесь, он сказал бы: «Саманта, о боже, милая Саманта, потанцуй со мной. Умоляю, будь матерью моих детей!» – она чуть поворачивает мою горящую голову к зеркалу, и оттуда на меня смотрит совершенно незнакомая мне девушка. Ее челка гладко зачесана назад. А прическа! Она похожа на королеву какой-то сказочной страны. Глаза блестят от слез – так ей больно.

– О боже, это просто потрясающе, – восхищенно вздыхает Кексик. – Я – настоящая фея. Что скажешь?

Но спрашивает она не у меня, а у Жуткой Куклы.

– Мне кажется, будь Роб Валенсия сейчас здесь, он скончался бы на месте. Особенно если ты наденешь это, – она протягивает мне платье с принтом из обезглавленных девочек.

Их головы с высокими, похожими на улей прическами плавают в воздухе рядом с телами.

– Марии-Антуанетты, – говорит она.

Они ведут меня в гостиную, где Герцогиню и Виньетку кружат на импровизированном танцполе их смазливые партнеры. У них ничего общего с унылыми ботаниками из танцевальной школы. На лицах нет печати заядлых дрочеров. Их рубашки – чистые и выглаженные. И в ледяных глазах нет голодного блеска. Увидев меня, Герцогиня прижимает ладонь к груди, перетянутой тугим корсетом. Виньетка просто усмехается.

– Разве она не прекрасна? – улыбается Кексик.

– Очень прекрасна! – говорят они.

– Саманта, – Герцогиня сжимает мои ладони с таким состраданием, будто я отсталая. – У нас для тебя сюрприз.

Перед моим внутренним взором возникает изящно упакованная коробочка, полная жирных вонючих червей.

– И какой сюрприз?

Они переглядываются и улыбаются.

– Так, ты пока устройся поудобнее, а мы скоро вернемся, договорились?

– Подожди, чт…

– А наши друзья пока что тебя развлекут. Хьюго, Беовульф, Блейк, Ларс, это Саманта. Саманта , – повторяет Герцогиня, но немного громче, так, словно обращается к наполовину глухим или иностранцам, или просто дурачкам.

– Саманта, – повторяют они в жутковатый унисон.

Но с места не двигаются и просто глазеют на меня. Зайки, хихикая, скрываются за дверью.

Какое-то время мы стоим напротив друг друга в полной тишине. Мне кажется, что пол под моими ногами начинает раскачиваться. Кейт Буш все еще поет «Грозовой перевал». Какая же длинная песня. У нас над головами бессмысленно вращается диско-шар. Я делаю несколько крупных глотков пунша и пристальнее вглядываюсь в незнакомцев. Беовульф похож на молодого Марлона Брандо, остальные трое тоже напоминают каких-то актеров не то из фильмов, не то из сериалов, что идут по телеку. На всех – синие костюмы. И все они поглядывают на мою прическу так, словно это вулкан, который вот-вот рванет.

– Так вы все учитесь в Уоррене? – наконец, спрашиваю я, допивая пунш.

Они переглядываются. Один из них, кажется, Ларс, покашливает, даже не пытаясь прикрыться. А затем Беовульф задумчиво произносит:

– Красота твоя тонка и замысловата, точно строчка, выведенная рукою Пруста.

Я не выдерживаю и смеюсь, но Беовульф не шутит, он чертовски серьезен. И даже салютует мне напоследок пластиковым стаканчиком с пуншем. И еще на нем перчатки из черной кожи.

– Мелани Шинглер рядом с тобой портовая проститутка, – говорит парень, стоящий рядом с ним, Блейк вроде бы, – страшная, носатая, да и краситься не умеет. Прежде я этого не замечал, потому что был идиотом, но с тех пор я сильно изменился.

А затем и он салютует мне, даже слишком торжественно и высокопарно. Теперь я замечаю, что на нем тоже черные кожаные перчатки. Как и на всех остальных.

В этот же миг сверху неожиданно доносятся крики.

– Боже, что это было?

– Саманта, – перебивает Беовульф, – Саманта. Расскажи нам что-нибудь о себе.

– Да, расскажи нам все, Саманта.

– Саманта, мы очень хотим послушать.

– Саманта, – Блейк сжимает мои руки в своих. – Мы умираем от любопытства.

Выглядит он так, словно и правда умирает. Хотя, может, просто пьян. Сверху доносятся новые вопли.

– Ребят, вы слышите? – спрашиваю я.

Они переглядываются. По их смазливым мордашкам пробегает неподдельное недоумение.