Шанель Клитон - Следующий год в Гаване

— Наверное, моя безопасность уже давно находится под угрозой. Они считают меня неблагонадежной. И не считай отъезд бегством или поражением. Предлагаю назвать его стратегическим отступлением.

— Ты предлагаешь мне покинуть свою страну, свою семью, свой народ. Мой отец погиб, сражаясь за то, во что верил. А я должен сейчас сбежать, чтобы спасти себя. Как я потом буду с этим жить?

Мое сердце разрывается, потому что мне очень знакомы его переживания. Он считает себя обязанным чтить свою семью и жить так, чтобы быть достойным тех жертв, которые принесли его предки. И в то же время никогда еще пропасть между нами не была так велика. Те девяносто миль, которые отделяют Кубу от Соединенных Штатов, кажутся мне непреодолимым расстоянием.

— От того, что ты умрешь, лучше не будет никому. Если так случится — что будет делать твоя семья? Если ты останешься жив, то у тебя по крайней мере будет возможность посылать им хорошие деньги — гораздо больше, чем они могут заработать здесь. За пределами Кубы у тебя больше возможностей. Там ты не столкнешься с теми запретами и ограничениями, которые налагает на своих граждан кубинское правительство.

— Ты хочешь, чтобы я поехал с тобой.

— Да, это так.

— Ты этого хочешь, потому что любишь меня? Или потому, что считаешь это правильным решением? — спрашивает Луис.

Как он догадался о моих чувствах, если я сама разобралась в них совсем недавно?

— Потому что я люблю тебя. А еще потому, что считаю это единственно правильным решением.

Когда я произнесла слово «люблю», он на мгновение закрыл глаза, словно произнеся это слово, я нанесла ему удар. Потом его глаза открылись.

— Я не боюсь умереть за то, во что верю.

— Даже если и так, скажи, какой смысл будет от твоей смерти? Не ты первый и не ты последний. Разве от этого что-нибудь изменится? Ровным счетом ничего. Я считаю, что лучше быть живым в Соединенных Штатах, чем мертвым на Кубе.

Он перебивает меня.

— Ты не понимаешь. Ты рассуждаешь так, словно Куба — это просто одно из множества мест, где можно жить. Как будто уехать отсюда означает просто упаковать свои вещи в коробки и перевезти их из одного дома в другой. Для меня это не так. Здесь мой дом. Это моя страна.

— Как можно любить страну, которая так поступает со своими гражданами? Правительство готово бросить тебя в тюрьму за то, что ты выступаешь против царящих здесь бесчинств. Когда я ехала сюда, то очень хотела полюбить Кубу. Я пообещала себе, что не поддамся влиянию общественного мнения — мнения тех, кто живет в Майами, пообещала себе, что буду на все смотреть открытыми глазами, оценивать происходящее беспристрастно и не вешать ни на что ярлыки. Да, я не родилась здесь, но во мне течет кубинская кровь. Как ты можешь бороться за то, чтобы остаться там, где тебя не хотят видеть? Там, где тебя ожидает смерть? Ты же умный человек. Разве ты не понимаешь, что это бессмысленно? Это лишено всякой логики!

— Разве в основе любви лежит логика? Да, возможно, в этом моя слабость, но это моя страна. Как я могу не любить ее?

— Но какова цена этой любви?

— Когда что-то любишь, цена не имеет значения.

— А как же я?

Луис грустно улыбается.

— Марисоль, ты же знаешь, что я тебя люблю. Не проси меня выбирать между тем, кого я люблю, и тем, кто я есть. Я боюсь, что из этого не выйдет ничего хорошего.

— Я не прошу тебя выбирать. У тебя нет возможности выбирать. Они сделали выбор за тебя. Если ты останешься здесь, ты умрешь. А смерть — это не продолжение жизни. Умерев, ты не сможешь продолжать свою борьбу, и твоя смерть не будет ничего значить. Если ты выберешь переехать в Майами, ты останешься жив, и тогда ты сможешь принести больше пользы своей стране, чем если решишь остаться в Гаване и умереть.

— Так говорят все изгнанники.

— Даже если и так, то что с того? По крайней мере мы сохранили в сердце ту Кубу, которой здесь больше нет. Мы единственные, кому удалось ее сохранить.

— Ты не можешь жить в музее, Марисоль. Вы сохранили образ старой Кубы, но проблема в том, что ее не существует. Зато есть другая, реальная Куба, которая живет и дышит. Вы, живущие в Майами, слишком увлеклись борьбой с воображаемыми призраками. А мы, живущие здесь, ежедневно боремся и, истекая кровью, решаем реальные проблемы. Ваша эмигрантская община ничего не знает ни о нашем черном рынке, ни о наших проблемах с нехваткой жилья, ни о пробелах в нашем так широко разрекламированном на весь мир доступном бесплатном образовании. Вы ничего не знаете о том, что мы ежедневно сталкиваемся с расовой дискриминацией. Ты до сих пор не можешь успокоиться и продолжаешь злиться оттого, что у твоей семьи отобрали великолепный особняк, в котором сейчас живут люди, которых ты ненавидишь больше всего на свете.

— Так просвети нас. Переезжай в Майами, начни общаться с эмигрантами, стань частью общины, объясни нам, где мы заблуждаемся. После смерти Фиделя отношения между нашими странами меняются. На место враждебности приходит очень практичный подход Соединенных Штатов по отношению к другим странам. Мы находимся на пороге нового этапа кубино-американских отношений. Возможно, у нас есть шанс на то, что ситуация изменится к лучшему. Что будет, если я напишу статью не о туристических местах, а о том, как живет современная Куба? Что будет, если ты расскажешь людям в Майами свою историю? Нам это поможет — люди смогут узнать правду о проблемах, стоящих сейчас перед Кубой.

— Несмотря ни на что, у меня ощущения, что я предаю свою страну…

— Твоя страна давно тебя предала. Это не ваша страна. Вас предали — сначала предал Кастро, а теперь, после его смерти, вас продолжает предавать его призрак… В пятьдесят девятом году вам были даны обещания, которые сразу и были нарушены. Нынешняя Куба принадлежит режиму, но это не значит, что это правильно и так будет всегда. Сейчас для тебя отступление — это своего рода маленькая победа. Сейчас ты не можешь выиграть в этой битве. Но ты не сдаешься, ты просто даешь себе шанс изменить систему, находясь там, где тебе не придется играть по их правилам.

Он качает головой. Я вижу в его глазах блеск, которого не было еще несколько минут назад.

— Ты же знаешь, что я права.

— Возможно, — соглашается он.

— Нам приходится довольствоваться теми возможностями, которые нам представляются. У нас есть шанс вытащить тебя отсюда, и мы должны им воспользоваться.

На некоторое время Луис замолкает. Ни он, ни я — мы не произносим ни слова. Есть только наше дыхание и шум вентилятора под потолком. Наконец Луис произносит:

— Я знаю.

Выходя из дома, я столкнулась с Кристиной. Она сидит на ступеньках, курит сигарету и смотрит на ржавые ворота.

— Ты хочешь, чтобы он уехал с тобой, — произносит она ровным голосом, даже не взглянув на меня.